Рассказы
Шрифт:
Элси, во многом похожая на мать, разделяла и ее любовь к местной экзотике, но желудок ее давно уже взбунтовался против таких причуд гурманства, как «хрюшка», да еще после тяжелого дня в школе. Она выбрала себе три головки брюссельской капусты и, точно разделив каждую на четыре части, тщательно прожевывала их передними зубами. Миссис Корф ела в свое удовольствие, то и дело отрезая себе еще кусок «хрюшки». Под чавканье матери бледное лицо Элси приняло выражение напряженного раздумья о высоких материях.
Ни страдальческий вид дочери, ни собственная увлеченность едой не мешали миссис Корф непрерывно говорить. Намаявшись за день с домашними делами и с больным, она ждала прихода дочери с жадным нетерпением. Уж кажется, за долгие годы праведной жизни, и верности
— Картер опять отказался поставлять продукты в «Лавры», — начала она. — Мадам просто вне себя. Оно, конечно, приятно, когда всякие важные шишки из Лондона приезжают к тебе на уик-энд; а вот поди попробуй накорми их, ежели в кладовой у тебя пусто. М-да! — У миссис Корф даже дыхание сперло от злорадства. — Мадам целый день висела на телефоне, обзванивала другие магазины. Уж телефоном-то она попользовалась, пока его еще не отключили. Да только зря трудилась — все без толку. Кто попал в черный список у одного лавочника, тому и к другим соваться бесполезно. Ее городские гости получат по кружке молока и по тарелке овсянки, если им повезет. — Помолчав, миссис Корф добавила: — А может, и того не достанется. Зато у нее есть меховая шуба; как говорится, на пузе шелк, а в пузе щелк.
Элси изо всех сил старалась не завидовать ондатровой шубе миссис Харди. Она попыталась как можно живее представить себе всю вульгарность гостиной в «Лаврах», где ей случалось бывать на заседаниях комитета Красного Креста, все эти безвкусные, кричащие краски. Но ничто не помогало — ей хотелось меховую шубу.
Миссис Корф попробовала избрать другой путь. Если тема возмездия безбожникам не встретила поддержки, наверняка сработают невзгоды, возвратившие отступников в лоно церкви.
— У Фитчетов был день чудес, — возвестила она с ехидной торжественностью. — В восемь часов утра выяснилось, что «наша дорогая» Бесс правильно угадала все матчи в тотализаторе. Она уже вообразила, что десять тысяч у нее в кармане. Десять тысяч фунтов — самый крупный выигрыш. Но с утренней почтой ей ничего не прислали, так что теперь уже речь могла идти только о шиллингах. И все же старик чуть не съел живьем мисс Реннет, когда она сказала, что это безнравственно. В Писании, видишь ли, про тотализатор ничего плохого не сказано. Да только после дневной почты все переменилось. Тотализатор стал делом мерзостным и богопротивным. Миссис Фитчет прочитала дочке нотацию, так что в воскресенье желтая шляпка этой девицы снова появится в церкви. Да, не таким хамелеонам, как эти Фитчеты, одолеть козни дьявола!
Элси вспомнила, как сама она только сегодня утром на уроке в четвертом классе бичевала азартные игры. Современные дети ничем не интересуются, кроме телевизора, футбольного тотализатора и «Космических роботов». Но в то же время в глубине ее сознания неотступно стояла картина: она, Элси, садится в гондолу, и высокий смуглый незнакомец наклоняется, чтобы поправить на ней соболью накидку. «Как прекрасен сегодня собор святого Марка», — говорит она, проявляя свой изысканный вкус, а он отвечает: «Наш собор святого Марка».
Разумеется, футбольный тотализатор наносит большой ущерб нравственности английского народа, но…
Теперь миссис Корф пустила в ход свой последний козырь — в духе макабра. Она уже почти доела желе, скоро надо укладывать мужа спать, и, если она еще надеется выжать что-нибудь приятное из сегодняшнего вечера, нельзя терять ни минуты.
