Райский плод

– Требование конфиденциальности – показатель нашей вины. Нужна была полная открытость по делу. А теперь необходима пресс-конференция, на которой бы выступили все врачи, тренеры, чинуши, дедушка этот, знаменитый своим стаканом. Пусть все говорят, а мы послушаем. Нужно отвечать за свои слова и дела, а не сваливать все на плачущего ребенка. Они не ее защищают, а себя. Разогнать надо всю эту лавочку. Зачем мне такой спорт? – горячился один из зрителей.

– Мало того, что девочку кормили коктейлем из шестидесяти препаратов, один из которых запрещенный, так еще и заставляли врать. Она никого не сдаст, так как ее запугали. Но нельзя считать людей за идиотов. Тренер Церцвадзе должна хотя бы извиниться перед другими фигуристами, которые не стали олимпийскими чемпионами по ее вине, – поддерживал его другой.

– Так и будут продолжать калечить детей, – соглашался третий.

– Забрееву побеждали многие другие наши девочки-спортсменки, и они соревновались честно, без допинга. Так что хватит уже превозносить допингистку, без препаратов она в последнем сезоне не могла выкатать произвольную программу, выносливости нет без помощи химии, – заявила зрительница с первого ряда.

Камера тут же крупным планом показала лицо Аэлиты: ни кровиночки не было в нем, губы тряслись. Мне снова стало ее жалко. Бедная девочка, каково ей такое слышать. Спортсмены, конечно, народ закаленный, без характера в их деле никуда, но все-таки выдержать такой прессинг и не сломаться может далеко не каждый.

– Церцвадзе как тренер – молодец. Все чемпионы ее. Но как человек, вы, Ксения, простите, не очень, – взяла микрофон еще одна дама. – Вы себя отлично пиарите для того, чтобы к вам рекой текли деньги родителей. Для вас это не спорт, а бизнес. А сейчас вы просто спихнули вину на Аэлиту, а сами, выходит, как бы и не при делах. Некрасиво это.

Церцвадзе сделала знак, чтобы ей включили микрофон. Видимо, достаточно насладившись унижением гостей своей студии, Халатов разрешил это сделать.

– Я не оставлю так это дело! – громко и отчетливо сказала Ксения в объектив камеры. – Саврасова ответит за публичный поклеп в суде.

Она подошла к растерянной Забреевой и взяла ее за руку.

– Вставай, Аэлита, мы уходим.

Операторы показали, как спортсменка и ее тренер покидают студию под возмущенный гомон зрителей, потом на экране крупным планом появилось лицо Халатова.

– Какие еще страсти по допингу разразятся в нашей студии? Существует мнение, что к истории с допингом Забреевой приложил руку Валерий Глущенко. Все говорят, что он хотел протащить в сборную свою воспитанницу, поскольку мечтал подложить свинью Ксении, которая, как мы знаем, недавно увела у него одну из лучших фигуристок – Наташу Другову. Было ли все это спланировано заранее? Или это просто версия? Вы узнаете совсем скоро. С вами был Антон Халатов.

Передача закончилась, и я выключила телевизор. Ощущение у меня было гадкое, как будто дождевых червей наелась. Какой все-таки серпентарий – этот большой спорт. Мало того, что с допингом опозорились и медалей лишились, так еще и наезжают друг на друга, старые счеты сводят на глазах у миллионов зрителей. И это в ситуации, когда надо не ссориться и бросаться бездоказательными обвинениями, а поддерживать друг друга, объединяться.

И внешних недругов хоть отбавляй, так зачем же еще превращать во врагов друзей? Я представила злое лицо Церцвадзе и мысленно поправилась. Пусть не друзей. Коллег. У меня зазвонил телефон, и я посмотрела на экран, втайне надеясь, что это Виталий добрался до своей Аргентины и перезванивает, чтобы узнать, что я хотела. Но нет, это была моя сестра Натка.

– Привет, – сказала я, надеясь, что мой голос не выдает разочарования.

– Привет, ты была в консультации?

