Рассказы

ди разорванной золотой и серебряной бумаги. Пузыри, повторяет он, пузыри пузыри, - руки широко расставлены, голова свесилась набок. И за столом, пока взрослые говорят о политике, о поездках в Америку и в Англию, о работе, о дальней родственнице, которая умерла в Коста-Рике, Антонино ни на минуту не замолкает. Пузыри, прекрасные пузыри, кругом пузыри… Отец начинает нервничать, несколько раз приказывает ему замолчать и есть спокойно, мать тоже не выдерживает: на сегодня хватит, Антонино, угомонись. Но Антонино кричит еще громче, только и слышно: пузыри пузыри пузыри. Прекрасные пузыри, пузыри пустота внутри, только в руки не бери, тут же лопнут пузыри…

Разговоры о правительстве, о домах, о детях, которые требуют новых и новых расходов, смолкают на полуслове. Сначала все говорили, чтобы поддержать беседу, сейчас же все притихли. Над столом, будто пустое замерзшее небо, нависло неловкое молчание. В Лондоне жизнь в два раза дороже, но зато я и зарабатываю раза в три больше, говорит троюродный брат, который работает в банке, и тоже замолкает, морщась от бесконечных пузырей. Больная тетя трогает свою грудь и подавляет глубокий вздох, она давно привыкла подавлять свои чувства.

Пузыри пузыри пузыри, кричит ребенок, неприятно цокая языком. Отец встает, бросает салфетку рядом с тарелкой. Если ты не замолчишь, получишь по шее, сердито предупреждает он. Пузыри, кругом пузыри, повторяет малыш и смеется чересчур громко. Отец вдруг понимает, что боится ударить сына, боится и своего и его голоса, боится, что все лопнет как мыльный пузырь и ничего и никого не останется. Он хотел бы зажмурить глаза, но боится, что, когда через секунду снова откроет их, ничего и никого не увидит. И вдруг его собственная жизнь, и жизнь его родственников, и этот рождественский вечер, и другие вечера и дни, и работа на стройке, растущие дома, майонез - все это предстает перед ним как сон, как чужой сон. Пузыри, произносит и он, пузыри… - опускается на стул, сжимает потную руку Антонино, и ужин продолжается.

Последняя ночь

ПОСМОТРИ на эти огоньки в небе, смотри, как быстро летят самолеты, хочется прыгать от радости… ведь и мы завтра будем уже в воздухе, полетим отдыхать… ты еще не знаешь, пупсик, куда я тебя повезу… это сюрприз, положись на меня, и точка, твое дело собрать че-

