Расследованием установлено…

* * *

Сухачев вернулся с допроса в плохом настроении. Какая-то мелочь, деталь, ну прямо вывела его из себя. Дело в том, что «человеком в себе» Роман Михайлович Ваулин называл тех работников, которые не считали своим долгом преподнести начальнику судового отдела какой-нибудь заграничный сувенир. При этом речь шла совсем не о наборе открыток или шариковой ручке… Под сувениром в судовом отделе понимали и такие вещи, как магнитофон, нейлоновая куртка, радиоприемник…

«Роман Михайлович, Роман Михайлович! — с укоризной подумал о своем бывшем начальнике Сухачев. — Надо думать, на собраниях выступаете, клеймите позором приемщика Сухачева… В наши ряды пробрался… ослабили воспитательную работу… Просмотрели… Гнать таких надо железной метлой!.. А помните, дорогой Роман Михайлович, как вы меня на работу за границу отправляли? Что вы мне тогда говорили? «Теперь для вас открываются большие перспективы. Но не забывайте нас. Не будьте человеком в себе — ведь придется вернуться в эти стены». А помните, как вы приехали в Гунарсен, как первым делом пошли со мной по магазинам? Да-да, в тот самый, где продаются магнитофоны со всего света: и японские, и западногерманские, и американские. И что вы мне тогда сказали, указывая пальцем на японский «Панасоник»? — «Вот какой механизм я хотел бы иметь к Новому году у себя!» Все помню. И звонок о нейлоновой куртке 56-го размера и о четырех спальных мешках — чтоб для всей семьи: «Туризм — лучший отдых!» А помните, Роман Михайлович, когда я прибыл второй раз в Ленинград и позвонил вам в управление? Что вы мне сказали? «Лучше встретиться не в пароходстве, а на нейтральной полосе. Давай-ка встретимся у Дворца бракосочетания в восемнадцать тридцать!» Ясно, что на «нейтральную полосу» с пустыми руками не ходят. Надо думать, серебряный браслет для часов у вас и сейчас на руке? А у супруги золотой перстень тоже оттуда, с «нейтральной полосы»… Тогда я еще вам по глупости сказал: «Что-то вы сегодня в таком простецком костюме». Но вы не растерялись: «Взял бы и привез пару отрезов, если имеешь такую возможность!» Вспомните, в каком костюме вы щеголяли через полгода! А теперь оказывается, я «человек в себе», думал только о зарплате!

Ну а как вы меня учили, откуда взять средства? «По деньгам ходишь, Сухачев, по деньгам!»

Неожиданно у Сухачева навернулись слезы, ему стало жалко самого себя. А злость против Ваулина становилась все сильнее и сильнее, чем больше он вспоминал все связанное с ним.

«Помните, Роман Михайлович, какой цирк с сапожками получился? Вы еще сказали, что нужны женские сапожки тридцать шестого размера. Еще тогда вы в больницу на обследование легли. Я пригласил вашу супругу в магазин «Альбатрос» — чеки-то Внешторгбанка у меня имелись. А в магазине дамских сапог такого размера в этот день не было. Я тогда по простоте душевной и сказал вашей супруге Анне Петровне: «Вот вам чеки, заходите в магазин. Как привезут ваш размер, так и купите сапожки». Ну и к вам в больницу — доложить: так, мол, и так — все сделал, чеки отдал. Ну откуда было мне знать, что сапожки предназначались совсем не для супруги вашей, а для Лидочки из коммерческого отдела! Помните, как вы меня из больницы шуганули: «Немедленно к жене! Забрать чеки! Выкручивайся, как хочешь!» Наверное, давление поднялось тогда у вас от волнения.

А как было жить иначе? Вот Богомолов и Воронин не достали вам фотообои — тогда мода на них была. Что вы им кричали? «Ваша командировка обошлась мне в пятьсот рублей! Пришлось самому обои в комиссионном магазине покупать!» Жена Богомолова тогда жаловалась мне, как вы ей в сердцах сказали: «А твоего мужа я до Нового года уволю!» Пришлось ребятам сброситься по 250 рублей».

Так думал Сухачев, и в его воображении возникал Роман Михайлович Ваулин. Он стоял на трибуне и решительным тоном требовал улучшить работу, очистить отдел от проходимцев, подобных Сухачеву.

* * *

Утром, как только Волков сел за свое рабочее место, вынул из сейфа несколько томов уголовного дела и стал думать о том, что сегодня предстоит сделать, его вызвал к себе начальник следственного отдела. Начальник — сам в прошлом опытный следователь — хорошо понимал, каким трудным делом занимается Волков.

— Вот какое дело, Виталий Николаевич, — без лишних предисловий обратился к следователю начальник отдела. — Я только что получил известие, что к нам в Ленинград прибывает завтра господин Хейнц Силлинг. Да, да, тот самый Силлинг, который возглавляет верфь «Гунарсен». Вместе с начальником производственного отдела верфи Дэвидом Шварцем, который как раз координировал работу верфи с Сухачевым. Я вот думаю пригласить их к нам и допросить в качестве свидетелей. Быть может, прояснится вопрос о той таинственной силе, которая забросила на советский сухогруз сантехнику, инструменты и сварочный аппарат. Они прибывают по своим делам, но в нашей власти организовать их визит сюда. Как ты думаешь?