– Да, конечно.

Меньше всего на свете мне сейчас хотелось обсуждать свой поход к врачу. Улегшаяся было во время просмотра ток-шоу паника готовилась снова расцвести пышным цветом.

– И что? Все хорошо?

В голосе Натки было слышно все испытываемое ею сейчас нетерпение. Похоже, сестре очень хотелось рассказать мне что-то важное, просто совсем уж не поинтересоваться моими делами было некрасиво, вот она и спрашивала про женскую консультацию. Но из чистой вежливости, а не искреннего интереса.

На мгновение мне снова стало очень жалко себя. И как так получилось, что я должна со всем справляться одна, а окружающим нет до меня никакого дела? Но я быстро отогнала готовые снова покатиться по щекам слезы.

– Все хорошо. А у вас что нового?

– Слушай, мне тут пришла в голову шикарная мысль, – тут же затараторила Натка. Я невольно улыбнулась. Все-таки свою сестру я знаю очень хорошо. – Я думаю отправить Настеньку в секцию фигурного катания.

Я невольно закатила глаза. После всего того, что я только что выслушала по телевизору, это была явно не самая лучшая идея.

– Натка, избавь меня от своих фантазий, – сказала я строго. Другим тоном сестру не проймешь. – Ты знаешь, какой это труд? Ежедневные тренировки все семь дней в неделю. Начало в шесть утра, между прочим. А еще сборы, соревнования, бесконечные поездки. Ты хотя бы примерно представляешь, сколько нужно денег, чтобы одевать свою девочку для участия в соревнованиях? Ты же видела, какие у них костюмы шикарные.

– Точно, как же я об этом не подумала. Шикарные костюмы! – Моя сестрица только что не визжала от восторга. – У российских фигуристок всегда самые лучшие костюмы, и вообще наши девочки самые красивые. Кстати, возможно, именно поэтому нас и не хотят больше приглашать на всякие международные соревнования, чтобы их серенькие невзрачные шмотки не выглядели так убого на фоне наших нарядов.

Я вздохнула. В геополитических вопросах Натка явно не сильна. Рассуждать о нарядах ей, конечно, гораздо привычнее. Моя сестра всегда любила все блестящее и яркое, как сорока, честное слово.

– Нам надо будет первым делом сшить для Настеньки минимум три наряда. Один для тренировок, второй – для выступлений, а третий – для прогулок. Лена, ты только представь, как это будет красиво: Настюшка в лучах прожекторов катится по голубому, кристально прозрачному льду. На ней идеально облегающее платье в блестках и переливающейся россыпи камней и бусинок. Она легко скользит по льду, выписывает все эти «дорожки», «восьмерки» и «фляки», и все это на глазах стотысячного стадиона, который стоя рукоплещет моей дочери.

– Наташа, ты иногда выдаешь такие глупости, – я попыталась спустить свою сестру с небес на землю. – Какой стотысячный стадион? Самый большой существующий в мире Ледовый дворец – это «СКА Арена» в Питере. Но его вместимость – двадцать одна с половиной тысяча человек во время хоккейных матчей, а значит, и состязаний по фигурному катанию, и двадцать три тысячи во время концертов. Это максимум, Наташ.

– Все-то ты знаешь, – уязвленно сказала Натка. – Ну и что? Помечтать-то я могу? Или ты против нарядов для Настюши?

– Я не против, – успокоила я сестру. – Вот только для начала надо посчитать, сколько денег на это все уйдет. А еще сил, времени и нервов.

– Ты же готова рожать второго ребенка, несмотря на то, что на это тоже требуется много денег, сил, времени и нервов, – заключила Натка, которая умудряется всегда бить по больному. – Тебя их отсутствие не останавливает. Вот и меня не остановит. Я хочу, чтобы Настенькина жизнь была похожа на сказку. Ей и так довелось натерпеться до того, как она попала в нашу семью. Так что устроить ей эту сказку – моя цель. Задача настоящей матери. А я – ее мать. И это звучит гордо.