Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Это сообщение по радио, судя по всему, являлось ложным следом, исходившим из Москвы с целью заставить Швецию перестать задавать вопросы о Валленберге. Старания оказались напрасными. Неделю спустя МИД дал распоряжение Сёдерблуму в свете “противоречивых слухов касательно членов будапештской миссии”, распространяющихся в Стокгольме, “энергично потребовать ответ на вопрос, где находятся Даниэльсон, Ангер и Валленберг”.

Александра Коллонтай

В то время как шведский МИД через свое московское представительство пытался выяснить, что случилось с будапештской миссией, в Стокгольме были предприняты частные инициативы для получения информации о судьбе Валленберга. В середине февраля его мать посетила советского посла в Швеции Александру Коллонтай. Коллонтай пользовалась известностью и популярностью в Стокгольме и тесно сотрудничала с Маркусом Валленбергом-младшим во время переговоров о прекращении военных действий между Советским Союзом и Финляндией. Кроме того, в периоды болезни она часто бывала в спа-санатории в Сальтшёбадене, принадлежавшем семье Валленберг. К тому моменту она служила послом в Стокгольме уже 15 лет и была дуайеном дипломатического корпуса.

Мадам Коллонтай в окружении посла Швеции в Москве с 1947 года Рольфа Сульмана (слева) и члена правительства Хермана Эриксона. Фото 1940 года.

Май фон Дардель тоже раньше встречалась с советским послом. “Несколько минут мы сидели за письменным столом и разговаривали, – вспоминала она. – Я задала вопрос о сыне. К сожалению, я не записала впоследствии весь разговор. Но самым важным было то, что мадам Коллонтай сказала, что Рауль находится в Советском Союзе и что с ним все хорошо”. Приблизительно в то же время Коллонтай попросила прийти к ней на прием супругу министра иностранных дел Кристиана Гюнтера, Ингрид. В этом разговоре она сообщила, что “Рауль Валленберг жив и находится в России и что для него будет лучше, если шведское правительство не будет подымать из-за этого шум”. Коллонтай также заверила, что с Валленбергом “обращаются хорошо”.

Сведения, исходящие от советского посла, стали сенсацией, поскольку до сих пор не было известно, что Валленберг находится в Советском Союзе. Просьба, обращенная к госпоже Гюнтер, – “не подымать шум” (если Коллонтай действительно выразилась именно так), – была намеком на то, что с точки зрения советской стороны вопрос лучше всего решить посредством тихой дипломатии. Возможно, это означало и то, что Коллонтай было известно, что Валленберг находится в руках у СМЕРШа, поэтому дело носит особо щекотливый характер. Во всяком случае, выглядит малоправдоподобным, чтобы Коллонтай сама решила сообщить данные сведения супруге министра иностранных дел. Дипломаты редко дают волю собственному мнению. Тем более советские дипломаты. Тем более дипломаты сталинских времен.

Сообщение Коллонтай, конечно же, в первую очередь предназначалось для мужа Ингрид Гюнтер, министра иностранных дел, которому оно и было немедленно передано. Семье Валленбергов, напротив, эта информация стала известна лишь три года спустя, когда Игрид Гюнтер рассказала о беседе в письме сестре Рауля Нине Лагергрен.

В этом письме госпожа Гюнтер отметила, что “Кристиан старался следовать [просьбе Коллонтай] настолько, насколько мог”. До такой степени, что даже не сообщил новость о том, что Валленберг жив и находится в Советском Союзе, собственным сотрудникам по МИДу! Когда в 1951 году о заявлении Коллонтай стало широко известно (из газетной статьи), Гюнтер прокомментировал его так: “Я вполне верю, что посол Советского Союза, передавая эту информацию, была убеждена в том, что говорила. Мы оба хорошо ее знали. […] Но действительно ли Валленберг в тот момент находился в Советском Союзе – это, разумеется, совсем другой вопрос” [91] .

91

Журналист стокгольмской вечерней газеты Aftonbladet позвонил Коллонтай, которая утверждала, что у нее не было никакой информации о Валленберге: “Здесь, в Москве, я ничего не слышала о Валленберге – эти вещи через меня больше не проходят”.

Ни слова о русских!

Дорога сотрудников будапештской миссии домой проходила через Румынию. Ехали то автобусом, то поездом. В Бухаресте их разместили в гостинице “Атен Палас”, где, кстати, проживало много венгерских евреев, бежавших из Будапешта. В румынской столице впервые после Рождества шведы получили возможность связаться с Стокгольмом, где уже почти потеряли надежду когда-либо увидеть членов миссии живыми.

