Размышляя о Брюсе Кеннеди

Мириам приподняла рюмку с ликером и снова поставила ее на место.

Ее допекало солнце: сначала оно пряталось за большим раскрытым зонтом над ними, теперь же сместилось и било ей в лицо. Она хотела что-нибудь сказать, но не знала что.

— Моя нынешняя жена много моложе меня, — продолжил он. — А ребенок… Шаннон. У нее отец ровно на шестьдесят три года старше ее. Но она единственная на свете не думает об этом. Понятие разница в возрасте они в школе еще не проходили. Пока до этого очередь не дошла. А может, не дойдет никогда, надеюсь. Конечно же я довольно часто задавался вопросом, чем я занимаюсь. Что собираюсь доказать. Очень и очень молодая жена. Фотомодель. Красотка. Или вот что она хочет доказать. Старый хрен и ребенок. Но у этого старого хрена весьма высокий социальный статус в животной иерархии. Самый привлекательный самец в стае.

Мириам уперлась взглядом в стекла его солнечных очков. Он что, закрыл глаза или свет вокруг так изменился, что ничего нельзя рассмотреть? С раннего утра она спрашивала себя, как же он это сделает. Как попытается избавиться от нее. Спихнуть. Сначала она перевезла вещи в новое жилище, потом они договорились встретиться здесь, на террасе. В люксе, где сильно пахло моющими средствами и увядшими цветами, она в нерешительности присела на край одной из трех двуспальных кроватей. Может позвонить в «Иберию» и узнать, действителен ли ее обратный билет на Амстердам. Но зачем, ведь старый билет не аннулирован. Если она не поедет в аэропорт, в Амстердам полетит пустое кресло — пустое кресло, другая жизнь, другое решение.

Она глянула в сторону моря, на устье Гвадалквивира, где на волнах покачивались весело раскрашенные лодочки — да, краски были веселые, в день приезда и в следующие несколько дней. Но потом краски начали терять яркость, нет, точнее, примелькались, а потому утратили яркость. Цветовая палитра, так радовавшая ее вначале, постепенно поблекла и в конце концов стала враждебной. И почему же? Потому что не имела ничего общего с ней самой, равно и как пустой, «живописный» пейзаж, который в течение недели делался все менее живописным, просто пустым.

За несколько дней Брюсу Кеннеди удалось вернуть как поблекшие было цвета, так и красоту ландшафта, но чем больше она смотрела на его вечную ухмылку, черные очки, «похотливую» физиономию, тем больше он превращался в деталь этих красок и ландшафта, растворялся в них, как дикое животное, которое благодаря защитной окраске становится невидимым.

Ей хотелось сказать что-нибудь, разъяснить, что ее все это не трогает. Что ей абсолютно до лампочки источаемая им похоть, но она опасалась, что дрожащий голос выдаст ее.

— Она… — начала Мириам и тотчас прикусила язык. — Шаннон не сможет без тебя. Она будет рада, когда ты вернешься.

Довольно долго на другой половине стола было тихо. Мириам по-прежнему смотрела на море и покачивающиеся лодочки и потому лишь рассеянно отметила, что его рука на столешнице шевельнулась, потеребила салфетку, зачем-то передвинула рюмку с зеленым напитком.

— I’m not going back , [125] — сказал он.

125

Я не вернусь (англ.).

15

Было уже темно, когда они вернулись к ней в номер. Мириам довольно долго возилась с ключом и еще дольше искала выключатель. Брюс Кеннеди остановился в дверях, потом шагнул назад, на безлюдную улицу, и посмотрел направо, налево.

— I don’t know if this is such a good idea , [126] — сказал он.

— Yes, it is . [127] — Мириам взяла его за руку и втащила внутрь, он не сопротивлялся.

126

Не знаю, удачная ли это мысль (англ.).

127

Удачная (англ.).

Стеклянный шар под потолком разливал вокруг довольно тусклый свет. Две двуспальные кровати, обеденный стол со стеклянной столешницей, на которой лежала белая вязаная скатерть. На тумбочке со стеклянной дверцей — телевизор, на стенах — картины: неизбежная рыбачья лодка на берегу да маяк при дневном освещении. Слева в глубине номера виднелась дверь в другую комнату, без окон, где стояла еще одна двуспальная кровать.

Брюс Кеннеди, руки в карманах, солнечные очки по-прежнему на носу, вышел на середину комнаты, посмотрел на стеклянный шар.

— Nice . [128]

В ванной Мириам сняла целлофан с двух пластиковых стаканчиков на полке над раковиной. Налила по полстаканчика из бутылки травяной настойки, купленной в «Эль биготе», и вернулась в комнату. Брюс Кеннеди сидел на краешке одной из кроватей. Мириам протянула ему стакан и опустилась на колени. Отпила глоток и поставила свой стакан на ночной столик. Положила обе руки ему на ноги чуть выше колен и медленно стала скользить вверх, к талии.

128

Мило (англ.).

— Relax . [129]

После «Эль биготе» они сначала прогулялись на пляж. Посидели там на небольшой стенке неподалеку от паромного причала, встретили самое начало сумерек, когда вода из синей становилась серой, а потом черной. На другой стороне вспыхнул маяк.

I’m not going back.

На террасе, когда им второй раз принесли кофе с зеленым ликером, он рассказал ей начало, а затем на стенке причала — все остальное.

129

Расслабься (англ.).

Обычный визит к врачу. Общая усталость, следы крови в моче — возможно, чисто возрастное. Но это было уже everywhere . [130] В печени, в легких, где его только не было. Смерть. I’m a dead man . [131]

Врач дал два месяца. Может, три. Дома он ничего рассказывать не стал, лег пораньше спать. Без сил. К тому времени он уже согласился на участие в фильме, так, безделица, stupid science fiction shit [132] о людях, которые после ядерной войны возвращаются из космического путешествия на обезлюдевшую Землю и которым предстоит возрождать жизнь на планете.

130

Повсюду (англ.).

131

Я покойник (англ.).

132

Дурацкая научно-фантастическая дребедень (англ.).

— Можно было отказаться, но я подумал: а ведь это выход. Как-никак два месяца в Испании, никто ничего не заметит. Ни тебе больниц, ни аптечных ароматов дома, да и дочка не будет спрашивать, когда папа поправится. Последние роли в кино высшими достижениями в моей карьере не назовешь, а уж эта, наверное, будет низшим достижением, зато денег — целая куча. Там всегда куча денег. Им от этого больше пользы, чем от забот об умирающем старом козле.

— Но разве это не странно? — спросила Мириам. — Вот так, не попрощавшись…