Раздробленный свет

Тем не менее мое дыхание останавливается.

Затем он поникает, разворачивается и отшатывается назад, ударяясь о стену, и издает стон от боли, когда та пронзает его плечо. Он оседает, скользя вниз по стене, пока не оказывается на мраморном полу. Он упирается локтями в колени и прижимает сжатые в кулаки руки к глазам.

Взгляд Джубили перемещается от Тарвера ко мне, и на этот раз говорит совсем другое. Она кивает, и хотя это практически незаметный жест, это похоже на то, что крошечное зерно уважения в нем дает разрешение моим легким снова работать. Она с Флинном направляются ко входу с Тарвером на полу. Я провожу дрожащей рукой по волосам, пытаясь побороть желание оглянуться на Гидеона. Я чувствую, как он смотрит на меня. Я держала его за руку, когда он общался с Лару, не в силах видеть смесь гнева и отчаяния на его лице… но теперь между нами снова расстояние.

Если бы ничего этого не произошло, если бы он был просто хакером, а я — мошенницей… было бы все по-другому? Могли бы мы больше доверять друг другу?

Он проходит мимо меня, чтобы собрать остатки еды, вытащенной Тарвером, и направляется к остальным. Я следую за ним, опускаясь на пол. Я ожидаю холодный мрамор, но вместо этого я обнаруживаю, что полы подогреваемые. Роскошь, о которой я даже не знала. На какое-то дикое мгновение мне хочется лечь, прикоснуться лицом к теплому камню и заснуть. Гидеон же вытаскивает инструменты из сумки: крошечные отвертки и кусачки для снятия изоляции, что разобрать наушник по кусочкам.

— Мы разрушим разлом. — Тарвер игнорирует не очень тонкие попытки Джубили засунуть ему в руку батончик мюсли.

Раздается голос Флинна:

— Он говорил правду о нем в своем заявлении, о механизме разломов. Именно он связывает этот мир с миром шепотов. Они живут в гиперпространстве, и если мы разрушим эту связь, мы уничтожим шепот.

Тарвер кивает.

— Это сработало в первый раз, и это сработало на Эйвоне.

— Она могла уничтожить нас или захватить на «Дедале». — Мой голос звучит усталым даже для моих собственных ушей. — Почему она этого не сделала?

На лице Тарвера появляется гримаса, когда он отталкивает руку Джубили.

— Она хотела, чтобы мы страдали. Хотела, чтобы страдал я. Нельзя страдать, если мы мертвы, или если у нас не осталось ума, чтобы это осознать.

Джубили сдается, бросая батончик мюсли на пол, и прислоняется спиной к стене.

— Даже если бы мы могли добраться до разлома, прежде чем она раздавит нас, и здесь большое «если». Я не уверена, что разрушение разлома сработает на этот раз. Я видела такие вещи, видела, каким становится человек, когда им управляет шепот. — Она смотрит на Флинна, ее голос понижается. — Лили… другая. По сравнению с остальными, с оболочками, с людьми, которых контролируют… они как марионетки, танцующие под чужую дудку.

— А что касается Лили… она, как настоящая. Как будто она действительно стала этим существом. — Флинн качает головой. — Разрушить «Дедал», бросить Тарвера, как тряпичную куклу… это ненормально.

— Разве в этом вообще есть что-то нормальное? — сухо задается вопросом Гидеон.

— В точку.

Мой мозг чувствует себя вялым, обдумывая мысли на сброшенной скорости. Есть кое-что, что я знаю, что-то, что я помню, что-то жизненно важное… но я не могу ухватиться за это. Я прочищаю горло.

— Почему Лили?

Тарвер поднимает голову.

— Что?

Я смотрю на него, и он, кажется, простил меня за то, что я обвинила его в желание убить Лили. Я жую губу, пытаясь разобраться в своих мыслях.

— Почему она? Я имею в виду, ведь шепот должен ненавидеть Лару, не так ли? Почему бы не захватить его? Он тот, у кого есть власть, влияние, способность заставить сенаторов и их подчиненных вернуться и построить разломы по всей Галактике… ему нужны они, если он собирается наказать все человечество, а не только нас. Зачем ему было втягивать в это Лили?

— Ну… наблюдать за ним, причиняя ему боль? — Гидеон тоже задумывается, и его глаза, оторвавшись от изучения устройства Лару, встречаются со мной. — Чтобы забрать то, что ему небезразлично?

— За исключением того, что она притворяется настоящей Лили, по крайней мере, настолько, что ему удалось заставить себя поверить в это. — Я тру виски. Я даже не знаю, какой сегодня день… неужели меньше двадцати четырех часов назад я танцевала с Гидеоном в бальном зале «Дедала»? — Должна быть какая-то причина, почему Лили особенная, почему он не захватил Лару, или кого-то из ученых, работающих с ним, чтобы освободиться. Есть какая-то причина, почему шепот выбрал ее, почему он нуждается в ней.

Ни у кого не находится ответа на этот вопрос. Измученная тишина, прерывается лишь слабым шуршанием оберток здесь и там, когда мы пытаемся протолкнуть еду в горле, высохшем от страха и усталости.

— Мы потеряли мою флягу. — Тарвер нарушает тишину хриплым голосом. Все головы поворачиваются к нему, но он не поднимает глаз. — На Элизиуме, где мы с Лили застряли. Так, ученые, которые умерли там, назвали эту планету, вы знали? Так называлось древнее место в загробной жизни, куда уходили герои. После того, что случилось с исследователями, они решили, что это уместно. В любом случае мы потеряли мою флягу после крушения. Она была нам очень нужна, чтобы собирать и отфильтровывать воду. На следующий день мы нашли идеальную ее копию, прямо посреди нашего пути.

— Ты никогда не упоминал об этом на допросе, — произносит Гидеон. А когда Тарвер бросает на него взгляд, тот вздрагивает, понимая, что он не должен был видеть эту запись.

Но Тарвер только качает головой.

— Шепоты… они создавали что-то из ничего. А потом… — его голос срывается, и я вижу, как костяшки его пальцев побелели, когда он сжал пригоршню волос, овладевая собой. — Лили погибла.

Ошеломленная тишина опускается на нас, все глаза устремлены на него. Джубили произносит шепотом.

— Если Лили умерла, то кто… что…

— Через несколько дней после того, как я похоронил ее, — говорит он беспристрастно, — они вернули ее мне. Я не знаю, как… я не хочу знать, как. Но это была она, это была моя Лили. Ее мысли, ее голос, ее воспоминания. Ее сердце.

— Невозможно, — произносит Джубили с вытянутым, растерянным лицом. Она познакомилась с Лили только после крушения «Икара», и я знаю, о чем она думает… я не могу не думать об этом. Кто-нибудь из нас знал настоящую Лили? Вот только… мой взгляд возвращается к Гидеону. Он знал ее еще ребенком, он рос с ней. И он, казалось, ничего не заметил, что в ней есть что-то другое.

Тарвер смотрит на Джубили тревожным взглядом.

— С тех пор у нее стала связь с ними. Она может чувствовать их. После того, как разлом на Эйвоне был разрушен, она ощущала этот последний шепот, одинокий в последнем разломе, тянувшийся к ней в ее сознании. И хотя шепоты, которые мы встретили на Элизиуме, были мирными, после Эйвона мы узнали, что ее отец разозлил остальных. Сделал их опасными.

Джубили все еще смотрит на Тарвера с чем-то вроде обвинения во взгляде.

— Вы говорили нам, что на нее влияет шепот, что нам нужно уничтожить разлом, который, как мы думали, мы обнаружим на «Дедале». Почему было не сказать нам всю правду?