Райский уголок. По велению сердца
Шрифт:
Свернувшись под одеялом, она обхватила себя руками и подтянула колени к подбородку, но это не помогло. Ничто не могло спасти ее от боли. Она почувствовала, что слезы опять душат ее.
Быстрым движением она отбросила одеяло, осторожно поставила ноги на пол, почти теряя сознание от оглушительной боли в голове. На ней была хлопчатобумажная ночная рубашка, должно быть, принадлежащая Фионе. Хотя за каминной решеткой поблескивало небольшое пламя, в комнате было так холодно, что она задрожала. На стуле возле кровати лежали аккуратно сложенные теплые шерстяные колготки, юбка и толстый джемпер — тоже из гардероба Фионы. Рейчел неохотно натянула все это на себя, и скоро почувствовала спасительное тепло. Затем она долго сидела на краю кровати, уставив пустые глаза в стену, стараясь собраться с силами. Нужно было что-то делать. Хоть что-нибудь.
Наконец
Голые ступни на деревянном полу заледенели до ломоты, но боль в голове наконец-то начала понемногу утихать. Неожиданно ей отчаянно захотелось убежать. Убежать из этой комнаты, из этого дома, чтобы вдохнуть свежего ветра, почувствовать под ногами неровную замерзшую землю. Забыться.
Рейчел выскользнула из комнаты в пустынный коридор. Она знала, где сейчас находится, знала, как отсюда можно незаметно выйти из дома, воспользовавшись лестницей черного хода. Она молилась, чтобы никто не попался ей на пути. В доме был тихо и спокойно. Бесшумно ступая босыми ногами, Рейчел достигла черной лестницы и быстро сбежала вниз, в вымощенную каменными плитами прихожую. Дюжина пар ботинок аккуратно выровнялась вдоль стенки. Она выбрала наиболее подходящие, вставила в них ноги, схватила поношенную мужскую кожаную куртку — одну из тех, что висели на крючках возле двери, — и накинула ее на плечи.
Снаружи на нее налетел порыв ветра, разметал волосы по лицу. Поеживаясь от холода, Рейчел подняла воротник и глубоко засунула руки в карманы.
Из окна библиотеки Фиона увидела одинокую фигуру, переходящую лужайку в сгущающейся тьме, и у нее вырвался вздох. Она хотела ей помочь, но теперь в отчаянии поняла, что не сможет. Раны Рейчел были не того рода; чтобы кто-то мог их излечить. Надежда была только на время и собственные силы девушки.
Рейчел в почти бесчувственном состоянии тащилась по лесной тропинке, не глядя под ноги. Видения плясали в ее усталом мозгу, и она вдруг поняла, куда идет. И зачем.
Моросил дождь со снегом. Меленькие прилипчивые капельки покрывали ее лицо. Опустив голову, она брела потихоньку; ее волосы разметались в разные стороны. Добравшись до хижины, она без всяких колебаний, даже не постучав, толчком открыла дверь и вошла внутрь, захлопнув ее за собой. Ее сразу охватило тепло. Рейчел устало прислонилась к двери, не сводя глаз с человека, сидящего за столом.
Гидеон Бест поднял голову. И замер, словно животное, почуявшее опасность. Его пальцы все еще сжимали книгу, которую он медленно, с трудом читал. После внезапного и шумного ее появления в комнате опять воцарилась тишина. Кили вскочила на ноги и стояла насторожившись, подняв голову в ожидании команды хозяина. Гидеон щелкнул пальцами, и собака снова послушно свернулась на своем одеяле. Он не мог оторвать глаз от лица Рейчел, а та не отводила встречного взгляда. Только сейчас, почувствовав влагу на своих щеках, она поняла, что снова плачет — как и всю дорогу, пока шла сюда сквозь ветер и дождь. Слезы затекали ей в рот, соленые и крупные. Она откинула голову назад и прижалась затылком к неструганым доскам двери.
— Гидеон Бест, что ты делаешь, когда ты с женщиной? — спросила она.
Он не двигался. Наконец очень медленно привстал. В маленькой комнате он выглядел еще более огромным, чем запомнился ей. Его грубоватые мрачные черты были лишены всякого выражения, когда он посмотрел на нее. По ее холодным щекам все еще текли горячие слезы. Она не шелохнулась, когда он медленно приблизился к ней, и молча ждала его, откинув голову.
