Раздвоенное сердце

– Гриша, - прошептала я. Было так приятно иметь возможность произнести его имя, не оставаясь при этом в одиночестве. Мы не выживем. Но я была с ним. Всё было так, как должно было быть.

Моторы самолётов и крик людей вокруг нас стихли. Стало спокойнее, а жар пожара ослабел, пока не стало прохладно. Но я всё ещё прислонялась лбом к груди Гриши. Он аккуратно положил свои руки мне на плечи и провёл ими вдоль моей спины. Но почему они были такие холодные? Мы что, были мертвы? Это была смерть?

В течение нескольких минут я оставалась, как была: голова прижата к сердцу Гриши, и я слушала, не смотря, как мир вокруг нас становился всё тише и холоднее. Его сердце не билось. Но мои руки были тёплыми, а моё дыхание спокойным и равномерным.

Я всё ещё была жива. Это был не сон. Я открыла глаза.

– Я не он, - сказал Колин тихо и провёл успокаивающе своими холодными руками по моей спине, прежде чем отодвинуть меня от себя, чтобы я могла посмотреть на него.

Да. Это был Колин. Колин, не Гриша. Его раскосые глаза блестели, а его светлая кожа мерцала, как свежевыпавший снег, хотя было очень темно. Дрожа, я набрала в лёгкие воздуха.

Он пах сухими камнями, дикими травами и лесом, который раскинулся вокруг нас, тёмный и непроходимый. Никаких обломков самолётов. Никаких грибов от атомной бомбы на горизонте. Никаких горящих домов. Это был сон.

– О нет, - выдохнула я.
– Нет ...

Я посмотрела на себя вниз. На мне была надета только моя тонкая, ночная рубашка и я стояла на коленях перед Колином, который в ожидании облокотилась на каменную стену. Его левая рука лениво опирается о колено. На нём ничего не было надето, кроме его костюма для каратэ. Из-за тёмного материала костюма его белая кожа светилась ещё сильнее. Свои непослушные волосы он удерживал с помощью чёрной длинной повязки.

И всё-таки несколько прядей, извиваясь, танцевали перед его носом. Покачиваясь, я поднялась, развернулась и хотела убежать. Моя нога сильно ударилась о камень. Я пошатнулась вперёд и увидела мчащуюся мне на встречу пропасть.

– Остановись, Эли. Так не пойдёт.

Колин схватил меня за талию и притянул к себе. Он снова сел и прижался расслабленно к выветренным камням. Я остановилась и в замешательстве стала оглядываться. Две тёмные башни возвышались над нами, стены полные дыр, зубцы, грубо разъеденные ветром, льдом и дождём.

– Я не знаю, сплю я или бодрствую!
– закричала я отчаянно.

– Ты проснулась, - ответил Колин спокойно.
– Теперь ты уже проснулась.

– Где мы, чёрт возьми, находимся?

Видел ли он меня вместе с Гришей? Я не он, сказал Колин. Я должна выбраться отсюда, и сделать это быстро.

– Развалины замка Райхенфельз, - ответил Колин сухо.
– Это бы нужно знать, если уж живёшь здесь.

– Но…?

– Ты шла во сне, как лунатик, - вздохнул коротко Колин и потянулся.
– У тебя был весьма паршивый сон. Нечто подобное может погубить у меня подобных несуществующую душу.

Я качала ошарашено головой.

– Окончание же сна ...
– Ухмылка Колина постепенно сошла с лица.
– Горько-сладкое.

Он нас действительно видел. И как всегда, когда я видела во сне Гришу, я чувствовала себя такой несчастной и израненной, что с удовольствием бы сразу же вернулась в своё сновидение.

– О Боже, это не может быть правдой, - пробормотала я задыхаясь. Рассержено я снова повернулась к Колину.

– Что всё это значит? Ты сидишь ночью на этой убогой развалине и шпионишь за моими снами? Что я для тебя - что-то вроде фирменного блюда на шведском столе? И сегодня господину пришлось это не по вкусу?

Колин засмеялся. Я была зла, но в то же время так смущена, что у меня было большое желание придушить его.

– Иди сюда ко мне.
– Он указал на место, рядом с собой.

– Зачем мне это делать?
– Я потёрла свои холодные плечи.

– Хорошо, тогда я помогу тебе.
– Мягко он встал, схватил меня и посадил рядом с собой. Я отвернулась от него. Слёзы были слишком близко, а я не хотела предоставлять Колину ещё одну закуску. Не сейчас.

– Послушай, Эли - я сидел здесь наверху, потому что мне нравится медитировать на этом месте, после того как я потренируюсь. Я делал это и прежде, чем мадам переехала в Кауленфельд. Я почувствовал, что ты видишь плохой сон. Поэтому попытался вытащить тебя оттуда. Всё остальное было не в моей власти.

Он намекал на Гришу? Ах, это всё равно не имело значения. Почему я должна отрицать Гришу, если Колин всё равно его видел?

– Точно, - сказала я с горечью.
– Он мне всё время сниться. Снова и снова. Хочу я этого или нет.

Колин какое-то время молчал.

– И это мучает тебя, - наконец закончил он осторожно мои мысли.

– Да!
– закричала я бурно.
– Это мучает меня, и я чувствую себя беспомощной. Я даже ни разу с ним не разговаривала. Я только смотрела на него, и он что-то во мне затронул - что я не знаю ... Это не то, что я хочу с ним переспать, или иметь с ним отношения. Но он просто здесь внутри, и я не могу его оттуда выкинуть, чёрт побери!

Я ударила кулаком себе в грудь. Колин взял мою руку и заключил её в свои прохладные пальцы.

– Хочешь, я украду у тебя эти сны? Мне нужно будет это сделать всего один или два раза, и они никогда больше не вернуться.

У меня перехватило дыхание. Забыть Гришу? И, следовательно, избежать раз и на всегда этих страшно тоскливых последствий? Хотя он уже два года как окончил гимназию и покинул школу, они всё ещё посещали меня.

– И это сработает?
– спросила я с надеждой. Я попробовала себе представить, как бы это было. Никаких больше приносящих боль сновидений. Это казалось опустошающим, но так же очень надёжным.

– Да, это сработает. И всё же я не советую тебе делать это.

– Почему?
– спросила я удивлённо.

Колин расправил мой кулак и провёл нежно по моим напряжённым пальцам.

– Ну, ты не единственная, кого беспокоят подобные сны. Они снятся многим деятелям искусств - музыкантам, писателям, художникам ... Они пробуждают творческий потенциал. А это дар, который лучше не заглушать, потому что он может содержать целебные силы.

– Но я ведь совсем не творческая натура, - вставила я.
– Я не играю ни на каком музыкальном инструменте, не рисую, а мои сочинения были всегда неуклюжими. Хорошо сформулированными, но им не хватало накала страстей.

– Я бы так не сказал, - ответил Колин.

– Нет? И что это значит?

Он посмотрел на меня задумчиво, как будто взвешивая, говорить ему дальше или нет. Затем он коротко пожал плечами.

– Ключевое слово кино, - сказал он тихо.
– Кино, происходящее в голове. Ты так это называешь, не так ли?

Я вырвала свою руку из его и встала.

– Это тебя вообще не касается!

Теперь я едва могла подавить слёзы. Я отошла от Колина, так далеко, как было возможно на этой каменной платформе, на которой мы находились, и стала смотреть затуманенным взглядом вниз на лес.