Разгадай меня
Шрифт:
— Хорошо. Можно попробовать, наверное, только…
— Вот это да! — Он тихо присвистывает.
— Что? — Я оглядываюсь в недоумении. — Что случилось?..
— Ты даже ничего не почувствовала?
— Что я должна была почувствовать?
— Посмотри на свою руку!
Я чуть не задыхаюсь. Неуверенно отступаю на шаг. В моей руке какой-то красноватый песок и обожженная коричневая глина, разбитая на мельчайшие кусочки. Более крупные кусочки кирпича упали на пол, и еще немного его остатков просачиваются у меня между пальцами. Я осторожно подношу эту убийственную руку к лицу.
И смотрю на Кенджи.
Он покачивает головой и сам весь трясется от смеха.
— Я
— Боже мой…
— Понимаю. Еще как ПОНИМАЮ. Вот так-то, глупенькая. А теперь подумай вот о чем: если ты можешь это сделать с кирпичом, что же ты сумеешь сотворить с телом человека…
Зря он это сказал.
Только не сейчас. Не после того, что случилось с Адамом. Не в тот момент, когда я пытаюсь собрать воедино кусочки своих мечтаний и надежд, чтобы склеить все вместе заново. Потому что у меня ничего не осталось. Потому что внутри меня еще теплится слабая надежда на то, что мы с Адамом все же найдем способ, как нам справиться со всем этим.
Где-то очень глубоко внутри себя я стараюсь еще ухватиться за малейшую возможность все исправить.
А теперь все пропало.
Потому что теперь Адам должен бояться не только моей кожи. Опасность представляют собой не только мое прикосновение, но и мои объятия, мои руки, поцелуи. Да любой мой поступок может причинить ему вред и серьезно покалечить. Я должна быть начеку, даже когда просто возьму его за руку. А теперь еще эти новости! Эта новая информация о том, насколько я могу быть смертельным оружием для любого!..
И не остается у меня никакой альтернативы…
Я навсегда, навечно останусь одна, потому что никто не может оставаться в безопасности рядом со мной.
Я опускаюсь на пол, мозг лихорадочно работает, но я прекрасно понимаю, что моя голова уже совсем не безобидное убежище, потому что я постоянно думаю, постоянно в чем-то сомневаюсь, чем-то интересуюсь. Похоже на то, что я попала в собственную ловушку и при этом пострадала.
Я поезд.
Который вышел из-под контроля и готов сойти с рельсов.
Потому что иногда можно увидеть саму себя как бы со стороны, можно увидеть себя такой, какой ты могла бы стать, могла бы быть, если бы что-то изменилось, стало другим. Но если приглядеться получше, то, что ты увидишь, может тебя сильно напугать. И тогда ты задумаешься, что может случиться, если тебе представится определенная возможность. Ты понимаешь, что это другая сторона тебя самой, та, которую ты не хочешь признавать. Та самая сторона, которую тебе лучше не видеть при свете дня. Ты всю свою жизнь пытаешься задавить ее, отбросить в сторону, выкинуть из головы. Ты даже пытаешься сделать вид, что этой стороны в тебе вовсе не существует.
И так можно жить довольно долго.
Очень долго ты остаешься в безопасности.
А потом все заканчивается.
Глава 25
Еще одно утро.
Еще один поход в столовую.
Я отправляюсь на завтрак, где снова встречу Кенджи перед очередным нашим занятием.
Вчера он все-таки сделал определенные выводы относительно моих способностей: он считает, что нечеловеческая сила в моем прикосновении является видоизмененной энергией. Но этот контакт кожи с кожей — только лишь самый незначительный пример моего таланта. Мой истинный дар представляет собой некую всеобъемлющую силу, которая может проявить себя в любой части моего тела.
Это могут быть и кости, и кровь и, разумеется, кожа.
Я согласилась с ним, что эта теория занятна, и добавила,
что всегда считала себя какой-то извращенной версией венериной мухоловки. Он только и мог сказать: «О Боже мой! Ну конечно же. Ты именно на нее и похожа. Черт побери, как же я сам не догадался?!»Достаточно прекрасная, чтобы заманить свою жертву в ловушку. Вот именно это он и добавил.
И еще, достаточно сильная, чтобы захлопнуться и уничтожить.
Достаточно ядовитая, чтобы суметь переварить жертву, если имеет место контакт с плотью.
«Так ты действительно съедаешь свою жертву», — сказал он мне, смеясь, как будто мы обсуждали что-то забавное, как будто это действительно было шуткой, как будто это вполне допустимо — сравнивать девушку с плотоядным растением. И даже весьма лестно. «Я прав? — добавил он. — Ты же сама говорила, что когда ты касаешься людей, ты при этом как будто отбираешь у них энергию, да? И после этого ты сама наполняешься свежими силами, так?»
Я ему ничего не ответила.
«Значит, ты точная копия венериной мухоловки. Ты их заманиваешь. Потом захлопываешься. Потом пожираешь их», — подытожил он.
И я снова промолчала.
Тогда он промычал что-то невнятное и высказался: «Ты похожа на сексуальное и суперпугающее растение».
Я закрыла глаза. И в ужасе прикрыла рот ладонью.
«И что тут такого слишком уж неправильного? — спросил он меня. Нагнулся, чтобы встретиться со мной взглядом. Потянул меня за прядь волос, чтобы я тоже посмотрела на него. — Почему для тебя это так ужасно? Почему ты не хочешь признаться в том, что это восхитительно? — Он покачал головой. — Да ты чего-то просто недопонимаешь, тебе это известно? Это будет великолепно, если тебе только удастся овладеть своим даром в полной мере».
Овладеть.
Да.
Как легко было бы попросту захлопнуться на мире, окружающем меня. Высосать из него жизненную силу и оставить его умирать только потому, что кто-то велел мне это сделать. Потому что кто-то указал пальцем и провозгласил: «Это плохие парни. Вон те, которые вон там». Убей их. Убей, ты же доверяешь нам. Убей, ты ведь сражаешься в одной упряжке со справедливой командой. Убей, потому что они плохие, а мы хорошие. Убей, потому что это мы так говорим тебе. Потому что некоторые люди настолько глупы, что думают, будто существуют отчетливые светящиеся линии, разделяющие плохое и хорошее. И поэтому все так легко и просто различается, и потом можно идти спать с чистой совестью. Потому что все в порядке.
И нормально будет убить человека, потому что кто-то полагает, что тому не стоит жить.
Но вот что мне хочется сказать. Кто, черт возьми, ты такой, что имеешь право решать, кто будет жить, а кто нет?! Кто ты, чтобы решать, кого надо убивать? Кто ты такой, чтобы говорить мне, какого отца мне уничтожить, и какого ребенка осиротить, и какую мать оставить без сына, какого брата лишить сестры, какая бабушка будет рыдать по ночам, потому что ей придется хоронить внука?
Я хочу сказать тебе: кто, черт возьми, ты вообще такой, чтобы говорить мне, что это замечательно, что ты имеешь способности убивать людей, что это так интересно — заманивать в ловушку живую душу, и что это вообще честно — выбирать себе жертву? И все только потому, что я умею убивать без оружия. Мне хочется говорить злые вещи, обидные вещи, и бросать в воздух всякие оскорбления, и бежать далеко-далеко. Я хочу исчезнуть где-нибудь у самого горизонта или раствориться на обочине длинной дороги, если только это приблизит меня к свободе хоть на каплю. Но при этом я не знаю, куда бежать и что делать. Мне просто некуда бежать и негде скрыться.