Растяпа. Не прошедшие горнило

– Конечно, заеду!

– Спасибо, – мрачно поблагодарил, представляя, что ему скажет теща.

Меня высадили перед воротами, и домой я уже скакал на одной ноге.

Родители смотрели на меня и некоторое время оба молчали.

– Доигрался хрен на скрипке, – наконец оценил ситуацию отец.

Мама нахмурилась:

– Что Тома твоя скажет?

– Да выгонит – зачем ей калека сдался, – спрогнозировал отец.

– Конечно, – согласился я. – Вы примите?

– Куда же тебя девать? Чай не чужой.

Такие слова могли сказать и мама, и папа. Пусть будет хором.

Я постарался скрыть волнение благодарности.

– Что же, спасибо за приют.

Отец смерил меня проницательным взглядом.

– А что на работе скажут? – спросил он внезапно.

– Почему ты думаешь, что они могут что-то сказать? – совершенно искренне удивился я.

Отец смачно прищелкнул языком:

– Я однажды по дороге на работу разбился – мотоцикл занесло, а они записали: бытовая травма и заплатили копейки по бюллетеню.

– У меня оформленный протокол, соревнования официальные на первенство области, судья сказал – стопроцентно оплаченный больничный лист.

Отец глубокомысленно кивнул.

– У вас есть анальгин?

– Может, выпьешь: кровь разгоняет, а кровь у тебя сейчас – главный строительный материал.

– Хуже не будет? А вдруг «скорую» придется вызывать для обезболивающего укола – воздержусь.

Приготовив таблеток пачку и квас для запивки, я улегся на диван разглядывать телевизор. Нога ныла противно, но нестерпимой боли еще не было.

– Тамара-то знает? – подсела мама.

– Должны передать.

– Как ты попал на футбол? – ведь говорил, что бросил ходить.

– Тома отпустила поболеть, а ребята уговорили поиграть. И вот в таком я дерьме оказался. Обидно.

– Живи пока здесь – там-то от тебя сколько проку?

Я проглотил таблетку на всякий случай, запил квасом из банки и ничего не сказал.

– Все-таки жалко твою работу в райкоме – на виду, в тепле – чего не сиделось?

Тут я по-отцовски прищелкнул языком:

– Там угождать надо, а не работать.

– Ну, угождал бы – вон Анатолий Михайлович уже второй секретарь. Лиза, теща его, не нахвалится.

– Что-что, а угождать Анатолий Михайлович умеет – далеко пойдет.

– Вот и брал бы пример.

Отец аж засопел – Анатолий Михайлович Агарков, второй секретарь Увельского райкома партии, мой двойной тезка и, кажется, родственник через жену – его кумир кумиров. А на кожевниковское: «Он только галстуки, сидя в президиуме, умеет красиво поправлять» сказал: «Галстуки тоже надо уметь поправлять», Непрошибаемо!

– Нет, райком – это сборище упырей. Вот газету действительно жалко. Мы недавно об этом с Пал Иванычем говорили. Зимой он заканчивает ВПШ, и его уже звали в обком партии. Если получится, обещал спротежировать меня региональным внештатником в газету «Челябинский рабочий».

Сказал и от радости предвкушения перехватило дыхание, но постарался справиться с собой. Главное, цель ясна – к черту АИЗ! мне надо вернуться в прессу. В стране назревает что-то – что-то весьма важное и… интересное.

– Опять напортачишь что-нибудь и тебя снова выгонят, – вздохнула мама.

– Выгонят, если в местную газету идти. Надо на более высокий уровень выходить – Челябинск, Москва. Вон посмотрите – как здорово «комсомолка» пишет. Разве ей не нужны борзописцы с мест? Вы бы знали, как местные деятели партии боятся Реутова Виталия Петровича, а у него просто два журналиста из газеты «Правда» чаю дома попили случайно – и такой эффект!

Когда-нибудь, пообещал себе, стану настоящим журналистом и займусь серьезными материалами. Я прекрасно понимал, что ниже областной газеты соваться некуда – Увельский райком следит за мной тщательно. Сейчас, когда у меня появилось временное окно, надо попробовать написать несколько очерков и репортажей для областных газет и центральных. Пусть даже не публикации, пусть только контакт – письмо ответное, для кого писать, о чем и как. Я ни грамма не сомневался, что способен на заказные материалы – то есть писать не то, что думаю, а за что платят. Теперь я уже не считал это моральным и психологическим падением. Подобный шаг не в моем характере, но презирать себя за него не буду. С другой стороны, я себе плохо представлял, какие ветры откуда дуют, и что будет со страной через ближайшие два-три года.

Поздно вечером, чувствуя, что боль так и не угнездилась в ноге, предложил отцу:

– А давай выпьем.

Когда накрыли журнальный столик перед диваном в виду телевизора, я попросил:

– Мы завтра сгоняем с тобой в аптеку за костылями?

– Сгоняем.

Мне хотелось поговорить с отцом – показать ему, что я сломан, но не сломлен, что АИЗ – это бомбоубежище; я поднимусь оттуда и начну сам херачить своих врагов: я не смирился.

Отец налил и предложил чокнуться:

– Надеюсь ты знаешь, чего хочешь и делаешь.

Выпили. Отец снова налил.

– Вот только с Тамарой я тебя не пойму – объясни.

– Попробую, если поймешь… Она все свои силы и половину жизни посвятила противостоянию с матерью – вернее держит ее за руку на краю пропасти. При этом сама остается слабой и уязвимой для внешних воздействий.

– Кой черт тебя заставил на ней жениться? Нравится? – ну, дружили бы без последствий.

– Теперь уже поздно причитать, но скажу… После измены Ольги Викторовны, после собственных похождений мир изменился в моих глазах: все бабы, мне казалось, в нем ..ляди! И вдруг Тамара Борисовна – такая чистая, непорочная и порядочная… Мне казалось, таких не бывает. Не устоял….

– Да, – согласился отец. – Есть ценности, которые не меняются.

– Какие, например? – я рад был переключить внимание со своей персоны.

– Верность, забота, взаимопонимание.

Я ничего не ответил, но подумал – а ведь отец оказался прав. Сейчас поясню, о чем это я. По дороге домой из Челябинска с моей свадьбы в машине разгорелся спор между отцом и зятем. Отец молчал-молчал и вдруг выдал:

– Не-а, жить не будут.

Зять был выпившим:

– С чего ты решил?

– Ну, если ее отец прямо на свадьбе говорит о любовниках, то как с такой жить?

А дело вот в чем. Поздравляя молодых, мой тесть поднялся и сказал:

– Оля и Толя, желаю вам стать добрыми друзьями и нежными любовниками!

Отец расслышал лишь последнее слово и сделал вывод.

– Я хотел извиниться перед тобой, отец.

– За что?

– За то, что не сделал карьеру, на которую ты надеялся.

Отец покачал головой.

– Мы предполагаем, жизнь располагает.

– И я верю, что не все еще потеряно. Придет время, и всех пашковых метлой сметет в урну истории, а я еще поработаю для блага Родины в полную силу.