Молчание повисло меж ними, простое и понятное без слов. Он поднял смуглую руку, поднес к ее лицу, прижал сильную ладонь к влажной щеке. Она немного повернула голову,
так что губы коснулись его кожи. Он наклонил голову. Рейчел почувствовала тепло его языка на своих холодных заплаканных щеках, и закрыла глаза. Она чувствовала его власть, его ошеломляющую силу, сулящую забвение. Снаружи ветер ударял в стены хижины, лампа на столе мерцала от прорывающихся струек холодного воздуха. Она стояла словно кукла, пока он беззвучно раздевал ее. Только подняв ее на руки и отнеся на кровать, он произнес:— Ты пришла ко мне, моя ракли. — Он сказал это тихо, слова почти потерялись в свисте ветра.
Их любовное соединение было непродолжительным и не очень нежным. Все было так, как она хотела. И ожидала. После этого Рейчел, обессиленная, забылась успокоительным сном.
Часть вторая
1929
Глава шестая
Стояла сухая холодная весна 1929 года, когда Дафни сообщила мужу и отцу, что у нее в руках находится эффективное средство влияния на семейный бизнес. Причина столь долгой задержки была проста — она хотела убедиться в правильности того, что собирается делать. В ее характере всегда было стремление все тщательно взвешивать.
Почти сразу после того, как они вернулись из Брайтона, Тоби начал активно продвигать свои планы по расширению сферы влияния Андерскоров. И почти сразу же обнаружил, что мистер Беринджер, финансовый советник Амоса Андерскора, занимающий эту должность с момента открытия первого магазина, является куда менее ярым сторонником экспансионизма, и явно нашел способ кое-что нашептать старику.
— Может быть, он и прав, мой юный Тоби. Времена тяжелые, и становятся еще тяжелее. Множество людей остается без работы.
— Наши магазины и наши товары будут рассчитаны не на безработных, а на людей с работой. И даже не на них — гораздо более важно, что мы торгуем для их жен. Амос, мы прорвемся через все! Согласен, есть элемент риска, но когда его не бывает? Сейчас расширяется этот рынок. Ты это знаешь. Он не может не расти. Если не мы поймаем момент, это сделает кто-то другой.
Амос, сохраняя на лице уклончивое выражение, выпустил дымок сигары и ничего не ответил.
Спокойно, без спешки собравшись, Дафни села на поезд метро. Она посетила Дэгенхем и Бэконтри Хэв, Годдерс Грин и Сид кап. Прошлась по строительным и торговым конторам, останавливаясь выпить чаю и обменяться сплетнями с другими возможными торговцами; осмотрела уже построенные и строящиеся дома; пускалась в невинные разговоры со строителями и покупателями. Она ходила по центральным улицам до тех пор, пока не заныли ноги, и сравнивала товары, сопоставляла цены. Ее невзрачная внешность, приятный голос и улыбка, как оказалось, давали ей явное преимущество при общении. Она не встретила ни одного человека, который отказался бы с ней поговорить.
Она также во всех подробностях выведала все о делах компании у мистера Беринджера, и проделала это так, что тот даже не понял этого.
Доведя до конца свою затею, — что ее особенно забавляло, так никем и не замеченную, — она почувствовала, что готова. И только тогда сообщила о положении дел сперва Тоби, а затем спокойно, но решительно, своему отцу.
Тоби ликовал. Дафни отметила, что он, похоже, ни на минуту не допускает, что она может использовать это неожиданно доставшееся ей влияние против него. Впечатление было такое, что эта мысль и в самом деле не приходила ему в голову, хотя она изо всех сил старалась дать ему понять, что в отличие от тех тридцати процентов акций, полученных им от Амоса, акции тетушек и голоса, которые они давали, плюс те десять процентов, которые Дафни имела еще до свадьбы, принадлежат не ему, и не всегда могут использоваться в его интересах.
Так что она взвешивала и измеряла ситуацию, в которой оказалась, с наибольшей точностью и осторожностью, на которые только была способна, чтобы ее решение не оказалось для Тоби неприятной неожиданностью. То, что она отдавала ему предпочтение перед отцом, было по его мнению правильно и необходимо. Расцеловав ее в обе щеки, он открыл шампанское и произнес тост за светлое будущее и успех расширения торговли Андерскоров.
Дафни на какой-то момент почувствовала облегчение, что теперь может передохнуть от всего этого. Она вспомнила ночь, искрящуюся радостью и шампанским, когда они были в упоении от любви — Дафни с легким унынием призналась сама себе, что такое случалось настолько редко, что могло считаться маленьким событием в ее жизни.