Расстрельное время

— С рождения, Михаил Васильевич, я такой. Не вижу в их желаниях ничего, что шло бы в разрез с политикой большевиков.

Фрунзе встал. В горницу уже начали возвращаться его подчиненные.

— Не время спорить, — сказал он. — От махновцев сейчас требуется только одно, чтобы в трудную минуту не подвели.

— Надеюсь, не подведут.

— А доспорим после войны.

— Согласен, — Кольцов повернулся, чтобы где-нибудь присесть и поучаствовать в совещании.

Но Фрунзе, вдруг взяв в руки указку, сказал Кольцову:

— Специально для вас. Пока собираются, — и взмахнул указкой над картой. — Надо торопиться с наступлением. Начнем в ночь с седьмого на восьмое. Повстанцам сообщим в ночь на седьмое, не раньше. Вы тоже ничего им пока не сообщайте.

— Да, понимаю, — согласно кивнул Кольцов. И без этого предупреждения он не стал бы раньше времени разглашать повстанцам секретные сведения. Время от времени в их рядах то и дело разоблачали махновцев, поддерживавших отношения с белогвардейской разведкой. Случай с Савелием Яценко, увы, не единичный.

— Полосу наступления вашим повстанцам менять не будем. Переправляться там же. Ваши соседи — Пятнадцатая и Пятьдесят вторая стрелковые дивизии. С Литовского полуострова продвигаться дальше, до Юшуни, с тыла выйти к Перекопу и способствовать его овладением.

— Будем стараться, — пообещал Кольцов и, осознав всю сложность поставленной задачи, добавил: — Дело не из легких.

— А разве я сказал, что оно легкое? Но куда тяжелее у Блюхера, — сказал Фрунзе. — Пятьдесят первая дивизия Блюхера будет наступать на Перекопские укрепления в лоб. С фронта Блюхер не сможет ими овладеть. Но противник тем не менее должен быть уверен, что мы именно отсюда, с фронта, решили взять Перекоп.

— По сути, отвлекающий маневр? — догадался Кольцов.

— Похоже на это, — согласился Фрунзе. — Вы, повстанцы, вместе с Радумецом и Германовичем выйдете к Перекопу с тыла.

Рассказывая, он легко взмахивал указкой. У Кольцова сложилось впечатление, что операция по взятию Перекопской твердыни была тщательно продумана, в ней было некое полководческое изящество, и она нравится самому Фрунзе. Но это изящество могло обернуться немалой кровью.

— Но Блюхер! — задумчиво сказал Кольцов. — По сути, он жертвует своей дивизией!

Фрунзе нахмурился, ему не поправились слова Кольцова.

— Жертв, конечно, не избежать. Ему — в большей степени, — жестко сказал он. — В войне нередко такое случается, что ради победы приходится кем-то или чем-то жертвовать. Свою задачу в этой операции он знает. А уж как ему при этом уменьшить количество жертв, пусть придумает сам. На то он и комдив, — он отложил указку. — Собственно, это всё, что я должен был вам сообщить. Больше вам незачем тратить здесь время. Можете отправляться к себе.

— Если можно, отниму у вас ещё минуту времени, — попросил Кольцов.

— Да, пожалуйста, — Фрунзе снова опустился на табуретку и поднял на него усталые глаза.

— У меня есть предположения, что где-то здесь у нас сидит хорошо законспирированный враг, — без всякой дипломатии, в упор выпалил Кольцов.

— Почему вы так думаете?

— О моем отъезде из Каховки к повстанцам знал очень узкий круг людей. И тем не менее об этом в то же утро узнали бандиты. Они пытались пленить меня, и лишь чистый случай помог мне избежать пленения и последующей доставки во врангелевскую контрразведку. Заказ, как я выяснил, поступил от неё.

— Зачем вы им? — и на губах Фрунзе промелькнула едва видимая ироническая улыбка. — Извините за прямодушие, но сейчас, во время агонии армии Врангеля, любой наш полевой командир представляет для них куда больший интерес, чем чекист, даже высокого ранга.

— Я согласен. Но тем не менее заказ поступил именно на меня.

Фрунзе нисколько не обеспокоился этим сообщением.

— Ну что ж. В таком случае смотрите в оба и берегите себя, — сказал он.

— Стараюсь. — Кольцов почувствовал пренебрежение к его словам и поэтому добавил: — Я не о себе беспокоюсь. Я только подумал, что враг где-то здесь, в нашей среде. Он может добыть и переправить на ту сторону самую секретную информацию, и тем самым нанести нам серьезный урон. К примеру, ту же информацию об отвлекающем маневре Блюхера.

— Хорошо. Наших контрразведчиков я конечно же предупрежу о ваших подозрениях. — Пообещал Фрунзе и затем спросил: — Вы один здесь?

— Где-то здесь находится мой адъютант.

В горнице уже вновь, после перерыва, собрались здоровые, крепкие и загорелые комдивы и комкоры, окружили Фрунзе, тихо между собой переговариваясь, ждали продолжения совещания.

— Идите, — отпустил Кольцова Фрунзе. — Я распоряжусь, чтобы вас проводили.

— Не нужно, — воспротивился Кольцов. — Тут езды…

* * *

Прежде дремотное село Новосёлки, где находился сейчас штаб Фрунзе, зажило в другом, торопливом ритме.

Пугая заполошных кур, по селу носились всадники. С ленивым лаем, высунув языки, бегали за тачанками и телегами лохматые кобели. Иногда к штабу или от него пробегали легковые автомобили, и на рокот их мотора в одночасье сбегались все сельские собаки. За что они так не любили «начальственные» автомобили, вряд ли кто смог бы объяснить. До недавних дней автомобилей здесь, в заброшенной богом глухомани, отродясь никто не видел. С неистовым злобным лаем они провожали автомобиль далеко за село, а иные бежали и дальше, насколько хватало сил. И тогда они лениво и устало, с чувством выполненного долга возвращались обратно к своим будкам.

Людей собаки не трогали. Может быть, потому что иногда им от людей перепадала корка хлеба или пересушенная до каменной твердости голова воблы.

В Особом отделе, который размещался двумя хатками дальше от Штаба фронта, Кольцов отыскал Бушкина. За то короткое время, что провел он здесь, Тимофей успел со всеми перезнакомиться и стал здесь уже почти своим. Село он тоже уже несколько раз исходил из конца в конец.

Гольдман квартировал в убогой хатке на самом краю села. Они подъехали к ней верхом, привязали коней к двум торчащим из земли кольям, оставшимся от изведенного на топливо забора.

— Постоялец дома? — спросил Бушкин, приоткрыв входную дверь хатки.

— А то! Спит ещё! Небось всю ночь котовал. — Раздался из глубины молодой голос, и тут же на пороге возникла весёлая разбитная молодица, вероятно, хозяйка этого поместья. Стрельнув на Кольцова озорным глазом, спросила: — А то, может, и я вам для чегось сгожусь?

— Покажи, где тут его апартаменты! — строго сказал Бушкин и легонько тронул её за плечо. — Ишь, кобылка необъезженная!

— Так ить некому! Объезжать, говорю, некому! — томным голосом сказала она. — Сплошна несправедливость. Мужики в войну играють, а бабы, известно дело, страдають.