Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

Альтернативы

Все говорит о том, что советское руководство зимой 1947 года не знало, как поступить с Раулем Валленбергом. Давление со стороны Швеции усиливалось. В Москве информация о том, что Валленберг сидит в тюрьме в Советском Союзе, перестала быть достоянием лишь одного МГБ и горстки высокопоставленных политиков. В этой ситуации выбирать пришлось между двумя альтернативами: избавиться от него или освободить. Второй вариант был сопряжен с большим риском. В нарушение международного права был арестован, увезен и заключен в тюрьму иностранный дипломат, к тому же представитель нейтральной державы. Освобожденный Валленберг наверняка рассказал бы об обстоятельствах своего ареста и обо всем, что пережил в советском заключении, может быть, подобно Эдварду аф Сандебергу, написал бы об этом книгу. Поэтому, возможно, была предпринята попытка его завербовать.

Если такая попытка предпринималась, это должно было происходить весной 1947 года, после того как Валленберга перевели в особое помещение Лубянки, где, по словам Судоплатова, содержались особо важные заключенные, которых хотели завербовать. Как утверждает бывший начальник скандинавского отдела 1-го Управления КГБ Елисей Синицын, он и его начальник Павел Фитин пытались убедить Авакумова передать Валленберга в распоряжение их ведомства как раз в этих целях, но тот отказался, поскольку сам имел в отношении Валленберга подобные планы. (Синицын хорошо знал Швецию, так как был резидентом при советском посольстве в 1944–1945 годах.) Попытки завербовать Валленберга, надо думать, имели целью сделать из него не обычного шпиона, а агента влияния, имеющего связи в среде шведской политической и экономической элиты, включая собственную семью. Дело в том, что Советский Союз в послевоенные годы был крайне заинтересован в выгодных торговых соглашениях. По словам начальника фронтового управления СМЕРШа последних месяцев войны, генерала Александра Белкина, советская сторона была убеждена, что Валленберг связан с германской военной контрразведкой, Абвером. Этой информацией теперь постарались воспользоваться, чтобы склонить его к сотрудничеству. Если бы удалось завербовать Валленберга, его контакты с еврейскими организациями тоже оказались бы полезны, как и его американские связи.

Сведения о предполагаемой вербовке взяты из мемуаров и устных комментариев ветеранов советских органов безопасности. Если такие планы существовали, это могло бы объяснить, зачем Валленберга в марте 1947 года посадили на особое питание и распорядились внимательно следить за его здоровьем. Против “теории вербовки” выдвигался тот аргумент, что никто из его товарищей по заключению ничего не рассказывал о таких попытках. Но этот довод не работает, поскольку сокамерник того периода Вилли Редель умер в том же году и и не мог свидетельствовать о своих разговорах с Валленбергом. Кроме того, тот не обязательно стал бы информировать Ределя. Более существенное возражение против теории вербовки состоит в том, что трудно представить, каким компроматом советские органы надеялись помешать Валленбергу нарушить обещание о сотрудничестве после освобождения из Советского Союза.

Те, кто придерживается мнения, что Валленберга пытались завербовать, предполагают, что Рауль отклонил предложение. Это объясняет, почему советское руководство не видело для себя иного выбора, кроме “ликвидации” дела таким образом, каким это было сделано.

В любом случае колебания советских властей перед таким способом разрешения проблемы объяснялись не укорами совести, а тем, что жертва была иностранцем и к тому же дипломатом. Однако в конечном итоге эти обстоятельства не мешали советскому руководству принимать меры, которые оно считало необходимыми. Это явствует из нескольких параллельных случаев, поразительно похожих на дело Валленберга. Лейтенант голландской армии Геррит ван дер Ваальс сумел бежать из немецкого лагеря в Польше и добраться до Будапешта. Там он, как и Валленберг, перешел в расположение русских, чтобы поделиться с ними важной, по его мнению, информацией. Как и Валленберг, он был заподозрен в шпионаже и арестован. Его отправили в Москву и в феврале 1945 года поместили на Лубянку, а потом в Лефортово (где он, кстати, во время допроса показал, что встречался с Валленбергом, чтобы по просьбе Салаи помочь одной еврейке). Хотя голландское правительство неоднократно запрашивало Москву о ван дер Ваальсе, оно, как и шведское в случае с Валленбергом, получало ответ, что названное лицо Советскому Союзу неизвестно. Лишь в 1956 году советские власти признали, что ван дер Ваальс находился в заключении в Советском Союзе, но умер в 1948 году от туберкулеза легких и болезни кишечника и что тело было кремировано.

Подобная же судьба постигла австрийского посланника в Праге Фердинанда Марека, арестованного советскими военнослужащими в мае 1945 года. На протяжении последующих девяти лет советские власти отрицали, что им что-либо известно о Мареке и его судьбе. В результате давления со стороны австрийского правительства в 1954 году они признали, что он был задержан советскими войсками, но скончался от болезни сердца и хронического воспаления легких в мае 1947 года. Наконец, был американский гражданин Исайя Оггинс, арестованный в 1939 году и приговоренный к восьми годам заключения в лагере. Хотя американцы знали об этом, советское руководство сочло невозможным выпустить Оггинса после отбытия срока в 1947 году – Оггинс был советским агентом, но в Москве подозревали, что он двойной агент. Абакумов предложил Сталину и Молотову казнить его, но сообщить американцам, что он страдал туберкулезом и, согласно свидетельству о смерти, умер в лагере в 1946 году. На самом деле Оггинс был убит летом 1947 года таким же образом, как, судя по всему, и Валленберг, в лаборатории Майрановского.

