Разделенные океаном

— Я не удивлен, — ответил Левон.

У Пегги были самые полные губы, самые голубые глаза и самые длинные и стройные ноги, какие он когда-либо видел. Ни один человек в здравом уме не принял бы ее за мужчину. Она сидела за столом, на котором стояла пишущая машинка, лежали груды бумаг, покосившиеся кипы фотографий и разместилась коллекция треснутых чашек. Чудесные рыжие волосы Пегги были собраны в узел на затылке и зафиксированы с помощью многочисленных разноцветных гребешков и заколок. Накрашена она была так, словно собиралась выйти на сцену: черная подводка для глаз, голубые тени на веках, ресницы, жесткие от туши, и губы, напомнившие Левону спелые сливы. На Пегги было черное облегающее трико, зеленые шорты и вязаная кофточка без рукавов, на бретельках, вся в стрелках и заштопанных дырах. Туфли на высоких каблуках выглядели на целый размер больше его строгих черных башмаков.

— Мы работаем с девяти до четырех, — сообщила Пегги. — Иногда и по вечерам, но об этом поговорим позже. Вы можете посещать один курс или все три, как хотите. Некоторые дети посещают только танцы, пение или драматическое искусство. Но большинство ходят на все сразу. По окончании каждого семестра мы даем концерты для родителей — но приглашать друзей запрещается, потому что у нас нет места. Мы обучаем двум видам танцев: бальным и степу. Как вы слышите, сегодня мы отбиваем чечетку.

После того как они вошли в контору, кто-то с неподдельным энтузиазмом застучал по клавишам расстроенного пианино и молодые люди с таким жаром затопали по полу, что Левон испугался, как бы на них не рухнул потолок.

— Чем бы ты хотела заняться, Анна? — поинтересовался он.

— Всем, — тут же ответила девушка.

Левон отметил, что она уже притопывает в такт музыке.

— Одну минуточку, милая, — произнесла Пегги своим громким хриплым голосом. — Я не принимаю в свою академию кого попало. Для начала ты должна пройти пробы. Мы называем это кастингом. Ко мне приходили дети, которые не смогли бы исполнить простейшее па даже для того, чтобы спасти свою бабушку от зубов злого и страшного волка, а голоса некоторых соискателей походили на свист закипевшего чайника. Я должна заботиться о своей репутации. Ко мне частенько заглядывают продюсеры, когда им требуется подросток для одного из шоу. — Она вперила строгий взгляд в Левона. — Вы видели «Убийство на Юконе», мистер Зариян? — Когда Левон непонимающе уставился на нее, она пояснила: — Это художественный фильм. Молодой человек по имени Билли Берри играет там в эпизодах. Так вот, в тысяча девятьсот пятнадцатом году, когда открылась моя академия, Билли был одним из моих первых студентов драматического отделения.

Левон признался, что не бывает в кинотеатрах.

— Но мы с женой когда-нибудь непременно туда сходим, — предпринял он слабую попытку оправдаться.

— Вся академия в обязательном порядке ходит в кино раз в неделю, обычно по вторникам — это включено в плату за обучение, — а первого числа каждого месяца мы бываем в театрах. Это мотивирует молодых людей, дает им понимание того, к чему они должны стремиться. Например, на следующей неделе мы будем смотреть «Десять заповедей». Режиссер фильма — сам Сесиль Б. де Милль [33] . Фильм снят по методике «техниколор» [34] и является первым в своем роде.

33

Сесиль Блаунт де Милль (1881—1959) — американский кинорежиссер, продюсер. Долгие годы кинопредприниматели США считали его образцом успешного кинематографиста.

34

«Техниколор» — один из способов получения цветного кинематографического или фотографического изображения, изобретенный в 1917 г. Гербертом Калмусом и Дэниэлом Комстоком.

— Я хочу обязательно посмотреть этот фильм, — с придыханием проговорила Анна.

— Для начала, деточка, я предлагаю твоему папе спуститься вниз и выпить кофе в кондитерской — попробуйте пончики, мистер Зариян, пальчики оближете, — а я тем временем посмотрю, как Анна себя чувствует на паркете. Потом она споет мне что-нибудь. А вы возвращайтесь через полчасика.

Пончики и впрямь оказались восхитительными. Левон съел три, прежде чем сказал себе, что хорошего — понемножку. Он с легкостью мог бы проглотить еще столько же, но после того, как Левон сменил баранку на кресло в конторе, он успел набрать лишний вес. Работая таксистом, он иногда останавливался выпить кофе. А теперь он обедал в ресторанчике Мак-Криди, расположенном через дорогу, где подавали невероятно вкусные гамбургеры, или же в более полезных для здоровья заведениях, если приглашал клиента на ленч — или клиент приглашал его самого.

