Ратибор. Окталогия

– Вот это да!.. Сколько же здесь?! – потрясённо протянул Емельян.

– Да монет двести писят – триста точно будет… – хмуро проворчал Ратибор. – Навскидку!..

– Может, Ратик, это всё-таки Мельванес и назначил награду за твою ряшку, а? – протянул задумчиво княжий племяш. – Уж больно сумма подозрительная…

– Ага, и при этом шаман внушил Святу, чтоб он меня сюда, к нему отправил, дабы самолично, с Лудогором на пару разделать на отбивные? Нестыковка, Емеля, причём серьёзная!

– Да, но для чего тогда ему столько злата понадобилось? – Емельян озадаченно почесал маковку.

– Да тут как раз всё просто, – хмыкнул Мирослав. – Варягам же платить за службу надобно было! Или ты думаешь, что северяне за хлеб да воду тут головёнки свои вздорные складывали? Это только наши так могут… Ещё и жратву при этом сами себе добудут!

– Логично… Что будем делать с этими богатствами? – Емельян грустно вздохнул. – Дяде потащим?

Ратибор бросил вопросительный взгляд на Мирослава, слегка кивнув при этом на княжьего племяша. Русый мечник в ответ лишь согласно прищурился.

– Знаешь что, Емельчук, не зря ведь на тебя во время нашего похода птички разные гадили… Говорил же, к деньгам! – Ратибор улыбнулся себе в бороду. – На, баламошка, зачерпни, сколько тебе треба для домишки, а мы с Миркой пока в сторону отвернёмся, тараканов поразглядываем внимательно… Ежели сыщем!.. Считай это нашим подарком к свадьбе! – с этими словами молодой богатырь пнул сундук в сторону аж дар речи потерявшему от неожиданности непутёвому летописцу.

– Ну что ты замер, конопатик? Аль на тебя опять оковы какие повесили? – русый мечник лукаво подмигнул княжьему племяшу.

– Вы это сейчас серьёзно?! – Емельян потрясённо переводил взгляд с улыбающихся до ушей Мирослава с Ратибором. – Не шутите?!

– Такими вещами не шуткуют, плюгашка! Бьют – влепи сдачи, а дают, так бери, коль совесть не ёкает! Она ведь у тебя в умиротворённом состоянии находится?

– Даже не сомневайся в этом, Ратиборушка!..

– Ну так выгребай, сколь надобно, хорош мух считать!

– А сколько можно оттяпать?

– На домишко, говорю же… Вполне добротный. Только не на дворец, Емеля, не на дворец, не наглей! А то, думается, Свят не оценит и не обрадуется, коль ты ещё похлеще, чем у него, теремок себе забабахаешь!.. Может не понять да расстроиться, занервничать… А оно тебе надобно, дядю-то своего дражайшего нервировать?

– Не-а, ни в коем разе! А ты, медвежонок, помнится, говорил, что всё, что добыто на княжьем задании, принадлежит казне!

– Исключения бывают из любого правила, Емеля! Когда на благое дело, то можно иногда отщипнуть…

– Как сейчас?

– Как сейчас! Войны нет, и вроде на горизонте враг лютый не маячит, потому и расходов огроменных не предвидится… А тебя нужда снедает! Сам ты, непутёха, лет двадцать ещё на хибару свою копить будешь. Да и оставшуюся часть мы в любом случае князю притащим, хватит ему с лихвой! А будешь кочевряжиться, Емельмень, сейчас передумаю и, окромя нового прозвища, получишь ещё лишь щелобан смачный по клюву!

– Уже отгребаю, Ратиборушка!..

– То-то же!

Емельян, торопливо пошарив по карманам и, окромя носовых платков, ничего более путного там не обнаружив, шустро стянул с себя наконец-то пригодившийся красный кафтан, накидал в него золотишка, да завязав узелком крепким, бережно прижал к груди своё тихо звякнувшее увесистое сокровище, довольно при этом мурлыкая: – Без домишки – замухрышка, а с домишкой – я князишка!..

– Там ещё вместо «князишки», неплохо «козлишка» в рифму ложится, песнописец ты наш…

– Завидуй молча моим талантам неогранённым, Миропупчик!

– Уже давно весь обзавидовался, Емеля! – фыркнул с колкой улыбкой русый меченосец. – Ибо так порой распекать нашего рыжекудрого верзилу и не отхватить до сих пор добрую затрещину в тыковку, это дорогого стоит!.. Редкий дар, я бы сказал!

– Кстати… Тебе, дружище, тоже ни на что не надобно монеток солнечных? На миску супа там аль на поварёшку новую? – Ратибор захлопнул изрядно полегчавший после загребущих лап княжьего племяша сундучок да понёс его на выход, вопросительно покосившись при этом на Мирослава. – Пока есть возможность, отсыпал бы и себе горсточку!

– Мне если только на лопату треба, чтоб почесать ею по хребту одного рыжего медведя!

– Не, на это не дам… После «колдунов» и «магии» знаешь, Мир, какие следующие два ненавистных для меня слова? Не-а, не «сидеть» и «ждать», как ты недавно предположил, хотя их тоже не люблю, это верно, а «лопата» и «копать»…

– Это потому, Ратиборушка, что ты слишком много в своей жизни копал… – не преминул встрять племянник Святослава.

– Не копал, а закапывал, Емеля!

– Хм, а есть разница?..

– Ещё какая, несмышлёныш, ещё какая! Копают бабки на огородах, а воины – закапывают!

– Тоже на огородах?

– А это уж где придётся, конопатый клюв! Судьба-злодейка заранее нам ведь редко сообщает, когда по плану очередные раскопки… Или закопки?.. Ай, да идти к лешему, Емеля! И Мирку с собой прихвати!

Трое приятелей вышли из избушки, после чего Ратибор споро смастерил факел да опосля метнул его в раскрытое настежь окно только что покинутой ими лачуги. И вот уже не один столб дыма принялся вздыматься в небеса над Твердоземьем.

Внезапно с дальнего конца деревни раздались истошные крики. Вопили разномастные голоса так, как будто жаркое пламя уже вовсю щекотало пятки их хозяевам.

– Ох, а про жителей Бобруйки-то чуть было не запамятовали! – хлопнул себя по лбу Емельян.

– Я не забыл!.. – Ратибор смущённо кашлянул.

– А я так тем паче… – крякнул в тон своему рыжему товарищу Мирослав.

– Угу, я так и понял, балаболы! – княжий племяш споро помчался к окраине села. Два витязя молча последовали за Емельяном.

Тем временем у пяти избушек, в которых томились пленные, было оживлённо. По всей видимости, почуяв дым и то, что обстановка в селении кардинально переменилась, томящиеся в заточении жители Бобруйской слободы начали кричать да ломиться наружу, невзирая на растерянно орущих в ответ, обнаживших мечи четырёх караульных, так и оставшихся стоять на своих постах, ибо о них банально забыли. Подбежавшие Мирослав с Ратибором, недолго думая, помогли незадачливым охранникам по-шустрому присоединиться к уже пирующим в чертогах Сварога соратникам, после чего быстро отворили двери в хибарки, выпуская счастливых сельчан наружу. Но самым неожиданным событием стало происходящее у крайней лачуги, что располагалась левее всех. Там люди стояли и просто обнимались, не веря тому, что произошло.