Разбуди меня

— Бедный мой, — прошептала Гермиона, непроизвольно касаясь пальцами губ, с каким-то самоистязательным упорством силясь вспомнить, как их касались его губы, горячие и жадно-ласковые. — Немудрено, что отсутствие имени отца в этом списке вконец вывело тебя. Там значатся все погибшие Пожиратели смерти, кроме него. Это действительно несправедливо...

Гермиона невольно вспомнила прошлый год, те безумные несколько месяцев, когда она, неся по ночам дежурство у палатки, раз за разом возвращалась мыслями к своим родителям. В те ночи она по-настоящему мучилась: не от холода, не от страха в любую минуту быть пойманной, а от бесконечной, беспросветной, а порой и безнадёжной неизвестности. Она ведь даже не могла предположить, увидит ли когда-нибудь своих маму и папу, и будет ли их семья той же дружной крепкой семьёй Грейнджер, какой была до войны...

Война. Сколько судеб она искалечила, сколько жизней исковеркала. И то, что произошло с родителями Тео, целиком и полностью объясняет ту горечь и отчаяние, которыми он весь пропитан, которые порой прорываются в его слова и мелькают в его поступках...

Так, стоп. А что, если вся его ярость, вся жестокость и ненависть по отношению к Виктору, Дину и остальным — это тоже лишь последствие той внутренней боли, которую он испытывает и которая ни на минуту его не оставляет?

Ведь с Гарри время от времени происходило то же самое. Я не раз замечала, как он иногда грустнел, глядя на приятную суету и суматоху в Норе, которые были отличительной чертой большой семьи Уизли. Они так любили Гарри и заботились о нём, однако никто, в том числе и Сириус, не мог заменить ему родителей.

Кстати, Гарри же говорил о том, что на днях был в гостях у Андромеды, поздравлял маленького Тедди с Днём рожденья. Подумать только, малышу уже год! А ещё он сказал, что Тедди только-только научился ходить и как раз, когда пришёл Гарри, потопал вслед за бабушкой встречать своего крёстного. Немного не рассчитал силы и чуть не упал, в последний момент ухватившись за бабушкину ногу. А потом прижался к ней, обнял и прямо в глаза сказал «Мама»... Боже, боже, ведь пройдёт несколько лет, и он узнает, что его мама, как и папа, как и дед, погибли в этой треклятой войне, сражаясь с...

А Том Реддл? С рождения лишённый не только заботы и тепла в сиротском приюте, но и элементарного человеческого отношения к себе, с годами он всё больше озлоблялся и в итоге стал... тем, чем стал. И вряд ли за всю его, с позволения сказать, жизнь Тому приходило в голову, что убийства и насилие — не лучший способ достичь величия. Но, как говорится, каждому своё...

Интересно, если бы он был способен мыслить сейчас, в своём нынешнем жалком состоянии, то пришёл бы к какому-то иному выводу? Мне кажется, нет. Такие люди — точнее, нелюди — неисправимы.

У Падмы и Малфоя на завтра запланирован долгожданный поход в Отдел. Скорее бы!

С этими мыслями Гермиона отправилась спать, зная, что завтра с самого утра будет ждать весточку от Падмы.

— Прошу, ребята, проходите. Это холл Отдела тайн или, как его ещё называют, Первая комната.

Сол Крокер обвёл глазами просторный круглый зал, где всё, начиная от стен и заканчивая потолком, было идеального чёрного цвета, отчего казалось, будто находишься внутри обсидианового куба. Вокруг всей комнаты через равные интервалы были расположены одинаковые двери без ручек и табличек, такие же чёрные, как и обрамляющие их стены, отчего различить их в тускло-синем пламени свечей в канделябрах было ещё труднее.

Падма с Драко переглянулись: оба были здесь впервые и оба были поражены, с нетерпением и, в то же время, инстинктивной опаской ожидая, что же будет дальше.

— Сразу вам скажу, — добавил Крокер, — что разрешение Министра магии на это ознакомительное посещение Отдела уже само по себе означает, что вас приняли в невыразимцы, хоть и пока негласно, ожидая от вас, для чистой формальности, успешной сдачи экзаменов по всем усложнённым предметам, которые вы изучали в этом году.

Произнеся эти слова, он сделал вид, что не обратил никакого внимания на то, как Падма тихо и восторженно ахнула, машинально сжав руку Малфоя чуть повыше локтя, однако же мысленно отметил про себя небывалое рвение этой когтевранки попасть на интереснейшую, но очень непростую службу в Отдел тайн. Внутренне радуясь, что на его родном факультете всё ещё есть умные самоотверженные ребята, которых не пугают трудности, Крокер продолжил со сдержанной улыбкой:

— Итак, Комната предназначена для того, чтобы дезориентировать и сбить с толку недоброжелателей, воров или тех посетителей, кто забрёл сюда случайно.