Сейчас Левон зарабатывал в три раза больше, чем раньше, причем доходы его должны были неизбежно возрасти по мере увеличения клиентуры. Тамара уже поговаривала о том, что им давно пора переехать из квартиры в собственный дом с двориком, где Джон мог бы играть.

— В Бруклин или Куинс, — предлагала она.

— Посмотрим, — отделывался односложными ответами Левон.

Джону исполнилось всего шесть недель от роду, и он пока еще не мог даже сидеть без поддержки, не говоря уже о том, чтобы играть во дворе. Самому же Левону нравилось жить на Манхэттене, и переезжать он не собирался.

Все свое время Тамара посвящала Джону. Казалось, иногда она даже забывала о существовании мужа и Анны. Тамара подолгу гуляла с малышом и приходила в восторг, когда прохожие заговаривали с ней, принимая ее за мать Джона. На вид ей никак нельзя было дать сорок шесть лет, она выглядела достаточно молодо для того, чтобы родить ребенка. У них с мужем случился жаркий спор, когда она захотела зарегистрировать Джона, указав Левона и себя в качестве его родителей.

— Он вполне может считаться нашим сыном, — обиженно надула губы Тамара, когда Левон заявил ей, что по всем законам именно Анна его мать. — Она не проявляет к нему ни малейшего интереса, даже не глядит в его сторону.

— Как знать, все может измениться, когда она станет старше, — холодно ответил Левон. — Это то же, что украсть ребенка другой женщины. И даже если Анне все равно, мы не сможем воспитать Джона в полном неведении. Рано или поздно, но нам придется рассказать ему, что не мы его родители. Это будет подлостью с нашей стороны — утаить от него правду, Тамара, — добавил он, смягчившись, когда заметил горькое разочарование на лице у жены.

Итак, Джон был зарегистрирован как сын Анны Мюррей по адресу Гранмерси-парк, а в графе «отец» стояло «неизвестен». Тамара спрятала свидетельство о рождении в ящик комода, где хранились все важные документы.

— Мы расскажем Джону обо всем, когда ему исполнится двадцать один год, — сказала она, — и будем надеяться, что он не узнает об этом раньше.

Время летело быстро. Левон посмотрел на часы, затем перевел взгляд на пончики на застекленной витрине и едва удержался от того, чтобы не купить еще один, последний. Прошло уже почти полчаса с тех пор, как он оставил Анну в обществе превосходно сложенной Пегги Перельман. Левон вышел из кондитерской и по узкой лестнице поднялся на второй этаж, где пианистка — крошечная пожилая женщина, которой положили на стул две подушечки, чтобы она доставала до клавиш, — наигрывала легкую мелодию. Услышав ее, Левон подавил нестерпимое желание прищелкнуть пальцами. Анна стояла в последнем ряду танцоров, отбивая чечетку ногами, обутыми в маленькие черные сапожки, с такой лихостью, словно занималась этим всю жизнь.

Пегги заметила Левона и подошла к нему, улыбаясь во весь рот. Схватив его за руку, она потащила его за собой в кухоньку, исполнявшую одновременно функции конторы, и громко крикнула ему на ухо:

— Ваша дочь — прирожденная танцовщица! Или она уже брала уроки раньше?

— Нет, насколько мне известно. Позвольте объяснить, — поспешно продолжал Левон, — Анна не моя дочь, а дочь моего близкого друга, ирландца по происхождению. Его жена умерла, и почти в то же самое время он обанкротился, вот он и отправил Анну к нам, чтобы мы — я и моя жена — присмотрели за ней. Ее зовут Анна Мюррей.

Ему пришлось состряпать удобоваримую ложь, но ведь как-то следовало объяснить ее ирландский акцент, тогда как сам он говорил с армянским. Пегги, похоже, либо не расслышала его, либо же не придала значения его словам.

— У нее есть чувство ритма, она хорошо двигается — можно подумать, что кости у нее резиновые, — а поет она вообще как ангел. Я с удовольствием приму ее, мистер Зариян. Все мои ученики талантливы, иначе я просто не бралась бы за них, но такие, как Анна, попадаются мне не чаще одного раза в год. Когда она сможет начать? — нетерпеливо поинтересовалась Пегги. — Ей еще предстоит научиться прыжкам, — добавила она, словно оправдываясь.