Рассказы

— Мне не нужны твои деньги, — сказал он. — Я хочу чтобы ты ушел.

— Что? — я посмотрел на него.

— Вон отсюда. — Он стоял возле двери и я поспешил мимо него, обходя прилавок в магазинчик.

— Я не… — начал я.

Он указал на надпись над кассой: «Мы оставляем за собой право любому отказать в обслуживании».

— Я не хочу видеть тебя здесь снова, — сказал он.

Мое лицо запылало. Должно быть он видел меня, подумал я. Наверное он знает. Я отвернулся и пошел к двери.

— И больше не возвращайся!

— Иди на хер! — крикнул я через плечо.

Я шел по грязи к Дарту, мое сердце колотилось в груди. Обычно я не ввязываюсь в ссоры, словесные или какие-либо другие. Я всегда стремлюсь избежать конфронтации. Но при мысли, что старик мог видеть, как я разглядываю трусики, во мне включилось что-то вроде странной самозащиты, и я был настолько зол, что ударил бы старика, если бы он как-то ответил на мое ругательство, или вышел из здания и пошел за мной.

Я сел в Дарт и выехал со стоянки, направившись к шоссе. Я проехал пять миль на восток, пока не увидел заднюю сторону билборда, который наблюдал раньше с противоположной стороны автострады. Поглядев в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что это тот самый знак, я замедлился, затем проехал по грунту центрального разделителя и припарковался под словами «Посмотри на трусики Мэрилин Монро!»

Я ждал до темноты.

Я не обратил внимания во сколько «Место» закрывается, поэтому подъехал поближе, так, чтобы видеть здание. Огни на магазине еще горели, поэтому я остановился на обочине и начал ждать.

В семь часов огни погасли. Я выждал еще час, но пикап на стоянке не двигался, и я предположил, что старик живет где-то в здании и никуда не уедет. Для подстраховки, я прождал до девяти, затем выключив фары, подъехал к стрелке-указателю и накатом доехал до места на стоянке. Я подождал пару секунд, чтобы понять, не заметили ли меня, не выйдет ли старик, затем взял из бардачка фонарик, вышел из машины, и тихо поспешил к боковой стороне здания, где была дверь. Как я и опасался, дверь была закрыта, но я знал, что она закрыта на защелку, а не на засов или что-то вроде этого, и я достал свою заправочную карту Тексако, просунул ее в дверную раму, двинул вниз и был вознагражден звуком щелчка, и видом приоткрывшейся двери. Я открыл дверь и вошел внутрь. Включив фонарик, я быстро прошел по комнате к витрине, в которой выставлялись трусики Мэрилин. Там я встал, направив свет сквозь стекло. Луч света высветил темный пушок покрывающий ткань. И трусики шевельнулись.

Я замер, фонарик трясся у меня в руке. У меня перехватило дыхание, и я заставил себя выдохнуть. Это было глупо. Луч света дрогнул в моей трясущейся руке. Или мои чувства обманули меня. Трусики не двигаются сами по себе.

Они пошевелились снова.

Вглядываясь сквозь стекло, я шагнул веред, испуганный и завороженный одновременно. Теперь трусики определенно двигались, медленно перемещались по дну ящика подобно червю, и это было неестественно, тошнотворно и почему-то возбуждало.

У меня уже стоял, и пока правая рука освещала ползущие трусики фонариком, левой я высвободил пряжку ремня. Рывком расстегнул пуговицы ширинки, спустил штаны и белье. Мой член был твердым и негнущимся, тверже чем когда-либо раньше, и я протянул руку и открыл боковину витрины.

Я почувствовал вонь грязи и плесени, гнили и разложения; я хотел прикоснуться к себе, чтобы подрочить, но уже кончал: мои бедра конвульсивно дергались в воздухе, пока мое семя выстреливало в витрину, густая белая жидкость брызгала на трусики, а трусики двигались взад-вперед по дну ящика, стараясь поймать мою беспорядочно извергаемую сперму, всю до последней капли.

