Разговор в «Соборе»

— Да я уж собирался, но тут сообщили о назначении генерала Эспины, и я решил, что ситуация изменилась, — сказал Альсибиадес, — и что, может быть, доктора Ферро освободят.

— И ситуация изменилась, и Ферро освободят, — сказал он. — Вы разослали сообщение?

— Во все агентства, редакции и на радио, — сказал Альсибиадес. — Радиостанция «Насьональ» уже передавала. Так что, я скажу ей, что мужа выпустят, и выпровожу?

— Я сам сообщу ей радостную весть, — сказал он. — Ну, на этот раз, кажется, инцидент исчерпан окончательно. Устали, Альсибиадес?

— По правде говоря, да, дон Кайо, — сказал тот. — Трое суток на ногах.

— В этом государстве по-настоящему работают только те, кто отвечает за его безопасность, — сказал он.

— А верно, что сенатор Ланда был на встрече президента с депутатами? — сказал Альсибиадес.

— Верно. Он проторчал во дворце пять часов, завтра во всех газетах мы увидим, как он жмет руку президенту. Добиться этого было непросто, но мы все-таки добились. Зовите даму и можете быть свободны.

— Я хочу знать, что с моим мужем, — решительно сказала женщина, а он подумал: нет, эта не будет ни просить, ни рыдать, она пришла сражаться. — И почему вы его арестовали, сеньор Бермудес.

— Если бы взгляд убивал, я был бы уже трупом, — улыбнулся он. — Успокойтесь, сеньора. Присядьте. Я и не знал, что мой приятель Ферро женат. Да еще так удачно.

— Отвечайте, на каком основании его арестовали, — вскричала она, а он подумал: что происходит? — Почему мне не дают свидания?

— Вы удивитесь, но, знаете, ей-богу, лучше я вас спрошу. — Неужели в сумочке — револьвер, неужели знает то, что мне неизвестно? — Скажите, как такая женщина могла выйти замуж за Ферро?

— Поосторожней, сеньор Бермудес, не стоит заблуждаться на мой счет. — Она заговорила громче, а он подумал: в первый раз, наверно, навыка нет. — Я не позволю ни морочить себе голову, ни говорить гадости о моем муже.

— Это не о нем гадости, а вам комплимент, — сказал он и подумал: да ведь она здесь не своей волей, ее заставили прийти, а самой ей тошно донельзя. — Простите, не хотел вас обидеть.

— Я желаю знать, за что его арестовали и когда выпустят? — повторила женщина. — Скажите мне, что вы с ним собираетесь сделать?

— В этом кабинете бывают только полицейские и конторские крысы, — сказал он. — Женщины — крайне редко, а уж такие женщины, как вы, — вообще никогда. Поэтому я так потрясен вашим приходом, сеньора.

— Долго будете еще издеваться надо мной? — задрожав, прошептала она. — Вы не до такой степени всемогущи, сеньор Бермудес, не обольщайтесь.

— Ну, сеньора, за что вашего мужа арестовали, он вам сам расскажет. — Так что же ей на самом деле нужно, на что она никак не может решиться? — Не тревожьтесь за него. С ним хорошо обходятся, все у него есть. Кроме вас, разумеется, и этот урон мы, к прискорбию, восполнить не в состоянии.

— Ну, хватит, вы разговариваете с порядочной женщиной, — сказала она, а он подумал: ну вот, решилась, сейчас что-то сделает, что-то скажет. — Ведите себя пристойно.

— Вы ведь пришли сюда не затем, чтобы учить меня правилам хорошего тона, — пробормотал он. — И отлично знаете, почему арестовали вашего мужа. Так что изложите дело.

— Я хочу кое-что вам предложить, — еле слышно сказала она. — Мой муж завтра должен покинуть Перу. Ваши условия?

— Вот. Это уже лучше, — кивнул он. — Мои условия? То есть в какую сумму я оцениваю освобождение Ферро?

— Я принесла показать вам билеты, — сказала она с жаром. — Самолет до Нью-Йорка, вылет в десять утра. Выпустить его должны сегодня ночью. Я знаю, что вы не признаете чеков. Это все, что мне удалось собрать.

— Что ж, тут немало. — Ты поджариваешь меня на медленном огне, выкалываешь мне глаза булавками, полосуешь кожу ногтями: он раздел ее, связал, посадил на корточки и крикнул, чтобы принесли плеть. — К тому же в долларах. Сколько тут? Тысяча? Две?

— У меня… у меня нет больше, нет, — сказал женщина. — Мы можем подписать любое обязательство, вексель — все, что хотите.

— Скажите мне откровенно, что происходит, и тогда мы, может быть, сумеем договориться, — сказал он. — Я знаю Ферро не первый год. Вы затеяли это не из-за истории с Эспиной. Ну, говорите как на духу. В чем дело?

— Он должен покинуть Перу, должен улететь завтра утром, и вы знаете почему, — быстро проговорила она. — Он попал между молотом и наковальней, вы и это знаете. Это не одолжение, а сделка, сеньор Бермудес. Скажите ваши условия, скажите, что еще мы должны сделать.

— Я вижу, вы раздобыли билеты не потому, что мятеж провалился, а собираетесь не в туристическую поездку, — сказал он. — Тут что-то гораздо более серьезное. Но и не контрабанда же: ту историю мне удалось замять. Кажется, я начинаю понимать.

— Они воспользовались его доверчивостью, прикрылись его добрым именем, а теперь хотят все свалить на него, — сказала женщина. — Ему слишком дорого обошлось это, сеньор Бермудес. Он должен покинуть Перу, вы прекрасно это знаете.

— А-а, строительная фирма «Урбанизасьонес дель Сур Чико», — сказал он. — Теперь мне все ясно. Теперь можно не спрашивать, зачем наш Феррита влез в авантюру генерала Эспины. Тот обещал ему помочь в случае поддержки переворота?

— Негодяи, которые втравили его в это, уже смылись, — хрипло сказала женщина. — А перед тем как смыться, донесли на него. Это многомиллионное дело, сеньор Бермудес, вы же знаете.

— Знать-то я знаю, сеньора, но не предполагал, что катастрофа так близка, — сказал он. — Его аргентинские компаньоны дали тягу? А Феррита тоже решил убраться из страны, надув те сотни простаков, которые купили несуществующие дома? Да, это много миллионов. Ну, понятно, зачем ему понадобился заговор и зачем вы меня посетили.

— Он же не может отвечать за всех, его тоже обманули, — сказала она, а он подумал: сейчас заплачет. — Если мы не улетим…

— … То он сядет надолго, но не как заговорщик, а за мошенничество в особо крупных, — скорбно покивал он. — А вырученные денежки пропадут за границей.

— Да он ничего не выручил, — громче сказала она. — Его провели, как мальчишку. Он разорен.

— Вот зачем вы меня посетили, — мягко повторил он. — Такая женщина, а явились сюда, стерпели унижение. Чтобы, когда разразится скандал и ваши имена замелькают в уголовной хронике, быть подальше от Лимы.

— Дело тут не во мне, а в детях, — крикнула женщина, но сейчас же, глубоко вздохнув, взяла себя в руки. — Больше мне наскрести пока не удалось. Считайте, что это аванс. Я готова подписать любой вексель.