Ратник

Но это — с одной стороны. А с другой, татары действительно представляли серьезную опасность для Руси. Не только московской, но и литовской. И было бы недурно дать им укорот. Так что, если это действительно божье провидение, то мешать ему не след. Тем более, что он выгодно и королю лично, ибо приведет к укреплению южных земель его владений.

С третьей же стороны король прекрасно знал о ереси, про которую говорил священник. И не понимал, как такое вообще возможно. Ведь в силах Всевышнего воскресить Всеслава в его же теле. Тогда почему он так не сделал? Или это не Всеслав? И все происходящее — политическая игра Иоанна Васильевича, который задумал что-то непонятное и явно нехорошее?

Так или иначе, но в этом вопросе нужно было разобраться…

[1] В 1554 году словом «злотый» назывались дукаты, поступающие в Польшу. Дукат — это золотая монет массой около 3,5 грамм. При пересчете в серебро равная примерно 56 копейкам.

[2] В церковном обиходе термин «ересь» имеет значение серьезного противостояния, основанного на разногласия по фундаментальным идеологическим вопросам, а термин «раскол» означает меньшую форму разобщенности, вызванную прежде всего организационными вопросами или второстепенными идеологическими противоречиями.

Часть 2. Глава 10

Глава 10

1554 год, 17 июля, Коломна

Иоанн Васильевич сидел на своем коне и наслаждался видом Оки. Широкой, просторной, полноводной. Он, правда, помнил, что Волга намного больше, а Ока — всего лишь ее приток. Но Волга далеко, а Ока — вот она. И по сравнению с Москвой-рекой — мощь[1].

Царь наслаждался видами, находясь в некотором удалении ото всех. Потому что устал. Потому что жаждал хоть немного тишины и покоя. А там — за спиной располагалось большим лагерем его войско, выведенное из Москвы, коломенский полк и какое-то количество гонцов. Ото всех заокских городов шли гонцы, дабы сообщить об активности татар. И ему требовалось их всех выслушать, и угадать — придет Девлет Герай с большим нашествием или нет? А если придет, то куда?

Загадка…

Оснований для крупного нашествия хватало.

В позапрошлом 1552 году русские войска взяли Казань[2]. Большой успех долгой и сложной истории.

Почему именно Казань? Потому что Казань, в отличие от Крыма располагалась ближе. И ходить в набеги им выходило бегать намного проще. Да еще и вдоль рек. Вот они и старались, терроризируя весь восток державы.

С одной стороны, а с другой — это борьба Руси за жизненное пространство. К середине XVI века закончились ресурсы для внутренней колонизации. Земли южнее лежали под ударами Крыма, земли восточнее — Казани. Западнее располагалась такая же Русь, только Литовская, с теми же самыми проблемами. Севернее же колонизировать было можно, за исключением того, что там ничего не растет. Поэтому требовалось куда-то выплескиваться и развиваться. Ну и торговля. Куда уж без этого? Иоанну свет Васильевичу хотелось получить контроль над казанской торговлей.

Так или иначе, но Казань взяли. Несмотря на сопротивление Степи и Литвы. Однако взять столицу, не значит установить контроль на прилегающей территорией. И там было беспокойно. ОЧЕНЬ беспокойно. Поэтому постоянно приходилось посылать туда войска, вкачивая огромные ресурсы, переживая о сохранности захваченного. Чему способствовали интриги Крыма, Хаджи-Тархана и переменчивая политическая игра ногаев. Разумеется, при самом активном участии в этом деле как Литвы, так и Османской державы.

И вот, поддавшись уговорам ногайцев, Иоанн Васильевич отправил войска в Астрахань, точнее Хаджи-Тархан, как тогда назывался город в низовьях Волги. Послал, чтобы свергнуть местного хана и посадить своего союзника. То есть, наступить на те же грабли, о которые и он сам, и его отец с дедом весь лоб себе расшибли в Казанской истории. Они правда этого не понимали, и царь рассчитывал на относительно успешное разрешение вопроса.

