Рассказы
Шрифт:
— Извините, может, вы придёте как-нибудь… В другой раз? — попытался хоть что-то предпринять Егор. Очень уж пахло истерикой.
— Надо повязать им хоть разные ленточки, — живя только какой-то своей мыслью, пробормотала Катя и унесла одну из девочек в комнату.
— А вы меня не разыгрываете? — рассматривая вторую, произнёс Владимир Иванович. — Действительно похожи.
Лиза не обращала на незнакомца никакого внимания. Она с интересом отковыривала кусочек самоклеящейся плёнки от шкафчика с кастрюлями, как будто видела его в первый раз.
Наша или не наша? — только и думал Егор.
А
Молодой детский врач и его скорая помощница выслушали рассказ Егора, поминутно переглядываясь. Потом, посовещавшись между собой едва уловимыми движениями, приняли решение сделать Кате какой-то укол.
— Это вас успокоит, не волнуйтесь, всё хорошо, — ничего не значащими фразами замазала медсестра место инъекции.
— Только не усыпляйте меня, — задавленно попросила Катя. — Нужно постараться быть в здравом уме и… Я ведь теперь многодетная мать.
Люди в белых халатах, конечно, ничего не поняли. Ни во что не поверили.
— Может, вы всё-таки осмотрите ребёнка? — остановил Егор направившихся к двери врачей.
— Э-э, осмотрим. Которого?
— Обеих, — оживилась Катя, что-то придумав. — В первую очередь, нашего. Не повредило ли ей как-нибудь то, что… — она переступила через невысказанное слово и всё-таки высказала: — не повредило ли появление двойняшки?
— Двойника, — усмехнулся молодой доктор.
— Вы нам не верите? — опять завелась Катя, и Егор подвинулся к ней поближе, чтобы удержать от новой вспышки.
И пока парень заглядывал Лизуке в рот, в глаза, под маечку, Катя вытряхивала из комода какие-то бумаги и документы.
— Вот свидетельство о рождении, вот выписка из роддома, вот моя обменная карта беременной — смотрите. Ребёнок один, беременность одноплодная, вот, вот.
Медсестра вежливо, но не без любопытства заглянула в документы.
— Ваша девочка абсолютно здорова, — сказал врач, отпуская Лизу и поправляя ей съехавший розовый бант. — А от второго ребёнка, — он обернулся, — вы, стало быть, отказываетесь?
На секунду все замолчали, даже дети перестали лялякать и шуровать подручными предметами.
— Отказываюсь? Я не… — Катя посмотрела на девочку с жёлтым бантом, и лицо молодой мамы снова начал заливать ужас. Но не тот, не страх перед необъяснимым, а новый. — Я просто говорю, что рожала одну. А вторая… Это она или не она. Такая же точно, я не пойму…
— А одежда, — медсестра проколола молчание осторожным шприцем, — одежда на найденной девочке была?
— Точно такая же, — почему-то даже обрадовалась Катя, — тот же розовый костюмчик, как у нас.
— Странно, — многозначительно изрёк парень-врач.
И все взрослые опять замолчали.
А малышка с жёлтым бантиком в жиденьких волосах подняла с пола цветное колечко и, высоко вперёд взбрыкивая ножками, побежала через комнату.
— Нет! — вырвалось у Кати. — Я от неё не отказываюсь. Я же вижу, что это она, родная и… моя, — Катя потянулась к малышке, схватила на руки и прижала. — Как она может быть не моей, если это она, Лиза, — и таким жалобным уже голосом: — Осмотрите, пожалуйста и её.
— Абсолютно здоровый ребёнок, — повторив процедуру, пожал плечами доктор. — Но если у вас есть
сомнения по поводу вашей второй малышки… Могу вам написать направление к неонатологу или в городской педиатрический центр. Сдайте анализы, что там ещё? Мы же не можем предположить невозможного, что девочку клонировали или подкинули инопланетяне. Это только в американском кино, да и то, знаете ли… Я не верю.— Да перестаньте вы, — не выдержал Егор. — Зачем вы даже это произносите?
— А что я ещё должен делать? Мне вообще было бы спокойнее думать, что вы нас тут разыгрываете. А уж если чего не бывает, так того и быть не должно.
Доктор, как видно, обиделся и стал молча лохматить какие-то листки-направления.
И тут Егор впервые обратил внимание, что обе Лизы общаются друг с дружкой. Не слишком тепло или как-то там враждебно, а обыкновенно. Как два нормальных полуторагодовалых ребёнка могут общаться в пределах одной игровой комнаты. Для них обеих как будто ничего удивительного не произошло.
А вот он сам так и не мог отделаться от ощущения страшного сна.
О причинах они не говорили. То есть, о том, как могло такое случиться, и что это значит, — ни слова. Оба: и Егор, и Катя, старались даже не произносить слов из серии «странно», «непонятно», «не может быть». Обсуждалось в тот вечер только то, смогут ли они прокормить и воспитать двух? — наверное, смогут; надо ли дать этой девочке имя? — конечно, надо; а потом зарегистрировать — как родную или как приёмную? Вот то-то и оно.
До вечера Егор и Катя наблюдали за детьми. Практически невозможно было найти в поведении девочек никаких различий. Вторая малышка так же топотала, слегка косолапя, по всей квартире, так же морщила овальный носик, так же ластилась к Кате — всё, как Лизука. Даже те немногие словечки-полусловечки, которые Лиза успела за год и четыре месяца освоить и сделать своими, — те же словечки получались и у другой.
Вконец измученные своим изумлением родители измучили и девочек, заставляя их по очереди собирать пирамидку, узнавать картинки и фотографии, карабкаться по папиным коленям и ещё много-много чего.
Катя с каждым новым экспериментом всё больше ужасалась похожести двух малышек, одинаковости их действий и реакций на окружающий мир. Егор злился, и ему всё казалось, что их Лиза лучше, сообразительнее, а эта, которая поддельная, ненастоящая, она как-то так. Так себе.
В конце концов они поспорили друг с другом, чуть не поругались, а девочки раскапризничались, слушая, как взрослые перебрасываются непонятными фразами, где чаще всего встречаются слова «наша» и «не наша».
— Не наша, не наша, — ворчал Егор, отступая с поля боя в туалет. — Хороша Маша, да не наша.
Ну, вот, можно считать, проблема имени решена. Внезапную Лизину двойняшку с этого момента стали называть Машей.
Интересные версии были выдвинуты бабушками. Мама Кати пришла на следующий день, утром, когда измятый полубессонной ночью Егор уже уполз на работу.
Востроносая и предприимчивая Светлана Ильинична несколько минут брезгливо рассматривала Машу, сравнивала её с Лизой и, слушая Катин рассказ, делала выводы.
— Ну, вот что, мне всё понятно, — вдруг заявила она решительно и в то же время горестно.