Пробыв некоторое время в Бухаресте, 4 апреля они продолжили путь в Одессу, где прожили три дня. Потом они отправились в Москву, куда прибыли в первой половине дня 13 апреля. Посланник Сёдерблум “явно нервничал при нашем прибытии”, вспоминал Ангер. Его главной просьбой к сотрудникам миссии, когда они вернутся домой в Швецию, было: “Ни слова о русских!” Остановка в Москве оказалась короткой, всего восемь часов. “Посланник пригласил нас на обед, после чего мы поехали осматривать достопримечательности и видели Кремль с разных сторон, но так и не побывали внутри”, – вспоминала Маргарета Бауэр. Сёдерблум поговорил с сотрудниками миссии, а затем он и Даниэльсон уединились для разговора, во время которого Даниэльсон рассказал, как шведская будапештская миссия подверглась разграблению. Относительно Валленберга Даниэльсон, по всей видимости, выдвинул предположение, что его могли убить, возможно с целью грабежа.

Будапештские шведы спрашивали, не имели ли их коллеги в Москве известий от Валленберга или о нем, вспоминал Ингемар Хэгглёф, первый секретарь московской миссии: “Его отсутствие и его судьба беспокоили их сильнее всего остального. Они многое рассказали нам о деятельности Валленберга в Венгрии, о которой мы ничего не слышали, о тамошней ситуации во время германской оккупации и о том, что случилось, когда русские войска захватили Будапешт”.

Сёдерблум и Даниэльсон во второй половине дня нанесли визит Михаилу Ветрову, начальнику скандинавского отдела наркомата иностранных дел. В течение пятиминутного разговора Ветров заявил, что сотрудники шведской миссии были эвакуированы из Будапешта ради их безопасности, поскольку Венгрия находится в военной зоне. Согласно записям Ветрова, сделанным после беседы, имя Валленберга не было упомянуто ни разу.

В Москве члены шведской миссии все время находились в каком-нибудь километре от камеры Валленберга на Лубянке, а часто еще ближе. Вечером того же дня, в 19:45, путешествие в Стокгольм продолжилось, на очереди были Ленинград и Турку.

Стокгольм

Еще до того, как члены будапештской миссии выехали из Венгрии, в одной из главных стокгольмских газет, “Дагенс нюхетер”, появилась пространная статья под заголовком “Шведский подвиг в Венгрии”. В основе статьи лежала информация венгра, приехавшего в Стокгольм после “рискованного путешествия через Германию”, у которого “нет слов, чтобы выразить благодарность за жертвенность, неутомимость и геройство, проявленные всей шведской будапештской миссией и отдельными шведами в городе в момент самых жестоких преследований”. Венгр выделял Лангле и Валленберга, но особенно последнего. “Для Валленберга не было ничего невозможного, – писал автор статьи. – В дни бесчинств в анонимных письмах ему угрожали смертью, его машину забрасывали камнями, пытались всеми способами помешать ему посещать его подзащитных, подсылали к нему вооруженных бандитов, но ничто не могло заставить его сдаться”.

Кроме этой статьи, никакой другой информации о Валленберге в Швеции еще не было, когда на финском пароходе “Арктурус” рано утром 18 апреля 1945 года в Стокгольм прибыли сотрудники будапештской миссии.

Днем раньше заместитель министра иностранных дел Вильхельм Ассарсон позвонил по телефону Май фон Дардель и сообщил ей, что ее сына не будет среди пассажиров парохода. Но, когда пароход вошел в гавань, она все-таки была среди встречавших в надежде, что несмотря ни на что Рауль тоже прибудет. Его не было. Единственной весточкой, полученной ею, были предметы, найденные Ларсом Бергом в подвале Hazai Bank: медная тарелочка, обручальное кольцо и книга об охранном паспорте. “Я отдал ей сверток, – вспоминал Берг. – Из глаз ее лились слезы, слезы глубочайшей скорби”.

Дипломатическое фиаско

Возвращение в Швецию персонала будапештского дипломатического представительства привлекло большое внимание и положило начало активным действиям на разных уровнях МИДа, прессы и родственников Рауля Валленберга.

Сразу по приезде дипломатов Министерство иностранных дел устроило пресс-конференцию, на которой Даниэльсон и Ангер рассказали о деятельности миссии, и прежде всего Валленберга в Будапеште, о нападении нилашистов в сочельник и прочем. О февральском разграблении миссии советскими солдатами и офицерами, однако, не было сказано ни слова. Ангер закончил свой отчет словами: “Потом пришли русские, и вот мы здесь”. Предупреждение Сёдерблума еще звучало у него в ушах! Разумеется, они сразу же информировали о грабеже МИД, но всеобщим достоянием это стало лишь месяц спустя, после того как в двух газетах были опубликованы гневные статьи о явных нарушениях дипломатического иммунитета.

Репортаж другой стокгольмской газеты, “Свенска дагбладет”, о возвратившихся шведах появился на следующий день после их приезда. Он имел заголовок “Будапештская миссия жила в подвале в Буде” и подзаголовок “Исчезновение атташе миссии”. Репортаж иллюстрировался фотографиями членов миссии по приезде и фото Рауля, взятым из статьи о его проекте купальни в 1935 году. Радость возвращения домой, говорилось в статье, оказалась “небезоблачной”, поскольку атташе миссии Рауля Валленберга, “шведского дипломата, вызывавшего восхищение всего Будапешта своими героическими действиями по спасению евреев”, на пароходе вместе со всеми не было.