Рассчитывать то рассчитывал, но все равно переживал по поводу того, что крымское ханство, а, возможно, и Литва, постараются помешать ему в этом деле. А потому ждал вторжения степняков.

Свои люди в Перекопе не доносили о выходе хана в поход. Однако, как ему передали, ногаи нарушили свои союзные обязательства и к месту встречи не пришли. Из-за чего, опасаясь степной угрозы, царь выступил с полком московской службы к Коломне. Оттуда было удобнее реагировать. Он не исключал того, что его людей в Перекопе могли повязать или купить. Да и измена не диво дивное…

В общем — тот еще клубок с массой неизвестных.

Наконец он тяжело вздохнул. Еще раз окинул взглядом красоты речного простора. И отправился беседовать с гонцами, которые прислали все города его заокских владений: и Переяславль-Рязанский, и Тула, и Елец и прочие.

Первый гонец. Второй. Третий.

Тулу же он держал в ожидании до последнего. Строго говоря он не желал вообще его слушать, прямо предвкушая, что гонцу есть что сказать. Не по делу, но интересного. И опять это будет связано с Андреем. Последнее время ему казалось, что в Туле если что-то и происходило, то оно было так или иначе связано с этим беспокойным и очень деятельным человеком, который никак не мог сидеть на попе ровно. Словно ему было дело до всего. Но сколько не откладывай, а выслушать тульского гонца все же пришлось. Вон — один остался. Стоит. Мнется. И по лицу видно — распирает от желания говорить.

Царь слегка поморщился, но махнул рукой. Дескать, зови его.

— Ну, сказывай, соколик, — произнес вполне добродушно боярин, стоявший подле царя.

И гонец начал вещать.

И с первых же слов Иоанн Васильевич понял, не подвело его чутье… ой не подвело…

— Освободили полон большой. Сотни две душ, что татары угоняли в рабство.

— И кто сие сделал? — настороженно спросил царь.

— Андрей Прохора сын.

— Сколько же татар их уводило? — удивился Иоанн Васильевич, памятуя о том, что у Андрея было под рукой всего несколько человек. — Как это произошло?

— Андрей со други своя стал на отдых в рощице небольшой. Промеж курганов старых, ожидая, что татары туда не сунутся. Но они сунулись, встав с полоном также на отдых, но не в лесу, а подле. И тогда, напугав их ночью воем, с помощью рожка особого из бересты, он с людьми своими напал. Вышли пешими и давай стрелы пускать в напуганных. Курганы же. Лес. Ночь. Кого побил. Кого ранил. Остальные разбежались. Хорошо, что полон связанный сидел, а то бы и он разбежался. По утру же всех павших и раненых татар он на колья посадил, поставив те в кружок. Чтобы умирающие смотрели друг на друга.

— Это еще зачем? — удивился царь.

— Они угоняли и отроков малых для содомских утех. Сами признались. Не себе, но на продажу. Вот он их и наказал. Раздел донага да на кол. Чтобы, так сказать, на себе ощутили.

— А сколько у Андрея людей было?

— С ним — полная дюжина.

— А татар сколько побили?

— На колья подняли более восьми дюжин. Старшего среди тех супостатов он лично зарубил в поединке.

— И отколь это известно? От смердов? — встрял боярин один.

— От послужильца его. Ему в предыдущем бою руку отсушило. Вот Андрей его в Тулу и направил на отдых и лечение.

— А что за предыдущий бой?

— Татары на Андрей засаду поставили. Ну так он туда со своими и ворвался да съемным боем воинов степи разогнал. Копьем двух снял, еще нескольких саблей порубил лично. В том бою Пафнутия — помещика, что с ним добровольно пошел в дозор, убили. А вот Устинке руку отсушили. Но тот бой славен иным. Разогнав воинов Андрей загнал ловцов, что при них были, в болото, где принудил отдать ему оружие, одежду и еду, после чего прогнал.

— Как-как? — оживился царь.