Разборки в Токио
Шрифт:
— Гляньте на лоха. Старый хрен мотоцикла никогда не видел, — сказал предводитель байкеров к восхищению корешей, не подозревая, конечно, что я знаю японский. Я ему улыбнулся: мол, шутки не понял, но, наверное, смешная, раз все засмеялись. А затем продолжил осмотр его байка. Грудастая подружка предводителя мне ухмыльнулась. Наверняка фанатка Йоко Ториката.
— Ты что, контакт потерял или как? — угрожающе спросил владелец тачки. Я лишь улыбнулся и быстро пнул переднее колесо его «харлея». Группа дружно ахнула, а затем все забубнили и зашептались.
Слева заходил засаленный король всея прыщей. Годы изучения банд азиатских тинэйджеров как социального феномена помогли мне определить, что это Принудила. Это подтверждалось и словом «Принудила», выведенным
— Ты че, круглоглазый, чокнутый или как? Никому нельзя прикасаться к Бархатному Траходрому. — И, естественно, на бензобаке баллончиком краскодувки было аккуратно выведено: «Бархатный Траходром». Двуязычные придурки.
В ответ я лишь пожал плечами.
А затем резко врезал Бархатному Траходрому ногой по фаре, отчего по тротуару полетели осколки. Больше никто не улыбался.
Принудила первым кинулся на меня, но я его остановил, хлестко врезав тыльной частью кулака по переносице. Затем меня атаковал Дурила — в каждой банде есть такой парень, он вообще-то сильнее Принудилы, но слишком туп, чтобы принудить кого-нибудь хоть к чему-нибудь. И на сей раз он оправдал свой титул, фактически подставившись под мой круговой удар ногой.
Следующим был Шут, умник банды. Он обычно смышленее других, но длинный язык и излишняя чувствительность часто делают его отверженным. Я врезал ему прямо в широкую пасть, затолкав пару-тройку зубов в его чувствительную глотку. Может, я поступил с Шутом слишком жестоко, но я ненавижу интеллигентов, которые уходят в банды. Может, это будет ему уроком.
Кроме нескольких статистов оставался только главарь. Он пошел на меня, нерешительно помахивая мотоциклетной цепью. Ну, я ему и показал, как тяжело дышать, когда цепь обмотала шею. Дан ему немного подергаться и похрипеть, я бросил его на землю рядом с тремя остальными. Все произошло так быстро, что никто и заметить не успел.
— Тебя как зовут? — спросил я главаря.
— Пшел на хуй, — тяжело дыша, процедил тот на японском матерном.
— Отлично, Пшел-На-Хуй, — подыграл я, — а знаешь, почему я выбил у твоей тачки фару?
— Потому что ты идиот сраный? — сказал Шут, сплевывая сгусток крови.
— Я не тебя спрашиваю, зубастенький. Не заставляй меня просвещать тебя ускоренным методом.
Сощурившись, Шут тыльной стороной ладони вытер рот.
— А теперь я спрашиваю снова, — сказал я главарю банды. — Ты знаешь, почему я выбил тебе фару?
— Нет, — ответил он уважительнее.
— Нет? Тогда позволь мне задать следующий вопрос. Ты знаешь, кто эти фары выпускает?
Парень пожал плечами, будто подумал: «Старики, типа, все чудики».
— Так вот слушай. Их точно не выпускают в Стёрджисе, штат Северная Дакота. Уловил?
Он явно не понял.
— Ладно, объясняю, — сказал я дружелюбнее. — Ты катаешься на навороченном «харлее» выпуска 1978 года. Разработанном и раскрученном в Штатах. Доставленном в Японию на радость всем. Прекрасно. Я обеими руками за культурный обмен. Но к чему обманываться и ставить фару на свою тачку от «судзуки». Зачем?
Вконец ошарашенный, парень опять лишь пожал плечами.
— Пойми меня правильно. «Судзуки» выпускает прекрасные мотоциклы, также как и «Хонда», и «Кавасаки». У меня самого когда-то был «кавасаки». Правда, почти ничего о нем не помню. Он был зеленый. 750, что ли? Но фишка в том, что ты не носишь ковбойские сапоги с кимоно, не ешь гамбургер палочками и уж точно не ставишь фару от «судзуки» ни на какой, блин, «харлей»!
