Разговоры запросто
Шрифт:
Антроний. Теперь это редкость.
Магдалия. Точно так же, как редкою птицею был в старину неученый аббат (зато теперь совсем не редкость), как не только властью, но и образованием блистали в старину императоры и князья. Впрочем, не такая уж и редкость, как ты думаешь: и в Испании, и в Италии между высшею знатью немало женщин, которые с любым мужчиною потягаются; в Англии есть женщины из дома Мора [257] , в Германии — из дома Пиркгеймера и Блауэра [258] . Если вы не остережетесь, кончится тем, что мы возглавим богословские школы, мы будем проповедовать в храмах, мы завладеем вашими митрами.
257
Томас Мор дал прекрасное образование трем своим дочерям, особенно старшей — Маргарет, которая была его любимицей. С Маргарет, по-видимому, и написана Магдалия в настоящем диалоге. Косвенное этому подтверждение — слова Магдалин, что муж очень ею доволен и что через образование они становятся
258
Виллибальд Пиркгеймер (1470—1530) из Нюренберга — германский гуманист; у него было пять дочерей. Блауэр — два брата из города Констанца (на берегу Боденского озера, в нынешней Швейцарии), добрые приятели Эразма; их сестра отлично знала латынь.
Антроний. Боже сохрани!
Магдалия. Ваше дело сохранить себя от этого. А если не одумаетесь, скорее гуси взойдут на проповедническую кафедру, чем вы, безгласные пастыри, удержите за собою паству. Вы сами видите — сцена мира меняется, и надо либо вовсе снимать маску, либо каждому играть свою роль.
Антроний. Как только я повстречался с этой женщиной?… Если когда-нибудь навестишь нас, я приму тебя много любезнее.
Магдалия. Каким образом?
Антроний. Мы попляшем, выпьем вволю, поохотимся, поиграем, посмеемся.
Магдалия. А мне уж и теперь смешно.
Эпиталама Петру Эгидию [259]
Алипий. Боже бессмертный! Что за невиданное зрелище!
Бальбин. Либо ты видишь то, чего нигде нет, либо в глазах у меня туман.
Алипий. Зрелище дивное и прелестное!
Бальбин. Полно, не томи! Где это?
Алипий. Вот, слева, на лесистом холме.
Бальбин. Холм вижу.
259
Эпиталама — свадебный гимн (греч.). Петр Эгидий — латинизированное имя Питера Гиллеса (I486—1533) из Антверпена. Эразм встретился с ним в 1504 г., когда Эгидий работал корректором у антверпенского типографа Теодора Мартенса и держал корректуру одного из сочинений Эразма; впоследствии он занял должность главного секретаря антверпенского городского управления. Они были дружны в течение всей жизни. Эразм познакомил Эгидия с Томасом Мором, и первое издание «Утопии», увидевшее свет у того же Мартенса (1516 г.), посвящено Эгидию. Женился Эгидий еще в 1514 г. С тех пор Эразм неоднократно обещал ему «эпиталаму» и, по-видимому, действительно начал писать ее вскоре после свадьбы, но напечатал лишь десять лет спустя.
Алипий. А девичьего хоровода не видишь?
Бальбин. Что тебе в голову взбрело играть со мною такие шутки? Не только что девушек — даже следа их не вижу!
Алипий. Молчи! Они выходят на поляну. Ох, какая красота, какое изящество! Нет, не человеческое это зрелище!
Бальбин. Что за безумие ею охватило?
Алипий. Я узнал их! Это девять Муз с тремя Грациями! Что же они делают? Никогда не видал никого наряднее или радостнее. Все увенчаны лавром, и у каждой в руках ее инструмент [260] . А Грации — как прелестно прильнули они одна к другой, как идет к ним платье, свободно ниспадающее, не стянутое поясом!
260
Клио, музу истории, изображали со свитком папируса в руке; Эвтерпу, музу лирической поэзии, — с флейтою; Талию, музу комедии, — с комической маскою и пастушьим посохом; Мельпомену, музу трагедии, — с трагической маскою; Терпсихору, музу танцев, — с лирой; Уранию, музу астрономии, — с глобусом; Каллиопу, музу эпической поэзии, — с навощенными табличками для письма. Эрато, муза любовной поэзии, и Полигимния, муза красноречия, особых знаков отличия не имели.
Бальбин. А я никогда не слышал никого, кто бы нес такой вздор!
Алипий. Да нет — ты не видел никого счастливее меня!
Бальбин. Почему из нас двоих ты один зрячий?
Алипий. Потому что ты не пил из ключа Муз, а кто не пил из их источника, тому они не видны.
Бальбин. Но я всласть нахлебался из ключа Скота!
Алипий. То не ключ Муз, а лягушачий пруд. Бальбин. Не можешь ми сделать так, чтобы я тоже прозрел?
Алипий. Смог бы, но есть ли под рукою лавр? Если с лавровой ветви спрыснуть влагою светлого источника, глаза обретают зоркость к подобного рода зрелищам.
Бальбин. Вот тебе лавр, а вот и родничок.
Алипий. Очень кстати!
Бальбин. Прыскай.
Алипий. Смотри внимательно. Видишь?
Бальбин. Так же, как раньше. Спрысни еще раз.
Алипий. А теперь?
Бальбин. Так же точно. Прыскай щедрее!
Алипий. Ну, теперь-то видишь, надеюсь?
Бальбин. Еле тебя различаю.
