Райские птицы из прошлого века
Шрифт:
– Тихо, тихо, – шепчет Тамара, не столько Лешке, сколько себе.
– Итак, вы собрали и приговоренных, и судей. – Саломея останавливается напротив камеры. Зачем? Пусть уходит, пусть освобождает путь для Тамары. И словно подслушав эту мысль, рыжая идет дальше. За ней ступает Олег, и уже потом, третьим и замыкающим, идет Василий. Он смотрит через плечо Олега на Саломею, чья рыжая макушка светится в темноте. Тамара не поверила бы, не увидь этого сама.
Сияние исходило от волос, словно нимб.
Святая Саломея?
– Вы вынесли приговор. Вы приступили к казни. Сергей Булгин.
– Трава какая-то. Я не вникал.
– Конечно, зачем вам. И вряд ли Галина так уж посвящала вас в собственные планы. Боюсь, что и вы были в этом списке. Запределье желало получить всех.
– Надо его убить, – очень спокойно сказал Лешка и вывернулся-таки из Тамариных объятий. – Надо его убить, иначе он убьет их. А потом нас.
– Леша, ты не понимаешь, о чем…
– Я знаю, что убивать людей – плохо. Но он же плохой!
Плохо? О да, плохо. Но Василий – Вася, Васятка – сам убийца. И если бы Тамара так не боялась…
– Ваши боевые раны сняли с вас подозрения. Играть спектакль втроем просто. Кто-то из актеров всегда в тени и, если не знать, что актеры знакомы, в безопасности будет каждый из них. Потом вы планировали все свалить на Елену, она не сопротивлялась, она была раздавлена случившимся. И должна была упоминать о том, что собирается сделать. Тому, кому доверяла. Тому, к кому повезла дочь год назад. И тому, кто лечил девочку… таблетки от душевного расстройства. Милое название, но если расстроена душа, таблетка не спасет.
– Мы должны, – сказал Лешка и потянулся к лампе.
– Я сама. Ты спрячься. Хорошенько спрячься и сиди тихо-тихо. И если вдруг…
У Тамары все получится, потому как должна быть в мире справедливость, а если ее нету, то хотя бы везение. Тамаре никогда прежде не везло, и быть может, удача просто накапливалась, лежала где-то на ленте жизни банковским депозитом специально для этого дня.
– …если вдруг что-то пойдет не так, ты тихо выйдешь и пойдешь прямо. Туда, откуда они пришли. И выберешься отсюда. Позвонишь в полицию. Расскажешь им… расскажешь им все. И маме своей передай, что мне очень жаль. Я… я никогда не желала ей зла.
Тамара поднимала лампу обеими руками. Взялась за основание, скользкое, какое-то сальное, будто нарочно, чтобы помешать этому глупому плану. И кофты норовят съехать. Ткань нагрелась, вот-вот вспыхнет или начнет плавиться, источая ядовитый запах жженой синтетики.
– Вы только в голову кидайте, – посоветовал Лешка и по Томиной указке отошел в дальний угол камеры. Он нырнул под древний настил, служивший некогда кроватью, и сжался в комок, почти слившись с тенью.
Тамара стащила туфли и пошевелила пальцами, разгоняя кровь. Первый шаг дался с трудом. Она чувствовала подошвой неровности камня, и боялась оступиться, и боялась не оступиться, ведь тогда у нее не останется выбора.
Шаг.
Еще шажок, совсем крохотный. Коридор, который уходит в две стороны. Огромная труба, протянувшаяся под домом. И выход позади. Если Тамара выберется,
то…Ну конечно, она ведь может уйти. Так же тихо, как сейчас подкрадывается к Василию, который вовсе не жертва, но чудовище и заслуживает смерти. Смерть – страшно, а дверь на другом конце коридора – лучшая из возможных приманок. Там, за дверью, свобода. И телефон. Полиция, которая приедет и всех спасет… если, конечно, успеет.
А если нет?
Люди рядом. Тамара остро, как никогда, ощущает их запахи, среди которых выделяется один, тяжелый, кровяный. Кто-то умер… кто? Только бы не Кира! Как Лешке жить, если Кира умрет? И как жить Тамаре, у которой умерли все-все, а человек, которого она считала близким, оказался сволочью.
Нельзя назад. Надо вперед. Аккуратно, по кромке.
Запределье? Пускай. Тамара будет в нем пантерой. Ловкой черной пантерой, которая крадется в тени и вот-вот настигнет жертву.
– Далеко нам еще? – От голоса Олега Тамара-пантера вздрагивает и едва не выпускает лампу.
– На тот свет торопишься?
– Тут река рядом, – примиряюще говорит Саломея. – Я слышу воду.
Воду – пускай. Не Тамару. Пантеры ступают беззвучно.
Она видит цель и цепенеет, понимая, что еще не поздно отступить. И тут же переламывает себя, делая шаг вперед. Река и вправду близка, ведь на камнях имеется скользкий налет. И пахнет старыми трубами, которые почти заросли слизью.
Река рядом… их ведут к реке, чтобы убить. Раз выстрел. Два выстрел. И три – для Тамары. Если, конечно, он захочет стрелять. Ведь имел же возможность…
– Ваша жена жива? – спрашивает Саломея, и Тамара пугается – вдруг сейчас все обернутся и увидят, что она и вправду жива, и стоит рядом, и задумала… Что она задумала? Глупость. Лампу швырнуть… у нее нет ничего, кроме этой зверски тяжелой лампы, которая вот-вот выскользнет.
А у Василия пистолет.
– Она жива. Она нужна вам.
Зачем? Тамара спрашивала, но ее не удостоили ответом.
– Единственная наследница, если разобраться. Как вы собирались поступить? Получить генеральную доверенность и по-быстрому сделку провернуть? А потом уже избавиться и от жены?
Скотина!
– Но что мешало вам и дальше врать ей? Остались бы вдвоем. Вы и она. А прочие – жертвы безумной мстительницы. Сыграли бы в героя, в чудесное спасение…
– Я сорвался.
Ни тени раскаяния в голосе. А ведь он избил Тамару, похитил, запер… и думал, что она будет просто сидеть, дожидаясь своей участи?
В ступню впился острый камень и, пробив кожу, застрял. Камень причинял боль, пробирался глубже в тело, но Тамара продолжала идти.
– Но мы с ней договоримся. Так или иначе…
Затылок Василия маячил впереди, и Тамара сказала:
– Нет. Не договоримся.
А потом прыгнула и опустила на голову лампу. Раздался звон, хруст стекла – или кости? – и громкий оглушающий в трубе коридора выстрел. Вспыхнуло масло, растекаясь по волосам и плечам. Завоняла паленой кожей.
Василий крутился, махал руками, пытаясь сбить пламя, выл и стонал, а Тамара пятилась и пятилась, пока не уперлась в стену и только тогда поняла, что отступать больше некуда. А он вдруг замер и направил пистолет на нее.