Разлом. Том 2

— Щиитыыы! — во всю мощь лёгких проорал я, привлекая внимание тех, кто по воле случая остался жив. Вражеские болты, метящие в меня, попадали то в щит, то в каменную кладку стены, отбивая от неё крошку, разлетавшуюся во все стороны.

А противник продолжал оскаливать зубы. Работали слаженно, отработано. Щиты открывались, арбалетчики пускали болты и их тут же скрывал металлический полог, позволяя в безопасности перезарядить орудие.

Не подкопаешься!

Оставалось лишь открывать ответный огонь в те секунды смены построения. Выходило из ряда вон плохо, но все же радовало, что они остановлены бастионом.

И эта радость померкла, когда отряд неожиданно отступил назад. Удивление не успело занять главенствующую роль в моей голове, как земля бастионного вала комьями брызнула в разные стороны, в сопровождении оглушительного хлопка.

Инстинктивно я нагнулся, прячась за парапет.

Сизая дымка потянулась от места взрыва, открывая не хилую дырень в нашем укреплении! Что ж, нас с врагом определённо объединяет любовь к взрывчатым веществам, но пусть демоны Аваллона раздерут меня на этом самом месте, если это был не порох! В своё время, его я нанюхался и насмотрелся достаточно. Но, откуда?

Уверенность, крепчавшая после победы на воде, стала стремительно сдуваться. Враг отметил удачный подрыв радостным кличем и черепахой пополз к нашим воротам, минуя взрывную воронку.

Один такой подрыв и таран с лёгкостью снесет покорёженную решетку металла, открывая проход внутрь Рэйна.

Этого нельзя допустить!

— Не подпускайте их к воротам!

Отдать приказ не так сложно, как его выполнить. Но мои бойцы, сжав челюсти, кратко кивнули, следя за приближением противника. Как только враг ступал слишком близко к нашим стенам, на них летели тяжеленные камни и ядра катапульты, оставляя вмятины на щитах и открывая бреши в их защите. В эти щели пускались стрелы, нарушая дисциплинированный строй. Количество тел вокруг меня и там внизу, у подножия стены, стремительно росло.

Как только враг ступал ближе к воротам, на него выливалось кипящее масло. Визг боли обожженных, громом прокатывался по полю, заглушая все самые громкие звуки. Страшно становилось даже мне. Тогда они приняли решение штурмовать стены.

Осадные лестницы лихо выстраивались и по ним, один за одним залезали воины. Эйвар, взявший ответственность за ров на себя, стоял рядом, затаив дыхание. Он крепко сжимал свой топор, желая размяться. И если его ловушка не сработает, то ему это удастся. В этом сомнений никаких.

Но при расчётной нагрузке, доски все же обвалились. Лестницы складывались пополам и падали, тянув за собой людей. Кто удерживался, тот падал на землю с небывалой высоты, а кто расцеплял пальцы и бросал перекладины лестницы, тот нанизывался на острия рвов. Открытие новой ловушки ненадолго остановило нашествие врага. Воины замерли у кромки, оценивая ситуацию. За общим замешательством последовал громкий и чёткий приказ: «Замуровать яму!».

Я бы мог подумать все, что угодно. Но не то, что бойцы станут добровольно падать на колья, закрывая острые части собой и освобождая путь задним шеренгам! Такая отчаянная преданность не вписывалась в рамки человеческих инстинктов и оттого не укладывалась в голове.

В рукаве остался лишь один козырь — смола. Но ее я решил припасти на крайний случай. Пока враг будет сочиться на стену по осадным лестницам, у нас будут все шансы значительно сократить их количество.

— Приготовиться к бою! — скомандовал я, скидывая одну из лестниц со стены. — Контролируйте ворота!

Новая порция масла вылилась на бедолаг, отбивая всякое желание ещё когда-либо брать штурмом крепостные ворота.

