Расслабься, крошка!

Банкиренок что-то бормотал: наверное, рассыпался в комплиментах, думая, как бы затащить красотку в койку. Лада рассеянно кивала, пила шампанское мелкими глоточками и наблюдала за Димкой.

Димка отошел к бару и стремительно напился.

А потом дома, лежа без сна в качающейся от выпитого виски кровати, Димка вспоминал Ладу, ее взгляд и легкую улыбку, в которой отчетливо читалось презрение.

Спустя несколько дней Димка уехал в Латвию, на конкурс молодых исполнителей. Пару лет назад его карьера фактически началась с этого конкурса, правда, выиграть тогда не получилось. Однако теперь, когда былые страсти поутихли, вспоминалось только приятное. На конкурс Димка ехал с удовольствием, но на сей раз уже в качестве почетного гостя.

Лететь до Риги было всего ничего, каких-то пару часов, а потом на машине — в Юрмалу.

Димка рассчитывал отдохнуть в дороге, но из его планов ничего не вышло.

Половину ночи изводили телефонные хулиганы, явно довольные его рыком в трубку, утром на таможне чрезмерно бдительные таможенники заставили его вывернуть карманы, заподозрив неладное, после чего отпустили с реверансами.

Идиоты! Можно подумать, он такой дурак и повезет колеса через границу. А то их в Латвии достать нельзя… Главное, знать — у кого. Прибалтийские музыканты, эти заторможенные судаки, прекрасно знают, как поднять настроение, лабая по несколько часов подряд…

Разбитый и несчастный, он приехал в гостиницу, где выяснилось, что отдыхать особо некогда, валяться на пляже тоже, да и погода подкачала. А нужно собираться, «делать» лицо и идти на съемки, поскольку более организованные звезды прибыли накануне, успели выспаться и приготовиться к помпезному выходу в люди, больше похожему на подиумный проход.

Мероприятие шло по накатанной.

Сначала звезды, долго ожидавшие под накрапывавшим дождем, прошли по ковровой дорожке, скалясь в камеры, затем ведущие должны были объявить о начале конкурса. Оттого, что проход по дорожке чем-то не нравился режиссеру, пришлось снимать его три раза. Звезды злились и с самого начала так поспешно бросались вперед, что сразу становилось понятно: не первый дубль, платья намокли, а прически потеряли форму.

С моря летел соленый ветер, воздух благоухал йодом и соснами…

До начала фестиваля оставалось еще полчаса.

Зрители устраивались на своих местах, а артисты разбрелись по гримерным, толкаясь за кулисами, вскрикивая от притворного счастья и тиская друг друга в объятиях, как будто не виделись очень давно и были страшно рады встрече.

Проплыла, ни с кем не здороваясь, Великая и Ужасная, в сопровождении личного шута. Великая чуть заметно прихрамывала, выглядела неважно, о чем свидетельствовали набухшие мешки под глазами. Личный шут, выпятив нижнюю губу, на челядь в виде техников, осветителей, режиссеров и артистов, чьи гонорары не превышали десять тысяч долларов за концерт, тоже не смотрел.

У входа в гримерную курил Теодор Алмазов, стряхивал пепел на пол, наблюдая за проходящими сонными, налитыми кровью глазами. На Димку он посмотрел без особого интереса, вяло кивнул и отвернулся.

Потолкавшись по коридорчикам, Димка обнаружил дверь, на которой, среди прочих, была и его фамилия, толкнул дверь и вошел.

Егор, в одних трусах, гладил себе брюки.

Это было так удивительно, как будто отголосок той, прошлой, не слишком счастливой и очень бедной жизни. Димка уже год не гладил свои концертные костюмы — в соответствии с новым статусом.

— Привет, — обрадовался он. — Мы с тобой в одной гримерке, что ли?

Димка полез обниматься, правда, соблюдая некоторую осторожность, поскольку Егор мало того, что утюг из руки не выпустил, так еще и курил.

— Я думал, ты проход ведешь, — сказал Димка.

— Не мальчик я уже — проходы вести, — невнятно ответил Егор. — Там Леша Чулков старается с Юлькой Кравчук. Они будут вести завтрашний конкурсный день.

— А ты когда?

— И я завтра. И сегодня тоже. Завтра первую половину программы — выступление гостей. Вони, конечно, будет много. Чулков сам хотел звезд объявлять, но его побрили. Теперь он дуется на меня и не разговаривает.

Критически осмотрев результат своего труда, Егор отставил утюг в сторону, натянул штаны и взялся за рубашку.

— Самое смешное, что мне абсолютно все равно, кого объявлять, — усмехнулся Егор. — Но Крутин распорядился так: Чулков и Кравчук второе отделение, мы с Аксиньей первое. Шел бы к организаторам разбираться, я-то при чем?

— Вы что, поцапаться успели? — осведомился Димка.

— Естественно. Он мне сказал, что я тут благодаря папочкиным миллионам, которых у него нет, я ответил: «Что характерно — и не будет!» Слово за слово, то да се…

— И что?

— Да ничего. Он предложил мне прикупить парочку нефтяных скважин, а я ему — вернуться в Самарканд, потренироваться в вежливости на ишаках. При этом мы сохраняли приятное выражение лиц.

— Вас снимали, что ли?

— Конечно. Я вообще поражаюсь, откуда он тут взялся? Ну, что Юльку ему в пару поставили, понятно, все ж таки роман у них, но почему на конкурс? Вроде бы никогда вместе концерты не вели, и тут — на тебе, бабушка, гранату!

— Да он с Алмазовым спит, — фыркнул Димка. — Ты не в курсе?

— Да ладно?

— Вот тебе и ладно. Алмазов искал себе нового фаворита, тут Леша ему и подвернулся. Юлька у них так, для прикрытия. Великий Теодор и потребовал, чтобы Леша засветился на конкурсе. Он же член жюри.

— Леша?

— Нет, Алмазов.

— А, точно, — спохватился Егор. — Я еще думаю, почему Чулков — член жюри? Ведь молод еще и не то чтобы знаменит… Блин, никогда бы не подумал, что Чулков из этих… Прямо весь из себя такой мачо, а туда же. А Юлька-то что с ним связалась? Неужели не знает?

— А Юльке-то что? — усмехнулся Димка. — Ей лишний пиар не помешает. Певичка она слабенькая. Хитов нет, да и внешне — не Анджелина Джоли. Вот она в ведущие и подалась. И Леша «прицепом». Он контракт с продюсером расторгнул и теперь на вольных хлебах. А вольные хлеба-то — совсем не то. Бедненько. Репертуара нет, выезжает на старых песенках пока, а дальше?

Димка презрительно сощурился, предпочитая не вспоминать, что и у него в последнее время с репертуаром было так себе.

— Так он с Фризеном работал, — пожал плечами Егор. — А у него почти все проекты — либо народники, либо провальные. Аудитория — домохозяйки и старушки. А Леше славы хочется.

— Он сейчас очень психованный…

— Да фиг с ним, — отмахнулся Егор. — Он всегда психованный. Еще не хватало голову забивать проблемами Чулкова… Ты-то как? Выглядишь неважно.

— Ночь почти не спал, — пожаловался Димка. — До утра дебилы какие-то доставали по телефону. Всякую пургу несли, пока орать не начал. А потом ржали в трубку, и вообще…

— Дим, это ж пранкеры, — поморщился Егор. — Ты как маленький. С ними нельзя так. Потом выложат в сети, как ты верещишь, поднимут на смех. Их самих грузить надо, причем вежливо. Тогда отстанут.