Я подождал, пока моя тирада до них дойдет. Прошелся туда-сюда, делая вид, что стараюсь разрешить эту дилемму.
— Но тебе везет, шестеренка храповая. Я помогу исправить твой промах. Итак, снова спрашиваю: как тебя зовут? — Я вынул записную книжку.
— Аки, — сказал он. — Аки Рокахара.
— Адрес?
— Сорок три пятьдесят пять, Комаба, Мегуро-ку.
— Отлично, — одобрительно кивнул я. — У меня есть знакомый в Икебукуро, который занимается такими делами. Семьдесят два часа максимум. А теперь давай ключи. — И он их отдал, не успев сообразить, что делает.
— Чувак,
не отдавай ему ключи! — взмолился Принудила.— Заткнись, Тайдзи, — сказал Аки Рокахара. Аки оказался умным предводителем — мне даже стало неудобно, что я выставил его дураком перед бандой. Единственный способ очистить совесть — мгновенная демонстрация денег. Выхватив из кармана пачку иен, я швырнул их на землю.
— Без обид, парни. Купите себе пластырей. И чизбургеров каких-нибудь, — сказал я, прыгая на Бархатный Траходром.
И умчался, оставив ошарашенных тинэйджеров в облаке голубого дыма.
Путешествовать на угнанном мотоцикле — одно из простых и вечных наслаждений. Мчась по Синдзюку-ку на ворованном байке, я поклялся, что даже в старости буду наслаждаться мелкими радостями жизни. Правда, мне было немного не по себе оттого, что я поколотил босодзуку — может, они не такие уж завзятые бандюганы, за каких я их принял. Пацаны просто выкаблучивались. С другой стороны, я их не очень-то сильно и побил, а Бархатный Траходром я верну, починю фару и все такое.
Зато им будет о чем поговорить, — может, их девчонки больше любить будут. Мне же эта стычка дала верный настрой перед встречей с Ямагама-гуми. Я не знал, что нужно Квайдану, но что-то мне подсказывало: вряд ли он попросит меня написать его биографию. А если вдруг попросит, я знал, с чего начать.
Квайдан правил Ямагама с восьмидесятых, со времен больших гангстерских войн, — беспощадно и с жесткой деловой хваткой. Он увеличил долевую собственность банды в легальных предприятиях — барах, прачечных, боулингах, — и почти загнал в угол производителей автоматов по продаже презервативов. Квайдан вроде бы сотрудничал с главой компании «Презервативы Ронин» — вместе они разработали знаменитые говорящие машины, которые в комплекте с резинками выдавали печенье-гаданье с сексуальными предсказаниями. Типа: «Скоро незнакомка попросит вас сделать ей куннилингус», или: «Ваша эрекция усилится, когда прилив пойдет на спад». Банда Квайдана почти сошла бы за респектабельную организацию, если бы не спорадические припадки насилия, после которых люди неизменно попадали в списки без вести пропавших. Скрытое насилие, с которым Ямагама-гуми вели свой «законный» бизнес, бледнело в сравнении с их поведением в более традиционных для якудза сферах: проституция, азартные игры, наркотики, контрабанда оружия, порнография и другие обыкновенные мидзу-сёбай. [43] В «торговле водичкой» они приобрели вес, все их боялись и уважали.
43
«Торговля водичкой» (яп.) — традиционный японский эвфемизм, обозначающий торговлю услугами индустрии ночных развлечений: клиенту в заведении для начала приносят стакан воды, и с этого момента отсчитывается плата за вход.
Квайдан на время стал по-настоящему публичной фигурой. В газетах часто появлялись фотографии, на которых он, улыбаясь, пожимал руки местным политикам нервозного вида. Один национальный еженедельник даже попросил его написать статью о его любимых азиатских площадках для гольфа. В другой статье Квайдан делился рецептом своего фирменного напитка под названием «Пунш Огосё [44] ».
Но то было до кредитных скандалов девяностых и законодательства по борьбе с организованной преступностью. Эти события вынудили Квайдана стать фигурой менее публичной — хотя не менее влиятельной. Слухи о его отставке сильно преувеличивались. Они распространялись намеренно, чтобы на некоторое время отвлечь от Квайдана внимание общественности.
44
Огосё — сёгун (военный правитель) в отставке (яп.).