— Это просто будет замечательно! — обрадовался следователь.

— Тогда вот какое дело. Шварц говорит по-русски, как я или ты, а господин Силлинг официально русского языка не знает, хотя, повторяю, это официально. Так что позаботься о переводчике, и если не возражаешь, я бы тоже хотел принять участие в беседе с этими господами.

— Конечно! Все будет сделано.

* * *

Организация допросов Силлинга и Шварца облегчалась тем, что они по своим служебным делам находились в разных учреждениях, поэтому никому не пришлось ждать своей очереди. Более того, ни Силлинг, ни Шварц не знали о допросе друг друга. Первым был допрошен Шварц, который освободился от дел раньше своего шефа, обсуждавшего с советскими представителями проект нового контракта.

Допрос шел в кабинете начальника отдела. За столом расположился с бланком протокола допроса Волков. Начальник отдела вышел из-за стола и предложил Дэвиду Шварцу сесть за маленький столик.

— Здравствуйте, господин Шварц! — начал начальник отдела. — Мы весьма сожалеем, что побеспокоили вас. Но, сами понимаете, у каждого свои дела.

— Чем могу быть полезен? — сухо сказал Шварц, который без энтузиазма воспринимал происходящее. — По-моему, я не нарушил никаких советских законов.

— Конечно, нет. Я хочу разъяснить вам, что мы пригласили вас сюда для допроса в качестве свидетеля. Поэтому никаких разговоров о каких-то ваших проступках вести не собираемся. Мы просто не знаем о них. Более того, скажу вам откровенно, что высоко ценим престиж вашей верфи, которая построила немало прекрасных судов для Советского Союза. Что касается вас, то от наших сотрудников мы имеем исключительно положительные отзывы о вас как инженере и сотруднике фирмы.

— Тогда, извините, при чем здесь Комитет государственной безопасности и почему я здесь?

— Сейчас отвечу. Вам знаком советский инженер-приемщик Сухачев?

— О, конечно. Мы почти три года работали, как это говорится у русских, рука об руку. Прекрасный инженер.

— Так вот, советские компетентные органы установили, что он допустил ряд нарушений, которые, в частности, причинили ущерб и вашей верфи.

— Никаких претензий к господину Сухачеву, в том числе и материального характера, мы не имеем. Повторяю, господин Сухачев, по нашему глубокому убеждению, хороший инженер и опытный работник.

— Но некоторыми своими действиями он вынудил вас к неоправданным финансовым затратам.

— Мне об этом ничего не известно.

— Буду откровенен: речь идет об отгрузке на советский сухогруз сварочного аппарата ТИГ-10, двух комплектов сантехники фирмы «Орас» и двух наборов инструментов «Блэк энд Дэккер».

— Мне известно, что ваша сторона интересовалась этой отгрузкой, но вы, наверное, знаете официальный ответ фирмы.

— Мне знаком официальный ответ фирмы. Но ведь здесь происходит не обсуждение очередного контракта, а допрос вас в качестве свидетеля. Надеюсь, вы не забыли, что в начале допроса следователь уведомил вас в соответствии с советским законом об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Мне хотелось бы порекомендовать вам быть более искренним с нами. Советский Союз очень заинтересован в развитии взаимовыгодных отношений между нашими странами, и в частности с вашей фирмой. Но мы не можем заключать контракты и продлевать визы тем представителям фирмы, которые неуважительно относятся к нашим порядкам и к нашим законам. Мы хотим иметь дело с честными людьми…

Поскольку начальник не поставил перед Шварцем очередной вопрос, тот не торопился давать показания. Начальник же считал, что небольшая пауза не повредит. Надо же господину Шварцу обдумать ситуацию.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем Шварц нарушил молчание:

— Видите, в чем дело. Наши системы очень различны, и подходы к решению тех или иных проблем тоже разные. То, что у нас называется обычным деловым сотрудничеством, у вас рассматривается чуть ли не как преступление, как это по-русски… взяток… нет, взятка. Для вас, наверное, будет удивительным и непонятным, но сотрудничающая с нами одна пароходная фирма в прошлом году вручила президенту нашей фирмы презент — бесплатную путевку на круиз вокруг Европы. И все это восприняли как должное. У вас же это оценивается как черт знает что.

— Мне хочется попросить вас держаться поближе к Сухачеву, — заметил начальник отдела.

— Все, что я говорю, имеет самое непосредственное отношение к господину Сухачеву. Господин Сухачев — талантливый инженер, и он неоднократно рекомендовал верфи блестящие технические решения, за которые фирма весьма ему благодарна. И если хотите… — Тут Шварц неожиданно замолчал. Следователь заметил, что его руки крепко сжали край стола, Шварц облизал засохшие губы, наконец отпустил край стола и продолжал: — И если хотите… Я честный человек… Это был подарок фирмы господину Сухачеву. А поскольку у вас это очень осуждается, а мы не хотели господину Сухачеву плохого, то в своем официальном ответе фирма не сочла нужным акцентировать внимание на этом, откровенно говоря, несущественном вопросе.