Расследователь. Предложение крымского премьера

Тогда мы решили убедиться во всем сами и поехали в Таращу.

В морге районной больницы нам пошли навстречу и показали то, что осталось от тела. Смотреть на это без содрогания нельзя. Опознать - невозможно. Тело подло обезглавлено и, как считает местный эксперт, обработано химическими веществами, чтобы ускорить процесс разложения.

Однако эксперт описал нам перстень, браслет и талисман, найденные на теле и рядом с ним... У нас нет никаких сомнений, что это вещи Георгия Горделадзе.,. По словам эксперта, в желудке трупа сохранились арбузные косточки. Напомним, что именно арбуз ел Георгий в день своего исчезновения..."

– Надо ехать в Улашиху, - сказал Обнорский, не прочитав текст до конца.

– Куда?

– В Улашиху, Галя, в Улашиху. Тело обнаружили там.

– Минуточку, Андрей... Здесь ничего не сказано про какую-то Улашиху. Откуда ты зна...

– Потом объясню... Твой "опелек" на ходу?

– Да, конечно, на ходу... Откуда ты знаешь про Улашиху?

– Собирайся, поехали.

Низкое серое небо висело над трассой, сыпал снеток. Красный "опель" летел на юг, на Одессу. Галина сидела за рулем, Обнорский изучал карту.

– Тараща, - бормотал он, - Тараща... Ну и названьице. Вот она. Тараща-то... Нам сейчас поворачивать, Галка.

– Ага! Вот и указатель... Но откуда ты, Обнорский, знаешь про эту Улашиху?

– А ему голос сверху подсказал, - произнес, усмехаясь, Повзло.

Про Улашиху сказал, разумеется, Соболев. "Опель" плавно вошел в поворот, взлетел на развязку. Тараща была уже рядом.

– А не вы ли, коллеги, Горделадзе мочканули?
– спросила Галина.

– Мы, - ответил Обнорский.
– Разумеется, мы... Кто же, как не мы? У московских спецслужб длинные руки, прекрасная панна.

* * *

Председателю Улашихинского сельсовета Василию Андреевичу Беспалому было около шестидесяти... Он был растерян.

– Да как же?
– спрашивал он.
– Зачем вам туда ехать? Лес - он и есть лес. Яма и яма...

– Нужно, Василий Андреич, - говорила Галина горячо, с напором.
– Мы журналисты, специально из Киева к вам приехали. А Николай с Андреем вообще из Питера прилетели...

– Из Ленинграда?
– спросил Беспалый с недоверием.

Обнорский протянул ему паспорт и удостоверение.

– Из Ленинграда, - удивленно повторил Беспалый. Почему-то именно это обстоятельство и решило исход дела.
– Ну раз из самого Ленинграда - поехали, покажу.

Начиналась метель, длинные белые языки стелились вдоль дороги, тучи ползли низко.

– Вот сюда нам, - сказал Беспалый.
– Только на вашей машине не проехать. Пешком придется... Тут близенько.

Они оставили "опель" на обочине, вошли в лес. Пес стоял голый, мрачный. Ветер шумел в ветвях, гнул земле рыжие папоротники. Беспалый шел впереди.

– Жуть берет, - говорил он.
– Страшное тело... Да без головы. Мне уж шестьдесят лет скоро, молодые люди. Всякого в жизни повидал, а вот такого не видел... И думать не думал, что увижу когда.

Ветер нес сухой колючий снег, уносил часть слов Беспалого. Где-то в лесу с хрустом сломалась ветка. Серая рванина снеговой тучи почти цеплялась за верхушки деревьев.

– Вот, - сказал Беспалый, - здесь.

Они остановились у пересечения трех лесных дорог.

– Здесь он и схоронен был, - сказал Беспалый.

– Вот она, яма-то... Здесь его и нашли.

Неглубокая, всего около полуметра, яма была частично засыпана листьями и снегом. Она вовсе не выглядела зловещей. Яма как яма... Возможно, старый окоп. От дороги ее отделяло метра три. Трое мужчин и женщина смотрели на яму молча... Выл ветер.

Повзло достал навороченный цифровой фотоаппарат, щелкнул вспышкой. Василий Андреевич, закрываясь от ветра, закурил. Коля снова сверкнул вспышкой. Потом еще, еще...

– А вот там, напротив, через дорогу, кто-то положил в развилку дерева бутылку из-под шампанского, - сказал Беспалый.
– И горлышко было аккурат направлено на могилу.

– Бутылку из-под шампанского?
– ошеломленно спросила Галина.

– Точно так, барышня... Из-под шампанского. "Черная вдова" называется. А горлышко - точненько на могилку указывало.

Коля сфотографировал зачем-то дерево, которое служило "постаментом" для бутылки-указателя. Таращанский лес стонал под порывами ветра.

– Василий Андреич,- обратился Обнорский к Беспалому, - а кто нашел тело?

– Гопники, - ответил тот лаконично.

– Что за гопники? Не ваши, что ли, не местные

– Как раз наши... Есть в селе такая семейка - Сушки. Отец пьяница, жена его - несчастная женщина, да пятеро детей.

– А пообщаться с ними можно?

– А чего ж нельзя? Бутылку купите - общаться будете сколько влезет. Показать вам Сушков?

– А как же.

– Тогда пошли... Смотреть-то тут нечего. С души воротит прямо.

И они ушли. Стонал под ударами ветра Таращанский лес, сумрачно в нем было, страшно.

* * *

Семейство Сушков обитало в доме, которому более подходит название "халупа"; Домишко приютился на самом краю села. В голом, без занавесок, окне светился экран телевизора. Скрипела незапертая калитка на ржавых петлях. Первым во двор вошел Беспалый... В окне мелькнуло белое пятно - лицо чье-то. Мелькнуло - и исчезло.

– Хозяин, - громко позвал Беспалый, открывая дверь.

В сенях было темно, пахло кислой капустой и нищетой. Беспалый, Галина, а за ними Повзло и Обнорский втянулись внутрь. В комнате вспыхнул свет - голая лампочка без абажура осветила убогую "обстановку": грязную и холодную печь, шкаф с треснувшим зеркалом, черно-белый телевизор и еще какую-то разномастную мебелюху. За столом сидели трое детей... На столе лежал тощий кот. Сам Сушок лежал на диване, курил сигарету без фильтра. По телевизору гнали какое-то латиноамериканское "мыло".

– Здорово, Володя, - сказал Беспалый.

– Здоровеньки булы, Василь Андреич, - ответил Володя, слезая с дивана.

Он опустил на пол ноги в рваных носках, посмотрел исподлобья. На правой скуле у Сушка был немалый синячище. Беспалый обратился к нему на странном каком-то языке - вроде бы на украинском, но непонятном совершенно:

– Это - суржик, - шепнул Повзло Обнорскому.

– Суржик? Что такое суржик?

– Суржик - язык такой. Очень своеобразный вариант украинского языка. Суржик, Обнорский, нужно было учить, а не арабский.