Райский уголок. По велению сердца
Шрифт:
— Ну?
Вид у здоровяка был оскорбленный.
— Не смотри на меня так, Джорджи. Ты меня знаешь. Я тут ни при чем. Посмотри лучше на эту шикарно разодетую задницу…
Толпа приглушенно загудела в знак молчаливого согласия.
Палец, по толщине напоминавший короткий воровской ломик — «фомку» — уткнулся в грудь Тоби.
— Тебе, парень, лучше убраться отсюда. Прямо сейчас. Немедленно!
И Тоби оказался на улице.
Уже совсем стемнело. Улица освещалась грязными, тусклыми фонарями, которые отбрасывали вокруг нечеткие, мозаичные тени. Тоби стряхнул с себя пыль и сделал несколько движений, разминая ноющее от боли тело.
— Э-э-э… мистер?
Он обернулся. Вслед за ним из пивной вышла девушка. Она была высокой и худощавой, с копной темных волос, которые обрамляли остроскулое маняще-привлекательное лицо, на котором горели яркие глаза. При свете фонаря можно было рассмотреть крупный рот; губы были накрашены яркой помадой. Она прислонилась к стене. Ее юбка была очень короткой. Он даже не мог припомнить, приходилось ли ему когда-нибудь видеть нечто подобное. Она плотно обтягивала ее бедра и зад.
— Пожалуй, ты похож на парня, от которого можно было бы ожидать… э-э-э… кое-какого утешения. — Она сделала недвусмысленный, наводящий на совершенно определенные размышления жест.
Тоби стоял молча, слегка покачиваясь, засунув руки в карманы, и разглядывал ее. Он понимал, что имеет все шансы на успех.
Она оттолкнулась от стены и направилась к нему, широко шагая на длинных и худых ногах. Даже с большой натяжкой ее нельзя было назвать красавицей, но было в ней что-то, невольно притягивающее взгляд, По-видимому, она это знала и умело этим пользовалась. Свет фонаря затерялся в ее спутанных волосах, осветил острые черты ее лица, хищного и бесконечно чувственного. Ярко накрашенные губы приоткрылись в легкой улыбке.
— Ты попал в небольшую переделку там, в пивной. — Прежде чем Тоби понял, что она делает, девушка подошла совсем близко к нему. В ее руке оказался неряшливо смятый комочек, в котором с большим трудом можно было угадать носовой платок. Слегка смочив его слюной, она потерла им уголок его рта. Он вздрогнул от грубого прикосновения. Платок с кровавым пятном исчез в недрах ее сумочки.
Она стояла очень близко, и Тоби знал, что она чувствует реакцию его тела. Она томно улыбнулась, подняла худые руки и обвила их вокруг его шеи.
— У меня есть хорошенькое местечко как раз за углом. Соображаешь? — Поднявшись на цыпочки, она высунула острый язычок и облизнула его разбитую губу. — Но это будет тебе стоить довольно много. Согласен?
— Конечно! Еще бы!
— Ты джентльмен, не так ли? О, мне всегда хотелось согрешить с джентльменом. Ты не против? — Ее голос был тихим и хриплым. Длинные, костлявые пальцы скользнули по его шее и замерли в волосах.
Он схватил ее за узкие запястья и крепко сжал, чтобы она почувствовала боль, потом с силой опустил ее руки вниз и завел ей за спину, прижимаясь к ней. Она не сопротивлялась и не протестовала. Он увидел, как сверкнула полоска белых зубов между огненно-красными губами, и грубо поцеловал их, сознавая, что причиняет боль. Худощавое сильное тело, казалось, было готово вдавиться в него.
Из близлежащего дока донесся мелодичный гудок судна, покидающего верфь во время прилива.
Рейчел узнала о смерти Салли лишь на следующий день, почти через сутки после трагедии. Ей сообщил отец, в напряженном голосе которого она ощутила горе. Она могла представить себе, что он чувствует сейчас, потеряв женщину, которую когда-то любил. Однако она заметила, что даже в этой чрезвычайной ситуации
он не поинтересовался, где она была в тот день и ту ночь, когда он пытался связаться с ней. Она тоже умолчала об этом.— О, как это ужасно! Умерла? Салли? Не могу в это поверить!
— Никто не может в это поверить…
Рейчел сбросила туфли. На ней все еще было легкое, золотисто-зеленое платье из шифона — теперь уже ни на что не годное, — которое она надела вчера вечером, собираясь на вечеринку, превратившуюся в своего рода оргию. Впрочем, это никого особенно не удивило. Она чудом избежала ареста, благодаря собственному инстинкту с одной стороны, и знанию местности — с другой. Она висела на волоске. Еще пара минут — и все сложилось бы иначе. Голова разламывалась от боли, изо рта пахло как из сточной канавы. Рейчел посмотрела на себя в зеркало. Одна серьга потерялась. Она была совершенно разбита. От пережитого потрясения ее лицо побледнело и осунулось. В какой-то миг она увидела себя через много-много лет, совсем старой, и отвернулась от зеркала.
— Как это произошло?
— Фиона сказала, что она свернула в сторону, чтобы не наехать на собаку, и столкнулась со встречным грузовиком. — Бен Пэттен пытался взять себя в руки, и ему удалось овладеть своим голосом. — Смерть наступила мгновенно.
— О, па! — Понимание того, что он сейчас говорил, только теперь начало проникать в ее сверхобостренное сознание. До этого момента она была погружена в собственные мысли. Неожиданно слезы хлынули ручьем. Она не могла говорить, лишь беспомощно качала головой. — Салли, — произнесла она наконец, — из всех людей…
— Да, — послышался тихий ответ.
Спустя много лет она вновь услышала голос матери — слова, которые она не могла забыть и которые никогда не осмеливалась произнести вслух. Интересно, помнит ли их отец так, как помнила она, слог за слогом, даже интонацию, с которой они произносились — полную злобы и одновременно торжествующую.
— Я знаю! Я все знаю о тебе и Салли Смит! Я могу назвать дни и часы…
— Па… — начала было она, но остановилась. Ее отец не был экспансивным человеком. Сдержанность, которой он окружал и защищал себя все эти годы, трудно было преодолеть. — Ты хочешь, чтобы я приехала? — спросила она.
Некоторое время он был в нерешительности.
— Нет, милая. Благодарю тебя, но в этом нет необходимости. В любом случае, мне придется уехать примерно через час. Поэтому в твоем приезде нет смысла.
— Ты… с тобой все в порядке? — Она хотела сказать вовсе не это, но нашла лишь эти слова, совсем не подходящие для того, чтобы выразить все, о чем она думала, что накопилось в ее душе за все прошедшие годы.
В те несколько секунд, что последовали за ее вопросом, у Рейчел неожиданно возникло ощущение, что отец на грани нервного срыва. Однако когда он ответил: «Да, моя дорогая. Я в порядке», его голос был твердым, как всегда, и ощущение тревоги пропало.
Повесив трубку, она долго стояла, склонив голову, до боли прижав пальцы к глазам и стиснув зубы, чтобы не расплакаться. В далеком-далеком детстве Салли Смит была для нее матерью, другом и старшей сестрой. С тех пор, как Салли переехала на север и впоследствии вышла за Эдди Брауна, их отношения стали значительно менее близкими. Но ни один ребенок не забудет искреннюю доброту и веселый смех. Тем более ребенок, сознание которого отягощено непосильной для него ношей.
— К черту все! — сказала Рейчел с несчастным видом. — Проклятье!