Казалось прошли минуты, прежде чем мой член, все еще ритмически сокращающийся в оргазменных судорогах, но уже без спермы, не стал болезненным и чувствительным. Я трясся, задыхался и слегка облокотившись на раму смотрел в витрину, наблюдая, как белая субстанция темнеет, уплотняется, твердеет, образовывая что-то вроде корки поверх гнили и плесени. Отдельные лужи и лужицы, капли и капельки перемещались по неровной поверхности трусиков, встречаясь посередине, образуя единую однородную массу, которая пульсировала и двигалась в настолько чуждом ритме, что даже в отголосках своего оргазма я испугался его странности.

Хлопковые трусики дернулись разок, сбросив затвердевший, все еще пульсирующий, комок потемневшей спермы, упавший рядом, на дно ящика. Кучка спермы увеличилась, вытянулась, перекрутилась, и под заплесневевшей поверхностью я вроде бы смог различить фигурку, смутно похожую на человеческую.

В музее включился свет.

Я подпрыгнул, сразу же поглядев на дверь магазина. Там, уставившись на меня, стоял старик, его рука была на выключателе. Я был почти уверен, что в руках у него дробовик, но он был невооружен. Я быстро нагнулся и натянул штаны.

— Я понял, что ты можешь вернуться, — сказал он. — Надеялся, что не будешь, но понимал, что можешь.

Я облизал губы, не зная что сказать.

Он вошел в музей.

— Я знаю каково это, мальчик. Я знаю, как это случается.

Он посмотрел в витрину, я тоже. Моя заплесневелая сперма была теперь размером с книгу, и из ворсистой черноты вытянулись бледные выпуклости, определенно похожие на руки. Я сглотнул.

— Что это? — спросил я. Мой голос был тихим, чуть громче шепота.

— Это твое. Твое и Мэрилин.

— Это. Это случалось раньше?

— Можно сказать, — кивнул старик.

Я посмотрел на него.

— Вы… вы позвоните в полицию?

Он потряс головой.

— Нет смысла. Ты контролировал это не больше, чем я. Это не ты. Это она. — Он показал на трусики, которые съежились в углу напротив открытой дверцы.

Пульсирующая масса теперь определенно стала человекоподобной, куски затвердевшей плесени и желатиновой черноты потрескались и съехали с маленькой фигурки, пока она боролась сама с собой. Я видел голову, глаза, рот.

Старик прочистил горло:

— Я могу помочь тебе избавиться от этого, — сказал он.

Я посмотрел на него, не зная что сказать, не уверенный в том, что я чувствую.

— Иди сюда, — сказал он. — Следуй за мной.

Я рискнул еще раз взглянуть на извивающееся существо, на трусики в углу, и последовал за стариком к дальней части музея. Мы прошли через заднюю дверь и оказались позади Места. Было полнолуние, и хотя позади здания не было освещения, я мог отчетливо все видеть и мне не нужен был фонарик. По едва сохранившийся грязной дорожке за зарослями фукьерии, я пошел за стариком и поднялся на небольшое возвышение.

И посмотрел в яму.

Это было легко сделать из-за того, что большое, как футбольное поле, пространство, опустилось ниже уровня пустыни на двадцать или тридцать футов. Старик, очевидно, использовал это место как свою свалку. Там в грязи лежали мешки с бакалеей, диван, автомобильная дверца, обломки и всякий хлам.

Но там было кое-что еще.

Я почувствовал тошноту, когда вгляделся в иссохшие человекоподобные тела, сваленные на склоне ямы, когда увидел маленькие кости торчащие из грязи.

— Десять баксов, — сказал он. — Никто ничего не узнает.

Я не знаю, что шокировало меня больше: факт того, что у него на заднем дворе было поле смерти и он был готов убить для меня мое существо, или то, что он хотел, чтобы я заплатил за это.

По моему молчанию, он должно быть догадался о чем я думаю, потому что его голос был мягче, когда он заговорил.

— Это не человек, — сказал он.

Я кивнул.

— Хочешь, чтобы я избавил тебя от него?

Глядя на перекрывающие друг друга тела в яме, я помотал головой.