модан, возьми все, что нужно для моря: пляжную одежду, кремы, сланцы, плавки, ну и что-нибудь нарядное тоже, пиджак, белые льняные брюки не забудь, ведь неизвестно, кого мы там можем встретить, на какие вечеринки нас могут пригласить, если, конечно, ты не будешь выставлять напоказ свою унылую физиономию, на которой написано, что тебя все раздражает, что тебе никто не нужен, а ты, Вихрь, не лезь со своими лапами, испачкаешь мне платье, да не лижись ты, противно, сиди где сидишь, веди себя хорошо, вот так, смотри какой понятливый, ну и собака, иногда мне кажется, еще немного, и она заговорит, тебе должно быть стыдно, пупсик, ты из себя и слова выдавить не можешь, даже когда тебя останавливает полиция, так что ясно, почему мы с тобой вечно одни и нас никуда не зовут, даже на пиццу, ты все время молчишь, не рассказываешь анекдотов, не делишься своим мнением, а люди хотят смеяться, сплетничать, спорить, и тогда все довольны, а иначе скука смертная, в общем, завтра летим, пристегните ремни, приведите спинку кресла в вертикальное положение, приятного полета, мы доставим вас в прекрасное место, я-то знаю куда, но тебе пока не скажу, ты просто ахнешь, когда увидишь, мне показывали буклет с фотографиями, песочек мелкий, прямо как пудра, и такие пальмы, такие закаты, до самой смерти не забудешь, а гостиница, вот увидишь, супер: сауна, спортзал, дискотека и совсем недорого, хотя на хорошее дело и денег не жалко, ты-то вон сколько тратишь на свои пилюли, одни от плохого настроения, другие от тревоги, третьи от страхов, надевай плавки в цветочек, плескайся в море на здоровье, танцуй - и увидишь, все у тебя пройдет; а ты оставь меня в покое со своими лапами, смотри какой, совсем одурел, кладет морду мне на плечо, будь умницей, Вихрь, сиди смирно - кстати, пупсик, ты снял с ошейника медальон с именем и адресом? а то, боюсь, утром нам вернут наше сокровище в целости и сохранности, и тогда прощай отпуск, может даже придется заплатить этому болвану, который найдет Вихря, да еще кланяться ему в ножки, большое спасибо, огромное спасибо, он убежал, это уже не первый раз, бегает за суками, одно слово кобель, конечно, помню, я подарила его тебе на прошлое Рождество, пупсик, или ты думаешь, что у меня память отшибло, думаешь, у меня опилки в голове, да подарила, считала, что тебе полезно гулять с собачкой в парке, на природе, надеялась, что ты перестанешь хандрить, будешь болтать с такими же собачниками, я читала в каком-то журнале, что животные улучшают настроение, а ты после моего подарка не очень-то изменился, брюзгой был брюзгой и остался, но теперь вот увидишь, куда я тебя повезу, я в рай тебя повезу, солнце море музыка веселые люди, на завтрак тро-

пические фрукты, на обед вот такая рыбища и побоку все проблемы на целых пятнадцать дней; ну вот, по-моему, можно здесь, перед этим домом, слышишь, там собаки лают, оставим Вихря возле калитки и завтра его увидят хозяева, они наверняка богачи, вон у них видеокамеры по всему забору, и лишняя собака им не помешает, подумаешь, одной больше одной меньше, и Вихрь заживет как король, уж точно лучше, чем с тобой - лежи на диване перед телевизором и жри эту дрянь из банки, которой ты его пичкаешь; здесь тебе не нравится, ладно, жми на газ, поедем в другое место, решай сам куда, раз ты такой умный, сам ищи подходящее место, кончится тем, что мы оставим его на кольцевой, представляю, как он гонится за нами, а там полно машин, и - бац - авария с погибшими и ранеными, и вот нас останавливает полиция, и начинается такой цирк, страшно подумать, и наша поездка летит ко всем чертям, прощай море и пальмы, прощайте лангусты величиной с кошку, еще и деньги за билеты потеряем, хоть скандал устрой, не вернут ни гроша, и опять проторчим все лето в Риме, будем смотреть старые фильмы в кинотеатре возле твоего дома, тоже мне удовольствие, а из кино - в кафе "Джолитти", хотя там давно разучились делать мороженое; ты, как всегда, закажешь кофейное со сливками, нет, чтобы попробовать что-нибудь новенькое, имбирное, например, фисташковое, ананасовое, вечно кофейное со сливками, и понятно, почему у тебя после него кислая рожа, пупсик, ты хорохоришься только дома, в своем затхлом мирке, притормози, тормози, говорят, да не лижи ты мне уши, чертова псина, тьфу, противно, вот здесь, по-моему, здесь в самый раз, привяжем к скамейке, а завтра его подберет какой-нибудь пенсионер, запрыгает от радости, наконец-то нашел себе компанию для прогулок, даже догадываюсь, как он его назовет - Бенито или Пальмиро, - и бывший Вихрь осчастливит старичка, а мы завтра в это время уже летим, как та звездочка в небе, пупсик, стюардессы подают нам шампанского, и мы пьем за нашу любовь - правда милый?
– в последнее время нам с тобой в постели не хватает огонька, потерпи, там, в шикарном отеле, наша страсть снова разгорится, не будет этого Вихря, который лезет на кровать и лижет нам ноги, не успеем раздеться, всякое желание пропадает, когда он в лицо дышит, ужас, остановись здесь, остановись, тебе говорю, ты меня не слышишь, тебе и здесь не нравится, что же ты ищешь, собачий грандотель, а ведь ты, если честно, не так уж и любил Вихря, однажды даже пнул его, как сейчас помню, помню, он забился под шкаф и не вылезал оттуда целых два дня, а ты на четвереньках, как ненормальный, без конца извинялся: прошу, вылезай, я больше так не буду, давай помиримся, - вот увидишь, через

