Разборки в Токио

— А Флердоранж?

— Флердоранж, — раздраженно воскликнул Набико. — Ну, вы в точности как он. Вас только какая-нибудь глупая мэгуми-но ко [83] интересует.

Громко выдохнув, он потер глаза.

— Она была там, — сказал он спустя некоторое время. — В Саду. Мы с Сато разговаривали. Он отослал ее из комнаты, пока мы просматривали сценарий. Он мне ездил по ушам. Я почему-то решил, что, может, он изменит свое отношение, если я скажу, что мы оба думаем. Годы шли, а он ни разу не признал, что нас связывают скрытые узы. Я знаю, что он знает, размышлял я. Он знает, что я знаю. Ну так давайте скажем об этом вслух. Я так и сделал. А он засмеялся. Мой собственный гребаный папаша смеялся надо мной, вел себя так, будто это удачная шутка. Мне хотелось его стукнуть. Один раз, понимаете? Я имел право — после того, что он сделал. Ну, я ему и врезал. Всего один раз. А потом — не знаю. Я просто не мог остановиться. Видя, как он смеется, я не мог остановиться. И не остановился, пока она не сошла по лестнице.

83

Божья милость (яп.).

Он взглянул на меня, ища понимания или, может, жалости. Я мог предложить только молчание.

— Эта шлюха, — сказал он. — Всегда крутилась под ногами. А где она была, когда реально могла ему помочь? Почему не остановила меня? Она видела, что случилось, но слиняла, я ее не успел поймать.

— И тогда вы подожгли дом?

Он не ответил.

Гнев, кажется, привел его в чувство. Схватив пистолет, он направил его на меня, размышляя. Затем встал. Посмотрел на диснеевские часы. Руки Микки показывали, что уже без пятнадцати семь.

— Хотелось бы все вам рассказать, Чака. Но у меня встреча в суде в Роппонги. А потом все закончится. Пожалуй, надо вас связать и все такое. Или, может, пристрелить. Вы как думаете?

Набико несло по инерции. Он явно был до смерти напуган с тех пор, как убил Сато. А может, и задолго до этого. Ему хотелось убить меня не больше, чем мне хотелось убить его. Но как только выбираешь этот путь, все выходит из-под контроля. Что в конечном счете значит еще одна смерть? Как бы там ни было, я не планировал становиться зиц-жертвой.

— Интересно, есть ли у меня веревка… — рассеянно бормотал он. Когда он отвернулся, я вскочил со стула и бросился в крошечную спальню.

— Стой! — сказал он.

Я не остановился.

— Я тебя пристрелю к едрене фене! — заорал он. Но не выстрелил.

Я резко открыл шторы, и в комнату ворвался жгучий луч солнца. Набико одной рукой прикрыл глаза, другой направил на меня пистолет.

— Видишь вон то окно через улицу? — Я махнул в сторону поста Ихары, единственного окна без задернутых штор. Набико прищурился и пристально вгляделся. — Там копы. Убойный отдел. Это они висят у тебя на хвосте. Я никогда не сбегал из тюрьмы. Я работал на них с самой смерти Сато.

Ложь, но его худшие страхи подтвердились.

— Все, что ты сказал, записано на пленку. — Я вынул «Геймбой». — Это передатчик, он каждое твое слово передавал на дистанционное записывающее устройство.

Набико недоверчиво уставился на «Геймбой».

— Убьешь ты меня или нет… — Я пожал плечами. Я поставил на его навязчивое чувство вины и на то, что он не закоренелый преступник. Кровь у Набико горячая, возможно, были и другие факторы, о которых я не имел понятия, но я знал, что он совершил преступление в порыве страсти. Хладнокровный убийца прикончил бы меня, не раздумывая.

Ситуация на пару секунд зависла. Я как бы от всего отрешился, будто смотрел кино. На ум пришла сцена из фильма Мигусё «Незнакомцы в Осаке»: киллер узнает, что его жена — которую он только что спас в ходе ужасной и кровавой драки на мечах с местными бандитами. — собирается его оставить. Он узнаёт, что все это время она обманывала его с одним из бандитов, которому он только что вспорол живот. И вот теперь он, рогатый и весь в крови, смотрит на отвратительные останки и пытается разобраться в смысле жизни, которого нет. Хороший был фильм, пока верх не взяли непропеченные побочные сюжетные линии.

Набико пожал плечами и тяжело осел на футон. Слабо усмехнулся и бросил мне пистолет. Все шло к завершению, и, кажется, Набико от этого полегчало.

— Собственность студии «Токо», — пояснил он. — Из этой пушки убили Цудзиро Курату в «Бою без чести». На большее он, по-моему, не способен.

Я оглядел пистолет, затем положил рядом с проектором на столик. Набико лег на футоне и тяжело вздохнул. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга — двое мужчин с глазу на глаз в квартире.

— И что теперь? — спросил он. — В дверь ворвутся копы и устроят шумную развязку?

— Нет, — сказал я. — Пока нет. До моего сигнала. — Он задумчиво кивнул, а я пытался сообразить, что делать. — Но сигнала я не дам.

— Отчего же?

— У меня встреча с Квайданом. Вы у него когда должны быть?

Он нахмурился, на его лице мелькнула тень слабого подозрения. Если бы у него хватило ума, он бы понял, что я вовсю блефую. Но если б у него хватило ума, он никогда бы не поверил в историю о копах. У меня было преимущество. Я никого не убивал.

— В здании суда на Ханеэй-дори. Ровно в восемь, — тихо простонал он.

— Дай мне ключи от машины, — сказал я. У него опять обвисло лицо, он покопался в карманах и кинул мне ключи. — Я тебя заменю. А ты пока садись за пишмашинку и пиши полное признание. Как только закончишь, возьмешь вот это, — я показал на «Геймбой», — и скажешь «свет, камера, мотор». Это будет для них сигналом прийти и арестовать тебя. Не торопись и сделай все как следует. Спешить ни к чему.

Он взглянул на пишущую машинку и закрыл глаза. Идея его не вдохновляла.

— А если я просто убегу? — спросил он.

— Тебя достанут, прежде чем ты выйдешь из здания. Он задумался, уставившись в потолок. А потом засмеялся. Так смеются проигравшие, безжизненно и глухо.

— Знаешь, Билли. — сказал он. — Сценарий написал я, не Сато. Он мой. Фильм о твоей жизни. Если я попаду в тюрьму. «Разборки в Токио» никогда не снимут.

— Знаю, — сказал я, изо всех сил имитируя сочувствие. Затем развернулся и вышел из квартиры, оставив Набико писать признание. Я рассчитал, что через несколько часов вызову полицейских, настоящих полицейских, и анонимно намекну им, что убийца ждет их в своей квартире с готовым признанием.

Но сначала я должен найти Флердоранж, пока она еще жива.

Я нашел автомобиль Набико, запрыгнул внутрь и включил зажигание. Отъезжая, я чувствовал, как сверху за мной следит Ихара. Наверняка теряется в догадках, что за чертовщина творится. А с другой стороны, может, ему наплевать. Ему платили за то, что он профессиональный наблюдатель. Другими словами, незаинтересованная третья сторона.

Сара бы сказала, что, несмотря на мою пустую болтовню, это относится и к журналисту. Ему платят, чтобы он наблюдал. Культурный вуайерист, который отличается только тем, что выбалтывает увиденное, — он должен рассказать всем о том, что подсмотрел. Ладно, пусть; по крайней мере, не надо сидеть целыми днями в темной комнате с тройкой идиотов, жующих «Понрики».