— Говорят, — сказала она, — бедняжка Мэри
не протянет до утра. Несчастная старуха все время бредит и, что бы ни съела, сразу выдает обратно…Но тут терпению Элси, с трудом выносившей всю эту прозу жизни, пришел конец. Она наклонилась через стол и, отчеканивая слова, спросила:
— Ну а ты, папочка, ты что делал сегодня?
От гнева у миссис Корф даже задергалась морщинистая щека. Какой эгоизм, и еще вдобавок бестактность! Ведь мистер Корф был когда-то таким замечательным человеком, великим тружеником, таким рачительным хозяином и мог при случае произнести блестящую проповедь, даром что без образования. Надо же додуматься — спросить, что он делал сегодня. А что он может делать после того, как на него обрушилась эта кара? И что может сделать она, кроме как содержать его в чистоте и опрятности, как он того наверняка пожелал бы сам, чтоб не стыдно было перед соседями?
Мистер Корф ответил:
— Я, детка, сидел у окна во двор и наблюдал за курами. Поистине чудо, как эта горбатенькая исхитряется добывать крошки. Почему именно ей было суждено быть горбатой, спрашивал я себя. Пути господни неисповедимы: столько кур, и среди них одна-единственная почему-то с горбом, но и она добывает себе пропитание. Тут есть над чем призадуматься, о чем потолковать…
— Конечно, — перебила миссис Корф, — только в другой раз.
Стыд и срам, что ее супруг, всегда так ясно мысливший, так строго обо всем судивший, несет теперь бог знает что! Элси тоже ощутила потребность защитить отца от того убожества, в какое повергла его телесная немощь; поэтому она заставила себя отвечать на расспросы матери о том, что было сегодня в школе.
— Видать, сегодня у тебя были уроки в четвертом классе, дочка, на тебе лица нет, — сказала миссис Корф.
Она жадно ловила каждое слово подробного рассказа дочери о подвигах этого класса, славившегося своим ужасным поведением. Прискорбные события — эти свидетельства слабости человеческой натуры, — происходившие в соседнем городке, доставляли ей почти такое же удовольствие, как предосудительные поступки в самой деревне.
— А, братья Мэрдайк, я так и думала, что без них не обошлось. Эта парочка — сущие исчадья ада, они наверняка плохо кончат, — с жаром откликнулась она, когда Элси упомянула двух отъявленных хулиганов из четвертого класса. — И даю голову на отсечение, мамаша отправила их в школу на пустой желудок. — Миссис Корф упивалась мыслью о том, какие неумехи все эти фабричные. И тут же, словно бы после этого выпада горечь ее улеглась, она добавила: — Захвати им завтра яблок, Элси. Они все же презанятная парочка.
— А у мисс Тисдейл грипп, так что и ее класс оказался на мне, — продолжала Элси.
— Почему же не пригласили временную замену? — кипятилась мать.
— Временного преподавателя надо предупреждать заранее. Зачем ты говоришь о том, чего не понимаешь? — раздраженно ответила Элси.
Хорошо, что комнату вдруг заполнили звуки деревенской улицы, предотвратив назревавшую семейную ссору. Пронзительный свист, громкие крики, скрежет велосипедов на поворотах, сопровождаемый взрывами гогота.
— Хм, — произнесла миссис Корф, — а вот и наш четвертый класс.
Так они прозвали местных парней, которые вечерами раскатывали на велосипедах по деревне, заезжая за своими девушками.
Когда через полчаса Элси вышла опустить в почтовый ящик письмо к старой приятельнице по учительскому колледжу, кучка таких парней подпирала ближайшую изгородь. Вот как, подумала она, Билл Дэйли и Джим Соукер тоже здесь, и не стыдно им лоботрясничать. В их-то возрасте. Джим был даже на год старше ее, ему уже исполнилось двадцать шесть. Она прошла было мимо, как обычно, стесняясь и изображая величественное равнодушие, и тут вдруг острая до боли тоска по тем дням детства, когда она еще не училась в колледже, не считала себя лучше других и могла общаться с деревенским «четвертым классом», пронзила броню ее одиночества. Она помедлила у почтового ящика и оглянулась на них. Один из ребят помоложе присвистнул по-разбойничьи, но Билл Дэйли остановил его.