Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой

Они катили через лес и поле: какое-то время в гору, какое-то время под гору, какое-то по плоской равнине — и внезапно друзья заметили, что очутились в местности, где им уже случалось когда-то побывать.

— Погляди-ка! — воскликнул Касперль.

Он указал на колючую изгородь, вившуюся вокруг кучи битого кирпича и черепицы. Охваченные трепетом, они бросили взгляд на печальные развалины бывшего волшебного замка Петросилиуса Цвакельмана.

— А помнишь, как мы чистили для него картошку? — спросил Сеппель. — Слава богу, что его уже нет на свете, этого великого и злого волшебника Вакельцана!

Теперь Васьти избрал путь к Вересковому холму.

Вот так сюрприз для Касперля!

По-прежнему ли на месте старая ель, которая одиноко стояла возле черного пруда? Там он сидел тогда в ожидании восхода луны.

— Ты представить себе не можешь, Сеппель, как я был рад, когда мне навстречу из-под ели засверкала фейная трава: чисто серебристые, хрупкие стебли с серебристыми же нежными листочками…

Касперль отдался воспоминаниям.

— Одного небольшого пучка этой травы было достаточно, чтобы освободить фею Амариллис от заколдованности — после семи-то лет, проведенных в лягушачьем болоте! Впрочем, она вчера являлась мне во сне. И знаешь, что она сказала?

— Берегись! — вскричал Сеппель. — Мы сейчас врежемся прямо в дерево!

Касперль едва успел увернуться.

— Ну, это уж слишком! — пробурчал Сеппель. — Вместо того чтобы разглагольствовать о вчерашнем сне, ты бы лучше внимательней следил за дорогой!

На вересковом холме

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Касперль и Сеппель, вспотевшие и усталые, добрались до Верескового холма. Прислонившись к огромному валуну, в вереске сидел какой-то человек. Силуэт его отчетливо выделялся на фоне светлого вечернего неба: на голове его была разбойничья шляпа — а на шляпе длинное перо.

— Господин Хотценплотц! Касперль и Сеппель соскочили с велосипеда и без промедления бросились к нему!

— Почему вы убежали, господин Хотценплотц, когда все уже пошло как по маслу! Не хотите ли вернуться?

Хотценплотц так старательно потер себе подбородок, что захрустела щетина.

— Вы прочитали то, что я написал вам на стене картофельного подвала?

— Подумаешь! — сказал Касперль. — История с хрустальным шаром давно разъяснилась. Теперь вам нечего больше бояться — даже полиции!

— Гав! — подал голос Васьти, словно бы подтверждая слова Касперля.

Хотценплотц сдвинул шляпу на затылок.

— Я ведь знаю, что вы оба хорошего обо мне мнения, но все остальные? Всякое жульничество, которое отныне произойдет в наших краях, — люди будут валить его на меня! И этого еще недостаточно — или, может быть, вы посоветуете, чем мне следует заняться в будущем? Я совершенно серьезно размышляю об этом. Ведь нужно же, в конце концов, жить на что-то, вы согласны?

Касперль и Сеппель торжественно поклялись, что собирались поразмыслить об этом.

— Уж мы-то что-нибудь непременно придумаем, господин Хотценплотц!

Хотценплотц горько рассмеялся.

— Вы это госпоже Худобок тоже обещали — но, несмотря на это, Васьти по-прежнему остается крокодилом!

Что друзья могли ответить ему на это?

— Всему свое время, — заявил Касперль. — Может статься, что с помощью лечения травами мы еще добьемся успеха.

— Да ты ведь этому сам не веришь!

Вокруг совсем стемнело, и вскоре взошла луна: огромная, желтая, спелая сентябрьская луна, круглая и полная.

Касперль вспомнил о сне с феей Амариллис, он начал рассказывать. Хотценплотц, Сеппель и Васьти, затаив дыхание, слушали его; и когда Касперль закончил свою историю, Сеппель схватил его за руку.

— Ничего не могу с собой поделать! — воскликнул он. — Разве фея могла иметь в виду что-нибудь иное, кроме фейной травы?

— Послушай! — сказал Касперль. — И каким же дураком я был, что не понял этого раньше! Давай-ка попытаем счастья, а, Васьти?

Крокодиловый пес мгновенно сорвался с поводка. С громким лаем он стремглав ринулся к старой ели у черного пруда. У корней дерева серебристо засверкала перед ним фейная трава. Он зарылся мордой в траву — и внезапно старая ель от корней до макушки озарилась лучистым светом.

— Смотри-ка, смотри!

Это длилось едва ль полмгновенья, потом фейная трава произвела свое действие, и сиянье погасло.

Когда-то давным-давно Васьти Худобок был превращен в крокодила. В обличий веселой маленькой длинношерстной таксы он ныне возвратился обратно: с развевающимся по ветру хвостом и болтающимися ушами.

— Гав-гав-гавгав!

Его морда, к бесконечному их удивлению, светилась в ночи, словно выкрашенная серебряной краской. Он, по-видимому, схватил слишком много фейной травы.

— Ну, что вы теперь скажете, господин Хотценплотц? — спросил Касперль.

— Теперь мне больше сказать нечего!

Хотценплотц потрепал Васьти по шерсти. Потом поднялся из зарослей вереска и крепко подтянул пояс.

— Знаете что?

С этими словами он одной рукой обнял за плечи Касперля, а Сеппеля другой.

— Если вы полагаете, что мне лучше не ехать в Америку, тогда я в Америку и не поеду! Однако потрудитесь придумать мне какое-нибудь занятие, слышите, — с тем чтобы мне не пришлось однажды возвращаться снова к старому разбойничьему ремеслу!

Васьти освободил Касперля и Сеппеля от ответа. Он потерся о ногу Хотценплотца и высказался:

— Гав-гав!

На языке такс это означало, что он был готов сунуть свой хвост в огонь за Касперля и Сеппеля.

Слезы радости

Около полуночи Касперль и Сеппель вместе с Васьти пришли домой. Хотценплотц предпочел заночевать в своей пещере. Там он мог храпеть сколь душе угодно громко, не вынуждая бабушку принимать валерьяновые капли.

Велосипед он прихватил с собой, собираясь по пути домой поставить его у полицейского участка.

Бабушка сидела в оконной нише, склонившись над носком, который она вязала. Когда Касперль и Сеппель постучали в окно, она в испуге вскочила.