Растяпа. Не прошедшие горнило

– Видишь? – мальчишки играют в футбол. А вон в той будке живет ничейный пес. Когда гулять пойдем мы ему вынесем куриную косточку. Он помашет хвостом и скажет: «Спасибо, Настенька». А когда комары начнут кусаться, он их лаем прогонит. Вон синичка на подоконник села….

Тома сидела на кровати, положив руки на колени. На этой неделе ей досталось – теща вернула свою привычку пить дома. Сегодня она ушла, я отдохнул и был полон сил, а жена выглядела такой уставшей и несчастной, что счел своим долгом ее ободрить.

– Ты приляг, отдохни – мы на кухню пойдем. Или лучше собери ее для прогулки – мы в коляске покатаемся.

Тома попыталась выжать из себя улыбку.

– Давай, погуляйте, – согласилась она. – Полчасика, но не больше.

Тома, наверное, уснула, а мы с Настенькой так увлеклись прогулкой по белому свету, что не заметили, как два часа пролетели. И вот уже мама спешит нам навстречу:

– Ну, что же вы? Ребенка давно пора кормить. Ты чего же на папку-то не кричишь?

Вечером Настеньку искупав-накормив-усыпив, сели у телевизора в отсутствии тещи.

– Я поняла, почему наша дочь у тебя на руках меньше кричит.

– Потому что мы с ней – родственные души; нам интереснее вдвоем.

– Вовсе нет. Потому что ты – энергетический вампир. Ты лишаешь ее энергии.

Я напрягся:

– С чего ты взяла?

– По себе сужу. Когда с тобою сплю или этим делом позанимаемся, то утром встаю вся разбитая – хоть на кладбище уноси.

– Ты внушаешь себе. И зря это делаешь.

– Абсолютно нет. Проверено опытом и временем. И то же самое с дочерью происходит.

– Что же нам делать?

Тома пожала плечами, а я был по-настоящему напуган этим дурацким подозрением.

– Давай не будем заниматься сексом. Давай не будем спать вместе…

– На полу будешь спать?

– В легкую! А с дочерью как же быть?

– Ну, пока ей твое присутствие на пользу. На детях ведь божья благодать – потому они такие все реактивные… и носятся, и калечится. Твой вампиризм успокаивает нашу дочь, и она, слава богу, неплохо чувствует себя и хорошо у тебя засыпает.

Черте что! Но так серьезно. На секс табу! Спать вместе нельзя. До первого синячка у Настеньки, и меня выгонят вон из этой квартиры.

– Ты что-нибудь сам ощущаешь в себе?

– Ага, десна чешутся – клыки растут. Пойду на улицу покурю.

– Ты же бросил.

– Пока только свои.

Стрельнув сигаретку у соседа, присел на лавочку подумать за жизнь.

Судя по всему, Тома действительно себя плохо чувствует – такое напряжение, такие нагрузки после родов… Возможно обострилось что-то внутреннее. Ну, а причина, как всегда, под боком – чего ее искать? Я бы на мать грешил, а она на меня… проще простого свалить на… постороннего. Увы, я так и не стал ей родным.

Ночью мне приснились пеликаны над гладью воды у Варадеро. Но как ни старался, проснувшись, припомнить черты лица Гали Худяковой – не смог.

Я еще не решил, как реагировать на подозрение Томы о моем якобы энергетическом вампиризме. Спали мы вместе, любовью не занимались – и никогда более без ее инициативы! Я так решил окончательно. Хватит с меня неприятных сюрпризов.

Сейчас на работу. Там все обдумаю. Внутренне соберусь и… будем жить дальше. Хотя в будущем меня могут обвинить в чем-нибудь еще более мрачном и диком…

– С тобой все в порядке? – спросил кто-то из приятелей на автобусной остановке.

Я кивнул. Не говорить же, что я уже наполовину мертв. Нет меня – я вампир. Нет на свете ничего, ради чего бы стоило жить. Сейчас в автобус забьюсь, энергии пассажиров напьюсь – и вся радость жизни!

Короче, в перспективе у меня глубочайшая депрессия. Я это чувствовал.

На заводе, где раньше душа отдыхала, тоже теперь появилась засада – Монастырников с его парткомом проявляют ко мне настойчивый интерес. Мне не хочется иметь дело с истыми ленинцами – хватит, натерпелся от них. Я их ненавижу, этих деятелей. Ненавижу и… стал боятся.

К сожалению, еще не все…

Одному из учеников Бори Синицына стружкой от обтачиваемой детали рассекло щеку. Налицо вопиющее нарушение техники безопасности – над обрабатываемой деталью не был опущен защитный щиток. Я составил соответствующий акт, указал виновников – самого исполнителя, прошедшего инструктаж ТБ, и его наставника токаря-оператора. Подпись пострадавшего в журнале ТБ снимала с меня всякую ответственность. Так по закону. Но так не считал начальник отдела охраны труда подполковник в отставке Мостовой. Он вызвал меня к себе в кабинет и сказал:

– Я тебя тоже лишу квартальной премии за этот случай – лучше надо смотреть за рабочими.

– Этим вы нарушите КЗОТ (кодекс законов о труде), – говорю.

– Зато тебя воспитаю.

Мне стало понятно, чей заказ он выполняет.

– Я напишу докладную записку на имя Генерального директора, – сказал я.

И написал. Да так убедительно и удачно, что Осипов на ней резюмировал – приказ о лишении квартальной премии мастера Агаркова А. Е. отменить.

Мостовой на этом не успокоился.

Неделя не кончилась, вваливается в наш цеховой кабинет мастеров и тащит за шиворот того самого паренька, которому стружка стальная щеку поранила – пластырь еще на месте пореза.

– Где его мастер? – орет экс-подполковник.

– Я его мастер, – говорю.

– Ты вот здесь сидишь, а он там бегает между станками и стружкой в людей кидается.

– Зачем ты, – спрашиваю молодца, – меж станками бегаешь и стружкой кидаешься?

– Да врет он все! – у практиканта ПТУ никакого уважения к начальнику ООТ.

– Пиши объяснительную, – требует от меня Мостовой.

– Пишите вы докладную, а я на нее напишу объяснительную, которая будет звучать, как обвинительная, ибо факт не доказан – ваш голос, против его.

– Сейчас докажу, – Мостовой потащил паренька в цех.

Мы всей капеллой мастеров двинулись за ними.

Из двух токарей-универсалов, к которым начальник ООТ обратился, как свидетелям происшествия:

– один сказал, что ничего не видел;

– другой, что паренек не кидался, а стоял у станка, когда его сцапали.