Разбитная разведёнка

— А тебя чего в отпуск не взяли? Второй муж не настолько добрый и за плохое поведение наказывает? — сострил Гришин отец.

— А мне без путешествий впечатлений хватает. Вот недавно столкнулась с одной дамой из прошлого, но ты её лучше знаешь, точнее глубже.

— Не понял.

— Девушка соседа Стаса на старой квартире. Вы с ней оба спали, — пояснила Женя. — Вспомнил такую?

— Ну чё ты начинаешь?

— Мне казалось, у меня их образы на подкорке на всю жизнь отпечатались. Милены и твоей помощницы Маши, — впервые озвучила то, о чём периодически думала уже месяц.

— Она не моя. Они обе ко мне не имеют никакого отношения, — недовольно прошипел он. — Ненужно о них никому рассказывать.

— Да успокойся ты, не стану я Софье очернять твой светлый образ, — пообещала Евгения. — А ты сам их помнишь? Сразу бы узнал, увидев?

— Ты имена назвала — я вспомнил внешность и остальное, а так… Не знаю, если бы только в одной компании оказались. Ты об этой встрече с Лёшкой и Женей не говорила? Они такие трепачи.

— Не говорила.

— И не говори, — понизив голос, попросил Андрей на прощание.

«Значит, напел Софье, что развелись мы, потому что я злыдня, а он синоним терпения и верности», — усмехнулась Евгения, уже не чувствуя потребности хандрить. И больше о Милене она никогда не вспоминала.

По возвращению путешественников домой нынешняя тёща Андрея получила свой корб с разными видами любимого лакомства, Адоевых тоже не обдели, привезя им два литра мёда и Алтайский чай специально для Саши, но основным, с чем они вернулись, были впечатления. Весь июль они вспоминали и обсуждали, что видели и делали.

К Елене в августе они не поехали по причине того, что она сама с Валентином укатила на две недели в Калининградскую область к его давно обосновавшимся там друзьям. Рассудив, что раз Наталья с Михаилом Харитоновичем выбрались так далеко, то им, сравнительно молодым, сам Бог велел.

К началу учебного года будущего шестиклассника приодели. Самой симпатичной покупкой стала чёрная рубашка, в которой мальчик выглядел очень элегантно. Выбирать парадную белую сорочку Гриша не захотел, а Женя не настаивала, посчитав, что он лучше знает свой гардероб и, должно быть, не вырос из прошлогодней. Но тридцатого августа, когда она решила заранее подготовить одежду сына к линейке, выяснилось, что Григорий Андреевич уже слишком важный, чтобы придерживаться традиционного наряда на первое сентября, так что вместо белоснежной рубашки или галстуке с пиджаком, он будет в чёрном.

– Я взрослый, сам решаю, что надеть. Или хочешь меня силой заставить? — с вызовом спросил он у матери.

— Ладно, будешь в чёрном, — покладисто ответила ему она.

А вечером тридцать первого приунывший Гриша ходил вокруг ведра с цветами. Это были самые огромные и пушистые астры на свете. Два белых букета по девять цветков, но каждый бутон размером с половину его головы.

Спорить с ним вчера Женя не стала, но дала задание мужу купить такой большой букет, чтобы за ним не было видно, в какой там рубашке пришёл этот нарушитель традиций. Руслан расстарался и теперь вместе с ней наслаждался сначала Гришкиным возмущением, а потом и смирением.

— Я только для классной руководительницы цвету понесу, — проворчал подросток.

— Второй для Елены Георгиевны.

— Мне к ней только через три дня идти.

— Сама отвезу.

Всё лето Гриша через раз ходил на футбол и взял двухмесячный таймаут в уроках рисования, хотя дома Женя ловила его за тем, как он в своей комнате делает карандашные наброски. Возобновились занятия только две недели назад, но Женя уже сделала вывод, что ближайший год бросать ребёнок их не намерен.

Елена Георгиева пригласила Евгению пройти, поблагодарила за цветы, не спрашивая, вскипятила воду, заварила чай и завела речь о том, что подходит возраст, когда нужно определяться, рисует её юный ученик в качестве хобби или это связано с будущей профессиональной деятельностью. От этого и будет зависеть программа будущих уроков.

Женя видела, что если на футбол Гриша не всегда бежит в припрыжку, иной раз делая вид, что не помнит или в самом деле забывает о тренировке, пока она сама не спросит, собирается ли он туда идти, то к урокам рисования мальчик относится ответственно. Не жалуется на усталость и преподавательницу, сам следит за своими инструментами и принадлежностями и каждый месяц спрашивает у мамы, не забыла ли она перевести деньги за уроки.

— О художниках я слышала только то, что они должны быть голодными, и плохо представляю, как можно на этом зарабатывать, — без прикрас озвучила свои опасения Женя и сгладила это всё единственным очевидным плюсом. — Детей сейчас заставляют заниматься искусством, и мне остаётся только радоваться, что Гришке нравится учиться чему-то вне школы.

Всерьёз она не рассматривала вариант, что растит будущего учителя рисования в какой-нибудь школе искусств, и считала, что ещё рано наставлять его на путь истинный, заключающийся в том, что будущая профессия должна не только приносить удовольствие, но и стабильный доход. К тому же этой осенью у неё были более насущные поводы для беспокойства.

Во-первых, через год трёхлетний к этому времени Егор пойдёт на полный день в детский сад по месту прописки, и для лучшей адаптации было решено начать водить его в частные ясли на соседней улице. Ему — общение с ровесниками, а Жене — время, чтобы чаще ездить в «Зевс» и постепенно возвратиться в прежним режим работы.

А во-вторых, тревогу всей семьи вызывал Михаил Харитонович. Кряхтеть и постанывать — это нормальное состояние всех стариков, но ещё летом он начал заговариваться, беспричинно злиться и бродить по ночам вокруг дома. Наверно, если бы после переезда у него в квартире не поселился внук с семьей, точнее сын его падчерицы Инны, ведь своих детей с умершей ещё десять лет назад женой у них не случилось, ворчливый дед в припадке плохого настроения мог собрать вещи и вернуться к себе. Сам он все трудности списывал на бессонницу, Руслан — на проблемы с головой, а Наталья только печально улыбалась и тщательно следила за тем, чтобы её сердечный друг пил все прописанные ему таблетки.

После своих срывов, когда он, например, без объяснений вставал и уходил посреди обеда, или устраивал молчаливые забастовки после того, как вызывали скорую, когда тот падал от головокружения, или из-за давления не мог подняться с дивана, Михаил Харитонович очень переживал, целовал руки, извиняясь и благодаря, и расчувствовавшись, бормотал, как ему посчастливилось встретиться с Натальей и быть принятым в семью.

В начале декабря его с подозрением на инсульт положили в больницу.

— Вот и хорошо, — сказал Руслан своей жене, когда привёз Наталью домой после посещения больного. — Он такой трудный стал, пусть лучше персонал достаёт, чем маму. Или к этой Инне жить переедет, он её вырастил, путь теперь она за ним ухаживает.

— Он же не кот, которого Наталья на передержку взяла. Назад его не вернуть.

— И что делать? Заплатить, чтобы его держали там подольше? Такой старый кот просто так ласковее не станет.

— Надеяться, что вскоре не придётся выбирать дерево, под которым нужно будет закапать коробку из-под обуви, — расстроено пошутила Евгения.

Михаил Харитонович выдержал три недели и со слезами в голосе попросил забрать его домой, и за два дня до Нового года он вернулся в квартиру Натальи.