Подозрения против Валленберга

Столь же неясным, как и обстоятельства ареста и смерти Валленберга, остается вопрос, почему он вообще был задержан. Во время советской оккупации Венгрии через допросы прошли десятки тысяч людей, но арестованы были лишь немногие. Согласно одному отчету, СМЕРШ 2-го Украинского фронта за период между 1 и 20 января 1945 года арестовал 48 человек, в том числе троих не названных по фамилии дипломатов, двое из которых состояли в штате шведской миссии в Будапеште. Речь идет о Валленберге и Генри Томсене – подробнее о нем будет рассказано ниже.

Как уже говорилось, приказ об аресте Валленберга был отдан из Москвы, где органы безопасности давно собирали информацию о шведской миссии в Будапеште и акции по спасению евреев, возглавляемой Валленбергом. Однако решение о задержании иностранного дипломата не могло быть легким даже в сталинском СССР. Многие обстоятельства говорят о том, что решение об аресте было принято на основе не только московской информации, но и сведений от СМЕРШа в Будапеште. Эти сведения были почерпнуты из бесед с Валленбергом 14 января и дополнены общим впечатлением о нем.

На самом деле в поведении и рассказах Валленберга содержалось много такого, что офицерам советской разведки, с которыми он столкнулся, было крайне сложно понять. Его словам об операциях по спасению евреев они верили с трудом, а его проект восстановления послевоенной Венгрии не соответствовал планам советского руководства относительно будущего этой страны. Может быть, он просто вел себя так, что вызвал подозрение офицеров СМЕРШа, наученных везде видеть шпионов? Если верить информации, переданной Валленбергом путем перестукивания Эрнсту Валленштейну, он был арестован, “потому что находился на оккупированной русскими территории” (курсив Б. Я.) – уже одного факта того, что он по собственной инициативе установил связь с Красной армией, таким образом, было достаточно, чтобы возбудить подозрения в шпионаже. Обронил ли общительный и разговорчивый Валленберг парочку русских фраз, которые помнил с гимназических времен? Это тоже могло показаться подозрительным. “Должен сознаться, что, хотя Валленберг нам понравился, он показался нам немного подозрительным”, – вспоминал Яков Валах, переводивший во время этих бесед.

Возможно, была и более конкретная причина ареста Валленберга. Нельзя исключить, что деньги и ценности, которые у него при себе имелись, были обнаружены не после получения приказа об аресте, а как раз наоборот, их обнаружение привело к решению об аресте. Международное право запрещает подвергать личному обыску дипломата, но с чего бы СМЕРШ соблюдал эти правила? Багаж Валленберга вполне могли открыть, когда никто не видел, – например, пока он спал. Обнаружив кучу денег и драгоценностей, органы безопасности могли известить Москву.

Может ли арест Рауля Валленберга объясняться так просто? Разведка нашла в машине вещи, которые сочла компенсацией от нацистов или ценностями, которые Рауль пытался вывезти по их заданию? А потом несколько дней его пасла в Будапеште в ожидании приказа об аресте, чтобы он за это время раскрыл свои карты и, может быть, навел на след и других кладов?

Как бы то ни было, тот факт, что был арестован и Вильмош Лангфелдер, доказывает, что решение об аресте было принято после донесения СМЕРШа. Едва ли решение арестовать Лангфелдера могло основываться на разведданных, уже имевшихся в Москве. Вероятно, имелось досье на Валленберга, но трудно поверить, что было досье и на его шофера. По воспоминаниям Якова Валаха, русские восприняли Лангфелдера как “слишком умного, чтобы быть водителем” и, возможно, сообщили об этом своем впечатлении в Москву. Однако главная причина того, что Лангфелдера арестовали и отправили в Москву вместе с Валленбергом, надо думать, была тривиальнее, чем мысль о его возможной двойной игре: поскольку Лангфелдер знал, что случилось с Валленбергом, его просто нельзя было отпустить.

Как показывают допросы Ларса Берга, шведскую миссию обвинили в выдаче охранных паспортов лицам, не связанным с Швецией. Согласно “спецсообщению” заместителя начальника управления СМЕРШ 2-го Украинского фронта Мухортова от 19 февраля 1945 года, среди таковых были “скрывающиеся от советских органов видные участники фашистских формирований Венгрии, некоторые сотрудники и агенты разведывательных и контрразведывательных органов противника и другой контрреволюционный элемент”.

Это донесение основывается, в частности, на сведениях, полученных в ходе допросов Михаила Кутузова-Толстого и некоего Генри Томсена, также работавшего в шведской миссии. Он был принят на работу в отдел Б, поскольку Швеция представляла интересы Советского Союза в Венгрии и миссии нужны были люди, говорившие по-русски. Томсен назвал себя русскоязычным норвежцем, но на самом деле его звали Гроссхейм-Криско и он родился в Советском Союзе. Во время допроса 24 января он утверждал, что многие члены миссии якобы занимались продажей охранных паспортов, в том числе Форгач, Флейшман, графиня Нако, фон Мезеи и, может быть, даже сам глава миссии Даниэльсон. Как и другие члены миссии, последний якобы проявлял крайне антисоветские взгляды, однако наиболее враждебно к СССР относились Ингве Экмарк и Йоте Карлсон.