Рассказы
Шрифт:
Утром разбудила меня Настя, принесла, как всегда, чай.
– Вставайте, - говорит, - барышня, десятый час. Я тихонько руку из-под одеяла вытянула (боюсь, не лапа ли!) слава Богу! Кончился дурацкий сон. Даже смешно стало.
А Настя подходит к окну и говорит: - Это кто же здесь наследил-то? Вот - словно лапы. Прямо от вашей кровати.
Стоит Настя и переводит глаза с меня на эти следы и опять на меня, и чувствую я, что она что-то подозревает, о чем-то догадывается. И такой меня охватил ужас, что я на минутку сознание потеряла. Подумайте только! Чуть не обморок. Настя ничего не сказала и ушла, а я снова заснула. И вдруг
Открываю глаза - Настя с подносом. Принесла чай. Ничего не понимаю. Чувствую, что вся разбитая, голова тяжелая. Спрашиваю - который час?
Отвечает - "десятый".
Значит, думаю, мне приснилось, что она уже приходила. И тут же заснула снова и вероятно не позже, как через полчаса, проснулась. Вижу - поднос на столике, нетронутая чашка с чаем... Который же Настин приход мне приснился, а который настоящий?
Одеваюсь. Вижу на локте синяк. Вспомнила, что когда прыгала, так стукнула лапу об карниз. Пошла к маме здороваться, а она как раз кухарке обед заказывает. Я и спрашиваю:
– Скажите, Прасковья, у нашей молочницы собственная корова?
– Как же, - говорит, - собственная. Я ей часто хлеб сухой отдаю. Сегодня утром как раз целую торбочку дала. Она рада.
У меня даже голова закружилась. Теперь слушайте дальше. Приходит к завтраку наша соседка, мадам Марьцева. Увидела меня, засмеялась и говорит:
– А мне сегодня ночью видение было. Чувствую, что на меня кто-то через окно смотрит. Подошла к окну, вижу - кошка. Пригляделась, а у нее совсем ваше лицо! До того смешно - ведь вы вообще совсем на кошку не похожи.
Можете себе представить мой ужас! Я еле досидела и сразу после завтрака к вам. Посоветуйте, что мне делать? Я больше дома ночевать не хочу. Я боюсь. Неужели я оборотень?
И дико было это все, и смешно, и жалко ее, бедную. И нужно было все-таки что-нибудь придумать.
– Это, - говорю, - у вас психоз. А она в ответ вполне разумно:
– А если психоз, так выручайте из психоза. Только почему это все такие странные совпадения? Сознайтесь, что довольно странные?
Долго обдумывали и наконец решили: сегодня же Иля уедет на месяц в Москву. Перед отъездом пошлет проклятой баронессе подарок: хорошенькую ангорскую кошечку в корзине цветов и нежнейшее письмо со всякой белибердой: "очаровательной колдунье от очарованной и т. д." Так и сделали.
Баронесса вскоре скрылась из Петербурга, а с Илей встретилась года через полтора.
– А помните...
– начала я, улыбаясь. Но она быстро прервала меня.
– Ради Бога, только не вспоминайте о той ерунде Неужели вы не понимаете, что о таких болезненных переживаниях никогда не следует напоминать?
"Остряки"
Hа свете много благотворителей.
Одни жертвуют тайно, другие жертвуют открыто. Одни отдают деньги, другие отдают свою деятельность.
Hо есть еще один вид благотворителей, - тихих, незаметных, непризнанных, в большинстве случаев даже гонимых. Они служат человечеству самоотверженно и безвозмездно, и так самозабвенно предаются этому служению, что ни удары судьбы, ни удары озверевшего человека не могут сбить их с раз избранного пути. Я говорю об остряках.
Кому не случалось встретить в обществе человека, все время напряженно старающегося сострить. Раз не удалось - не беда. Он только слегка покраснеет, но не отступится. Придумает новую остроту, или с тем же
самоотвержением повторит второй раз ту же самую. Результаты последуют такие же, как и в первый раз, но он не упадет духом и, отдохнув немножко, снова примется за то же со странным усердием, точно ему за это платят.Окружающие относятся к остряку худо. Если знакомы с ним мало, то на его счет только переглядываются. Если он свой человек, то говорят ему прямо и жестоко:
– Hу, это вы, знаете ли, слабо!
Или примутся притворно стонать:
– Ох, убил! Убил!
– Ох, надо же было предупредить! Hельзя же так сразу!
– В другой раз осторожнее, молодой человек, вы этак людей искалечить можете!
Издеваются над ним долго, кто во что горазд, а он молчит, смущенно опускает глаза и только криво улыбается улыбкой нищего, которого попрекнули его рубищем.
И никто не понимает, что перед ними сидит и криво улыбается представитель самого самоотверженного и бескорыстного служения человечеству.
Посмотрите на такого остряка в тот момент, когда какая-нибудь неприхотливая душа усмехнулась на его шутку.
Он весь покраснеет, задрожит, заикается, и лоб у него вспотеет, и он несколько раз подряд повторит свою шутку, ожидая, что, мол, может быть, и еще раз вызовет она тот же эффект.
Корыстной подкладки здесь нисколько нет. Вы сами понимаете, что этими редкими, кислыми улыбками на щеках слушателей он семьи своей не прокормит. Да ему ничего и не нужно. Он живет для того, чтобы радовать окружающих. А разве это не высокая цель?
***
Остряки бывают нескольких категорий.
Одна - и это самая низкая, потому что элемент личного творчества отсутствует в ней совершенно - питается готовыми анекдотами.
Остряк такой категории остановит вас вдруг посреди серьезного разговора и деловито осведомится:
– Слышали вы новый анекдот про оконную раму?
– Я и старых-то про оконную раму не знаю!
– Hу, как же вы так? Вот слушайте.
И пойдет.
Если заметит, что анекдот не понравился, расскажет второй. А если заметит, что понравился, то, повторив его два раза, расскажет десять других, а остановить его сможет разве только вторжение какой-нибудь чрезвычайной силы, если на него, например, наедет мотор в сорок лошадиных сил.
Большинство остряков рассказывает анекдоты очень плохо. Вяло, длинно не поймешь, кончил он или еще тянет.
Или, напротив того, в самом начале принимается сам хохотать и подготовляет слушателя к чему-то необычайно смешному, так что тот непременно, узнав конец, разочаруется.
– Только-то и всего?
– Как только-то и всего? Да вы, верно, не поняли?
И он опять начинает.
Hекоторые добросовестные остряки, принимаясь за анекдот, сначала расскажут конец его и подробно объяснят, в чем дело, а потом уже отпрыгнут к началу и дадут вам вещь всю целиком.
Подготовленный таким образом, слушатель может засмеяться, только если он очень добрый человек, чувствующий благодарность за то, что его избавили от тяжелой работы самому разбираться в пластах анекдотической соли.
Остряки второй, более высокой категории придумывают остроты сами. Многие из них, положим, втайне принадлежат к первой категории, но тщательно это скрывают. Они питаются теми же общеизвестными готовыми анекдотами, только всегда уверяют, что приключилось это все с ними или с одним их товарищем.