Рассказы

Алексей опять съежился и ушел головой в плечи.

– - Какая же у нас утка?
– - торопливо заговорил он.-- Ежели стрелять, то совсем нечего. Нет уток.

– - Как нет?-- удивился Петр Егорович.-- Сейчас говорил, что есть?

– - Нет, нету!
– - сухо и решительно сказал Алексей и отвернулся к лошадям.

"Совсем блаженный!
– - опять подумал про него Петр Егорович,-- не понравилось, что я охотиться собираюсь".

Вдруг под самые ноги лошадей упал яркий красный свет, по жнивью скользнули уродливые тени коней и тарантаса, и у самого края дороги, справа, показался костер. Пристяжная насторожилась, запрядала ушами, прижимаясь к кореннику, а мимо Петра Егоровича мелькнули очертания двух телег, сдвинутых вместе, задумчивая морда лошади и перед самым костром, среди сидящих темных силуэтов, маленькая фигурка девочки в красном платке.

Девочка повернулась и глядела на экипаж.

– - Ах, бедные! ах, несчастные!
– - громко сказал Петр Егорович,-- В такой-то холод!

Алексей беспокойно завозился на козлах,-

– - Намедни у Пахома помер парнишка-то,-- торопливо сообщил он.

– - У какого Пахома?
– - спросил Петр Егорович.

– - Разве не знаешь Пахома? Ведь у него два мальчонка-то; махонький вот и помер. Тоже в поле так-то... У барыни нашей лечили, да нет! помер.-- Алексей громко вздохнул и покачал головой. Вдруг он встрепенулся.

– - Барин! а как по-вашему, по-ученому: детская душа с земли прямо к богу?

Он повернулся и глянул в лицо Петра Егоровича, ожидая ответа. Петр Егорович крякнул.

– - А не знаю, брат,-- равнодушно ответил он.

– - Я полагаю, что прямо,-- с жестом правой руки горячо заговорил Алексей.-- Потому как душа детская невинная, она безгрешная..,

– - А ты женат?
– - спросил барин,

– - Я-то?
– - удивился Алексей.-- Нет. У меня никого нет. Один я. Чисто. Совсем один.

– - Дорогу-то разглядывай!
– - прервал его Петр Егорович.

Алексей вздрогнул и притих.

– - А лекарства с тобой нету, барин?
– - немного погодя робко спросил он.

– - Какого лекарства?
– - удивился Петр Егорович.

– - Да вот грудь у меня все ломит; грудь и спину... Чахотка, что ли, доктора называют?

– - А-а!
– - протянул Петр Егорович.

– - Ничего мне легче нет, а целую бутыль я на себя извел: все терся, все терся... Болит!

– - Лекарств у меня нет, я не врач,-- сказал Петр Егорович.

– - Вот ведь горе-то!
– - сокрушенно вздохнул Алексей.-- Кто без меня за садом уходит? Теперь сколько дела! Мне все Иван Афанасьевич показал, всему научил: "Молодые деревца, говорит, окутай, обвяжи..." Ах, барин, уж и сад: цветочков мы из ящиков по весне высадили, так еще теперь цветут. Астрой называется цветок. Красив! Ты, барин, посмотри у нас астру. Опять еще капусту не рубили. Веселая капуста! Только бы мне здоровья! а здоровья не будет, кто за садом?..

Петр Егорович уже не слушал, он дремал, увернувшись в шубу. Сквозь легкую дрему ему все еще мерещилась степь, костры...

И эти костры стягивались кругом него, подбираясь все ближе и ближе, окружая его все теснее со всех сторон. Ему становилось жарко и душно от дыма и пламени. И вдруг впереди него метнулась громадная фигура Алексея и взмахнула руками.

– - Братцы, к богу, к богу!
– - восторженно вскрикнул он, закидывая голову с искаженным от мученической радости лицом.

– - К богу!

Он ринулся в костер, прямо в пламя, а в степи прошел гул, словно стон, побежали тени маленьких темных людей, и эти люди тоже стали бросаться в костры и кричать: "к богу"!

Петра Егоровича что-то сильно ударило в голову. Он проснулся и выпрямился, освобождая лицо из воротника шубы. Кругом было темно, но когда Петр Егорович огляделся, он увидал, что они стоят внизу, в балке, у поворота на мост, а на мосту кричат и суетятся люди. Алексея на козлах не было.

– - Что такое? Что случилось?
– - крикнул Петр Егорович.

– - Держал бы вправо... вправо!
– - кричал чей-то голос.

– - Говорят ему, лешему!..

– - На мост лезет... В объезд бы...-- доносились до Петра Егоровича отдельные возгласы.

– - Что такое? Алексей!
– - крикнул он, привставая.

Алексей подбежал и опять по-обезьяньи полез на козла.

– - Куда ты, дурак, пропадал? Что случилось?

– - Да мужики... мужики, вишь, на мосту завязли. Лошадям было ноги поломали. Разве же этот мост для езды?
– - возбужденно пояснил Алексей.

Петр Егорович разоспался и был не в духе.

– - Чего это их?.. целый обоз?

– - Обоз. С работы ушли, от Андреева.

– - Куда едут-то?

– - Да так... Нанимаются. Прослышали, что на Вилков хутор рабочих берут, вот и поехали. Ох, барин, держись!

Тарантас охнул, погрузился по подножку в жидкую грязь и понесся, подскакивая, вверх по крутому откосу балки.

"Без дороги жарит, дурак!" -- подумал Петр Егорович, распахиваясь и хватаясь за что попало, чтобы удержаться на месте. Мельком он увидал обоз; несколько телег в одиночку и парой, медленно ползли вдоль темной балки, и среди скрипа колес слышались голоса и пискливый крик ребенка.

– - Отчего они уехали?
– - строго спросил он, кивая на обоз.

Алексей пустил лошадей шагом.

– - От обиды,-- тихо ответил он,-- от обиды уехали.

Вдруг он опять обернулся лицом к Петру Егоровичу.

– - А что, барин, как по-вашему, по-ученому,-- заговорил он,-- правда это, что всякая обида, всякая слеза к богу росой поднимается?

Барин опять уже начинал дремать.

– - А не знаю, брат,-- сердито ответил он, кутаясь в шубу.

Впереди небо было темно и облачно, и только справа эффектным зрелищем догорала солома, которой выжигали ток. Она одна еще освещала сбоку тарантас и задумчивую фигуру на козлах.

– - Ну, пошевеливай!
– - приказал Петр Егорович.

Алексей заволновался, подобрал вожжи.

– - Теперь до самого хутора, барин, костров не будет, в стороне оставим,-- сказал он.

Петр Егорович что-то промычал. Алексей повернулся, и его испитое, длинное лицо слабо озарилось далеким отсветом.

– - Ишь, курится...-- мечтательно произнес он.-- Люди-то с своим горем-нуждой на земле, а кровь-то их ишь... в небе! Это бог их видит и сказывает... Люди-то!

– - Ты у меня будешь править... или нет?
– - гневно крикнул Петр Егорович.