Рай на заказ
Шрифт:
Мадлен повернулась к профессору спиной и принялась делать пометки на листке с цифрами.
— Та-а-ак… Пифагор. Кто следующий? Кого еще из благородных ученых вы прикончите? Лавуазье, который сказал: «Ничто не возникает ниоткуда, ничто не исчезает в никуда, все переходит из одного в другое»?
Мадлен вновь ничего не ответила.
— Я говорю серьезно, госпожа Валлемберг. Если будете продолжать в том же духе, нам, скорее всего, придется отказаться от ваших услуг. Вы систематически опаздываете, не делитесь с коллегами информацией о ходе вашей работы… Так больше не может продолжаться. Если не возражаете, я выпущу этих бедных животных
Мадлен молча вышла из лаборатории.
«Мерзавец! Мер-р-рзавец!» — твердил попугай.
Карина Валлемберг закурила небольшую сигару, вставленную в длинный мундштук, и задумалась. Мадлен налила себе текилы с грейпфрутовым соком и с ногами забралась в подвешенное к кронштейну кресло-яйцо.
Карина выпустила колечко дыма:
— Переключись на самок.
— Что, прости?!
— Я говорю о твоих экспериментах. Возьми самок мышей. Я уверена, что они могут выдержать более высокий уровень радиации, чем самцы. Ты говоришь, что тебе не удалось преодолеть проклятую отметку — девять баллов. Используя самок, ты наверняка сумеешь получить двенадцать, а то и все тринадцать или четырнадцать. Я почти уверена.
— Почему ты так думаешь?
— В животном мире самки, как правило, живут дольше самцов, хотя это объясняется только тем, что их кровь очищается во время менструаций…
Мадлен оттолкнулась от пола, и кресло-яйцо стало вращаться вокруг своей оси. Теперь девушка то исчезала, то вновь появлялась перед матерью.
— Мама, чтобы результаты опытов выглядели убедительно, мне нужно получить восемнадцать баллов из двадцати. Не меньше, иначе все бесполезно.
Карина медленно затянулась, словно ища подкрепления своим мыслям:
— Я убеждена, что у природы есть решение этой проблемы. И оно связано с самками.
— Мама, прошу тебя, хватит смотреть на мир через призму взаимоотношения полов.
— Но именно это и заставляет его вертеться. Этим ты мне не поможешь! Вспомни о сообществах живых организмов, которые существуют на планете дольше других. Об осах, пчелах, муравьях. Все это сообщества самок. Самцы — трутни в улье и «цари» в муравейнике — востребованы только для воспроизводства, а потом погибают.
— Это же насекомые, мама! А не млекопитающие!
— Это общественные животные, то есть стадные, как и мы. Их города похожи на наши мегаполисы. У них есть улицы, проспекты, разделение труда, армии, сельское хозяйство.
— Мам, это просто мелкие насекомые!
— Нет. Это создания, обитающие в городах. Никогда не суди о животном по его размерам. Эти насекомые — вполне разумные существа, решающие проблемы, во многом похожие на наши. Естественно, на своем уровне. Ульи. Муравейники. Гнезда с миллионами особей, ведущих общественную жизнь, устроенную по определенным законам. В ходе эволюции они избрали стратегию выживания, которая выражена формулой: «только самки».
— Я… Я считаю, что это ничего не доказывает.
— О, напротив. Муравьи живут на Земле сто миллионов лет. А человечество — не более трех. Ты что-нибудь об этом слышала? Сначала у муравьев существовало равенство между полами, но со временем матриархат победил.
— Откуда это известно?
— До наших дней сохранились примитивные виды муравьев, которые живут группами по два десятка особей. Это своего рода семьи, в которых примерно поровну самцов и самок. Но это очень отсталые
виды. Они не умеют выращивать растения или разводить живых существ на корм, как обитатели больших муравейников. Это охотники-собиратели. Можно сказать, что это доисторические муравьи!— Мама!
— Это означает, что стратегия «только самки» — разумный выбор, самое современное решение, найденное природой, чтобы обеспечить успешную эволюцию вида.
— Нельзя сравнивать людей с насекомыми!
— Это почему? Хочу тебе напомнить, что сообщества самок приспособились к самым разным климатическим условиям, ко всем болезням и ко всем хищникам. В Хиросиме только муравьи оказались невосприимчивы к радиации. Это должно быть интересно тебе — специалисту в области сопротивления облучению, не так ли?
Мадлен перестала крутиться в кресле-яйце:
— Ты уверена?
— Абсолютно. Странно, что ты не читала об этом в статьях энтомологов.
В этот момент попугай решил привлечь к себе внимание: «Только самки! Только самки!»
Мадлен залпом допила текилу. Карина отложила мундштук и направилась к книжному шкафу в гостиной, на полках которого выстроились в ряд толстые пронумерованные папки. Потратив некоторое время на поиски, она вытащила наконец одну из самых объемистых папок и жестом пригласила дочь сесть рядом за огромный стол:
— Это моя докторская диссертация.
Мадлен открыла первую страницу и прочитала заглавие:
«Диссертация госпожи Карины Валлемберг. LEPIDODACTYLUS LUGUBRIS [35] : решение, обусловленное эволюцией».
— Ты сейчас скажешь, что уже читала это, но я уверена — ты лишь бегло просмотрела этот текст. Поэтому специально для тебя я кратко изложу основные тезисы. Когда мне было двадцать три года, я отправилась на Филиппины, чтобы рассказать миру о чуде, связанном с этой симпатичной маленькой ящерицей.
35
Lepidodactylus lugubris (лат.) — геккон древесный
— С Lepidodactylus lugubris?
— Да, именно с ней.
Карина перевернула страницу и показала дочери фотографию ящерицы с вытянутой головкой и круглыми глазами навыкате.
— Ее еще называют гекконом, — заметила Мадлен.
— Браво. Lepidodactylus lugubris — это небольшая ящерица семейства гекконов, которая встречается на Филиппинах, в Австралии и на островах Тихого океана.
— Она отвратительна.
— А я считаю, что она очень красива.
— Рептилии меня никогда не интересовали.
— Но эта — нечто действительно особенное. Необыкновенное. Время от времени особей этого вида уносит ураганом и забрасывает на пустынные острова, которых в Тихом океане тысячи. Если в таком положении оказывается самец, на этом все и заканчивалось. Он просто подыхает. Но если речь идет о самке…
— И что тогда?
— Слушай внимательно. — Карина старалась говорить как можно отчетливее. — Репродуктивная функция самки вида Lepidodactylus lugubris, занесенной на пустынный остров, претерпевает стремительные изменения. Весь ее организм перестраивается так, чтобы она, несмотря ни на что, могла откладывать яйца.