час ты о Вихре и не вспомнишь, а через три дня на море - словно его и вовсе не было; там, куда я тебя повезу, будет куча приятных людей, мне сказали, что там полно итальянцев, особенно из Милана и Брешии, денежные мешки, парочки без комплексов, умеют жить, можно меняться партнерами, позволить себе такое, что сами удивимся, - а почему бы и нет?
– если не будешь ходить с постной миной, глядишь, зимой они пригласят нас к себе, на виллу в Доломитах, на озере Комо или Гарда, чем черт не шутит, может, кто-нибудь работу стоящую тебе предложит, я ему понравлюсь, ты же знаешь, какие у меня ножки, какая большая грудь, ты-то привык, не то, что другие, а вдруг он предложит тебе работу на пять миллионов лир в месяц, подарок судьбы, вот оставим Вихря где-нибудь, потом соберем чемоданы, не забудь синий пиджак и белые льняные брюки, я уже говорила, но лучше лишний раз повторить, ты же вечно все забываешь, а завтра утром вызовем такси, сядем в самолет - и вперед, к новой жизни; смотри-ка, этот дурень вздумал лаять, ого, он еще и слюну пускает, все сиденья перепачкает… милый мой Вихрь, ты и в самом деле вихрь: ворвался внезапно и теперь исчезаешь, такова жизнь, ничего нц поделаешь, всему приходит конец, рано или поздно наступает такая ночь, когда приходится расставаться друг с другом, подожди, неужели он плачет, нет, ты только послушай, какой у него жалобный голосок, а ведь когда я домой приходила, как ты на меня рычал, а? ты даже зубы скалил, а сейчас подлизываешься, вот ведь хитрец, лицемер, слишком поздно, все кончено, бесполезно ныть, это тебе не поможет, смелее, пупсик, отличное место, ладно, вот здесь у зоопарка, завтра его подберут сторожа, они тут привыкли к животным в клетках, да, выходим, у меня к тому же ноги затекли, подумай, завтра будет еще хуже: четырнадцать часов лету в неудобных креслах, все ноги отсидим, одуреем из-за разницы во времени, зато потом - море, вечеринки, поцелуи, так? мы сразу забудем о Риме, обо всем на свете, я сейчас пробегу метров двадцать, чтобы ноги размять, привяжи пока Вихря к воротам, покрепче привяжи, учти, он не должен отвязаться, а то будет бежать за нами с высунутым языком, и представляешь, какая душераздирающая картина, что ты делаешь, зачем разворачиваешься? здесь тебя тоже не устраивает? тогда подожди, дай мне сесть, подожди, псих, куда ты поехал, куда же ты, дай я сяду, ты что - здесь меня хочешь оставить, одну, ночью, около зоопарка, куда ты поехал, идиот, я уже билеты взяла, пальмы, море, ты, недоделанный, ты и твоя слюнявая собака, оба вы недоделанные, я вас ненавижу, сукины дети, как есть недоумки, вернись, сукин сын, вернись, ну пожалуйста, я же тебя люблю, а как же пальмы…

Расклейщики

ОБА были свидетелями того, как менялась Италия - ночь за ночью, вплоть до нынешней ночи, слишком холодной для середины весны. После войны Иван и

Пьетро стали расклеивать плакаты в поддержку Народно-демократического фронта: соперничая с фашистами и христианскими демократами не только в местах, где расклейка плакатов разрешалась, но и на металлических ограждениях строек, на парапетах набережных Тибра, на бетонных стенах общественных туалетов, на стволах огромных платанов и в подъездах богатых домов. Для правды, считали друзья, сгодится любое место.