Наконец, через высокий борт стены перемахнул первый противник. И мы сошлись в схватке. Бок о бок с берсерками и северянами, сражались за нашу свободу. Кровь лилась рекой. Сколько жизней я отнял в ту ночь и не сосчитать. Сколько голов отделилось от бренных тел, тоже. Мы бились единым организмом, отважно и самоотверженно. Так, словно дай мы хоть на миг слабину, и солнце больше никогда не позолотит горизонт. Тела заполоняли крепостную стену, а враг все лез с ещё большим остервенением, будто потери только туманили разум воевод, а на отрезвляли. Будто их планом стало похоронить нас под горой трупов.

Смахнув чужую кровь с глаз я огляделся, выискивая своих. Та прыть и сила, с которой мы начинали бой, уходила. Это только в фильмах бои длятся всю ночь. А в жизни усталость мышц спазмом сковывает тело и уже даже простое движение доставляет нестерпимую боль. Тяжесть оружия становится неподъёмной ношей, а свежий противник, ждущий все это время своей очереди внизу, получает неопровержимое преимущество.

Если огонь не отпугнёт этих крыс, рьяно пытающихся нас разодрать, то шансов дожить до утра почти нет.

… рубанув со всей остаточной силы по рёбрам противнику, я вытащил свой меч из чужой плоти. А уже в следующее мгновение факел полетел вниз, подсвечивая молочный камень крепости и воспламеняя смолу. Ров вспыхнул, поджигая тела погибших и новеньких, ползущих по головам своих собратьев. Запах горелой плоти горечью ударил в нос. Кольцо огня защитным поясом охватило Рэйн, откидывая противника назад. Лучники обстреливали отступающих и воистину возликовали, когда последний вражеский воин оказался позади волчьих ям.

— Победили! Мы победили!

Радостно восклицали бойцы, растягивая искренние улыбки на измождённых лицах. В отражении их глаз играло пламя, уберегшее нас в эту ночь. Но я хорошо понимал, что смола закончится.

Нам удалось выиграть всего лишь битву. А на кону война…

Выронив из онемевших рук оружие, воины попадали там, где стояли. Среди вражеских тел и тел наших братьев. В лужах крови и пота. Сидели, не в силах пошевелить и пальцем.

Я облокотился на ледяную кладку стены и устало прикрыл глаза. Противник отступил, но лишь для того, чтобы взять передышку. Вопреки моим надеждам, Собислав не поджал хвост, сбегая в свои уютные палаты. Нет. Он приказал разбить шатры и мозолил мне глаза своим красно-синим флагом, развивающимся на ветру. Он не ушёл, а это значило лишь одно — ещё не время расслабляться.

Когда по полю пополз предрассветный туман, наделяя изрытую, израненную землю ещё большей мрачностью и таинственностью, мы смогли подняться с мест. Я не мог предположить, что принесёт нам новый день, но точно знал, что от того количества тел, что заполонили Рэйн, необходимо избавиться. В первую очередь, отдать почести храбро павшим, и, во вторую, уберечь живых от возможных болезней, какие могут возникнуть, если оставить тела гнить на солнце.

Поэтому наше утро трудно назвать добрым, несмотря на то, что мы по-прежнему дышим. Удручённые количеством потерь, с мрачными лицами, рэйновцы стаскивали тела в две разные кучи посреди торговой площади. В одной — наши братья, в другой — противник, который тоже достоин предания огню. Странно, что так посчитали только мы.

Собислав оставил своих павших воинов на поле, нисколько не заботясь об их погребении. Внутри Рэйна смолили чёрным дымом и трещали сухими поленьями два костра, а за его пределами, падальщики выедали глаза и внутренности брошенным телам.

Палить костры пришлось весь день и всю ночь, так кровопролитна оказалась эта битва…

— Сколько погибло наших?

Совещание затягивалось молчанием, в которое то и дело погружались все присутствующие. Прозвучавший вопрос завис в воздухе, рискуя не получить на себя ответ. Все понимали: образовавшаяся передышка временна. Собислав что-то замышляет и пойди он снова штурмом, вероятно, ему удастся прорваться. Все ловушки вскрыты, из восполняемых козырей лишь масло, но и оно рано или поздно закончится.