— Простите, сэр, — не вытерпела Падма; невооружённым глазом было видно, как её разбирает любопытство. — Но как сюда можно попасть случайно, учитывая секретность Отдела и степень его защищённости?

В этот момент Драко мрачно усмехнулся: кому как не ему знать, что прямо под тем местом, где они втроём сейчас стояли, находится зал суда, где не раз и не два проходили заседания Визенгамота по делу его семьи.

— В общем, довольно просто, — пожал плечами Крокер, отвечая на вопрос Падмы. — Мы с вами находимся на девятом уровне Министерства, а этажом ниже расположен десятый, где обычно проходят судебные заседания Визенгамота. Лифт на этот уровень не опускается, поэтому попасть туда можно лишь по лестнице с нашего, девятого уровня. Как правило, люди после долгих судебных слушаний слишком задумчивы и рассеянны, и нам приходится частенько сталкиваться в Отделе тайн с так называемыми «потеряшками». Это порядком надоело моим коллегам и лично мне; только за последний год я уже несколько раз подавал заявление мистеру Брустверу о разрешении этой насущной проблемы, поскольку растерянные волшебники, заблудившиеся в это самой комнате среди мелькающих дверей и вопящие «Спасите!» во всё горло реально мешают нам работать. За это время уже можно было реструктурировать коридор — например, сделать видимой только эту злополучную лестницу, а на сам Отдел навести Отводящие чары; да, в конце концов, можно было уже продолжить вниз шахту и пустить лифт до десятого уровня. Но, как видите, Кингсли на посту министра совсем недавно, и после войны не знает, за что хвататься: разруха-то коснулась всех отделов без исключения. Сейчас, насколько мне известно, он занимается реформами в Аврорате: создаёт группу ночных дежурных для усовершенствования системы безопасности...

Падма и Драко снова переглянулись, посмотрев друг на друга с пониманием.

Значит, Робардс наконец послушал профессора Уильямсона.

— Так вот, Первая комната... Она заколдована так, что её главная цель — запутать нежелательного посетителя. Когда сюда кто-то входит, дверь закрывается, — он махнул рукой в сторону двери, давно оставшейся позади, — и стены комнаты начинают неожиданно и быстро вращаться, столь же неожиданно останавливаясь и сбивая человека с толку. Когда же сюда входит сотрудник Отдела, министр, главы других отделов или кто-то, имеющий официальное разрешение (к коим относитесь и вы), комната, как вы могли убедиться, ведёт себя спокойно. Далее — информация строго конфиденциальная. Вы видите двенадцать дверей по всему периметру зала. Они, как вы уже наверняка догадались, ведут в другие комнаты Отдела. Внимание: чтобы попасть в нужную комнату, надо громко произнести её название, и дверь туда откроется сама собой. Несомненно, такое нехитрое условие вас удивит, ведь запомнить названия всего двенадцати комнат несложно. Однако основная загвоздка здесь состоит в том, что любой невыразимец, настоящий или будущий, побывав в Первой комнате и узнав о способе проникновения во все остальные, обязан дать своё согласие о неразглашении этих сведений, которые носят статус повышенной секретности.

— Извините, сэр, — прервал его Драко, — но что, если этот человек не станет подписывать согласие? Передумает, испугается или ещё по каким-то причинам поменяет своё решение?

— Тогда ему просто сотрут память, — откликнулся Крокер так, словно для него это было обычным делом. Хотя, возможно, в действительности так оно и было. — Надеюсь, к вам это не относится, мистер Малфой?

Драко, ни разу не моргнув, достойно выдержал изучающий взгляд Сола Крокера и ответил ровным голосом:

— Безусловно, нет. Моё решение осознанное и окончательное.

— Сэр, а как невыразимцы могут узнать о том, что их новый сотрудник выдал кому-то тайну Отдела? — спросила Падма.

— О, это тоже довольно просто. Пергамент со стандартной формулировкой согласия, на котором вы после нашего ознакомления с Отделом поставите свою подпись, заколдован мощными связывающими чарами. Механизм «оповещения», если можно так выразиться, подобен тому, что срабатывает при нарушении Непреложного обета. Нет, конечно, выдавший секретные сведения не умирает; он лишь подвергается фрагментарному заклинанию Обливиэйт: не помнит, куда он шёл и зачем, о чём были его последние слова, на какую должность он совсем недавно устроился работать и всё в таком духе. Зато отлично помнит, с кем он разговаривал только что, а также знает, что ему срочно, сию секунду необходимо оказаться в Министерстве. Когда он прибывает сюда, за него берутся стиратели памяти, другие же отправляются к тому, кому он проговорился. Из памяти обоих убирают только секретные сведения, после чего отпускают их на все четыре стороны.