Уже тогда Иван знал, как из воды с мукой приготовить в старом алюминиевом ведре лучший в мире клей - достаточно нанести его кистью, тонким слоем, чтобы удержать на месте самые справедливые, самые коммунистические слова, призванные изменить этот дерьмовый мир. У Ивана, ему еще и двадцати не исполнилось, были широченные плечи и чистая, как зеркало, душа. Податливый и рассудительный Пьетро был, в отличие от него, тоненький, как тростинка, и любил насвистывать песни борцов Сопротивления. Он раскатывал бумажные рулоны, как персидский купец раскатал бы перед шахом свой лучший ковер. Не случалось ни разу, чтобы хоть один из плакатов оказался сорванным ветром или был приклеен неровно, кое-как, - Гарибальди, изображенный на них, уверенно смотрел в революционное будущее.

В те полные надежд ночи Пьетро и Иван познакомились со своими будущими женами: рыжеволосой коротко стриженной Сарой, активисткой партии, и Марианной, которая зарабатывала на жизнь, торгуя собой на площади Победы. В этом, разумеется, не было ничего страшного, потому что и в любви, и в преданности делу коммунизма все равны. Обе пары расписались в муниципалитете на Капиталийском холме в один и тот же день, были свидетелями друг у друга; на общей фотографии они стоят, обнявшись, и смеются. Родственников, которых приглашают на свадьбу, ни у кого из молодоженов не было, но и так все вышло отлично: сели в грузовичок на площади Венеции, поехали пьянствовать во Фраскати, провели там, в пансионе "У Стеллы", самую сладкую ночь.

Иван и Марианна сняли квартирку на виале Эритреа, а через год, когда на их лестничной площадке освободилась еще одна квартира, туда переехали Пьетро и Сара. По вечерам они ужинали вместе - то у одних, то у других - и строили планы на будущее. Собрания партийной ячейки Пьетро и Иван теперь посещали реже, потому что устроились на рабо-

ту в рекламную фирму и ночи напролет расклеивали всевозможные плакаты, не имеющие никакого отношения к революции. Впрочем, говорили они, нужно зарабатывать, чтобы содержать семью, - особенно теперь, когда наши жены вынашивают детей и обеих замучил токсикоз.

В ведении Пьетро и Ивана находилось восемьдесят рекламных щитов, разбросанных по всему городу. Они должны были следить за их состоянием: заменять покоробившиеся оцинкованные листы и сгнившие столбы. В десять вечера Пьетро и Иван выезжали на небольшом фургоне, в кузове которого лежали рулоны плакатов, складная лестница и пакеты с бутербродами. Тем, кто ничего не смыслит в жизни, такая работа, может, и покажется простой; однако на самом деле точно подогнать полосы, приклеить их так, чтобы не было морщин, и потом, отойдя шагов на тридцать, удостовериться, что все аккуратно и ровно, - самое настоящее искусство. Иногда достаточно плохо приклеить всего один угол, чтобы через несколько часов ветер оторвал всю полосу. Иван и Пьетро понимали друг друга с полуслова: подай, натягивай, больше, меньше, сигарету, едем дальше. Последние плакаты они приклеивали на исходе ночи, когда рассвет уже озарял купола церквей и окна новых многоэтажек. И первые люди, спешащие на работу, могли на ходу любоваться лицами Монтгомери Клиффа и Мэрилин Монро, скутером "Веспа Пьяджо" и автомобильными свечами "Марелли", комиком Тото и термопластиком "Моплен" - огромными, в рост человека, и яркими изображениями, только что появившимися под утренним небом.