Алипий. Бедняга! Как плотно застил тебе глаза [261] . Этим способом и возчику можно бы открыть глаза. Но ты не огорчайся: пожалуй, лучше тебе не видеть Муз, чтобы не заплатить тою же ценой, какою заплатил Актеон, узревший Диану [262] . Как бы они не превратили тебя в дикобраза, или в лесного вепря, или в свинью, или в верблюда, или в лягушку, или в галку. Но я сделаю так, что ты все услышишь. Только не перебивай. Они поворачивают сюда. Бежим навстречу! , ! [263]
261
Мрак (греч.);
слово произносится так же, как имя Скот.262
Охотник Актеон случайно увидел нагой богиню Артемиду (Диану), собравшуюся искупаться в ручье. Разгневанная богиня превратила Актеона в оленя, и за ним в погоню тут же бросились собственные собаки и растерзали хозяина в клочья.
263
Здравствуйте, трижды желанные богини! (греч.)
Музы. , ! [264]
Алипий. Ты что меня щиплешь?
Бальбин. Ты не держишь своего слова.
Алипий. Разве ты не слышишь?
Бальбин. Слышу, но так же, как осел звуки лиры.
Алипий. Хорошо, буду говорить по-латыни… Куда путь держите, такие нарядные, такие радостные? Не Лувенский ли университет надумали посетить?
Музы. Полно!
Алипий. Отчего же нет?
Музы. Оттого, что не место Музам там, где хрюкает столько свиней, ревут ослы, вопят верблюды, кричат галки, стрекочут сороки.
264
Здравствуй и ты, почитатель Муз! (греч.)
Алипий. Но и там иные поклоняются Музам. Музы. Знаем, и даже переселимся туда, но спустя несколько лет: круговращение времен еще не привело назначенного судьбою дня. Ибо есть человек, который воздвигнет нам в Лувене прекрасное жилище, или, вернее, храм, коему едва ли сыщется равный великолепием и святостью.
Алипий. Дозволено ли знать, кто принесет такую славу нашим краям?
Музы. Тебе дозволено — ты посвящен в наши таинства. Ты, конечно, знаешь известное целому миру имя Буслейденов.
Алипий. Вы называете род героев, явившихся на свет для того, чтобы украсить собою дворы самых могущественных государств. Кто не почитает великого Франциска Буслейдена, предстоятеля Безансонской церкви, который один был целым сонмом Несторов для Филиппа [265] , сына величайшего Максимилиана и родителя Карла, коего ожидает величие, еще более ослепительное?
Музы. Как были бы мы счастливы, если бы завистливая судьба не принудила этого мужа расстаться с землею! Какой был меценат для благородных занятий, какой бескорыстный покровитель талантов! Но он оставил двух братьев — Эгидия, человека дивного ума и остроты суждения, и Иеронима.
265
То есть был незаменимым советником (по имени гомеровского Нестора, мудрого старца, помогающего советами ахейским героям под Троей) для Филиппа I Австрийского, с 1482 г. — правителя Нидерландов, а с 1504 г. — короля Испании. Сын Филиппа Карл, вступивший на испанский престол в 1516 г., был избран императором Священной Римской империи германской нации (под именем Карла V) в 1519 г., то есть величие не ожидало его, как пишет Эразм, но уже стало его достоянием. Однако следует помнить, что время действия диалога — 1514 г.
Алипий. Иеронима я знаю [266] . Он образован во всех видах словесности и украшен всеми видами доблести!
Музы. И ему судьбы не дадут долголетия, хотя никто не заслуживает бессмертия более, нежели он.
Алипий. Почему вы так уверены?
Музы. Аполлон нам поведал.
Алипий. Сколь жестока зависть судеб, которые похищают все лучшее!
Музы. Сейчас не время об этом рассуждать… Умирая, Иероним назначит все свое состояние на устройство в Лувене коллегии [267] , где бесплатно и для всех желающих будут преподавать три языка самые замечательные ученые. Это послужит немалым украшением и для наук, и для славы Карла. Тогда мы с охотою будем жить в Лувене.
266
С Йероомом (Жеромом) Буслейденом (ок. 1470—1517) Эразм познакомился осенью 1500 г. в Орлеане. Это самый известный из представителей семейства Буслейденов, крупный церковный деятель и дипломат (на службе Австрийского дома). Он был покровителем наук, дружил с Эразмом и Томасом Мором.
267
Первоначально, в XIII—XIV вв., коллегиями назывались закрытые, монастырского типа общежития для студентов. Впоследствии места в коллегиях стали предоставляться и учителям, и все преподавание было перенесено в стены коллегий. «Триязычные коллегии», вроде той, на которую завещал деньги Буслейден, возникали в начале XVI в. во многих государствах Европы. Они становились центрами нового, гуманистического образования; предметом обучения в них были три «священных» языка — еврейский, греческий, латынь. «Коллегиум Буслидианум» была рассчитана на восьмерых студентов, трех преподавателей и принципала (главу коллегии). Эразм горячо содействовал и самому появлению на свет этого учебного заведения, и его первым успехам и даже хотел завещать ему свою библиотеку.
Алипий. А теперь куда направляетесь?
Музы. В Антверпен.
Алипий. Музы и Грации — на ярмарку?
Музы. Отнюдь — на свадьбу.
Алипий. Что девам до свадьбы?
Музы. Свадьба такая, что на ней пристойно побывать и девам.
Алипий. О какой же это свадьбе вы говорите?
Музы. О святой, чистой, целомудренной, на которую самой Палладе прийти не стыдно; наверно, она и придет.
Алипий. А можно ль узнать имя жениха и невесты?
Музы. Наверно, тебе знаком безупречный, искушенный во всех тонкостях учености юноша — Петр Эгидий.