Разночинец

– Семён Семёныч, тут ещё и пиво какое-то.

Ефим стоял, нагнувшись, у самого столба, и что-то рассматривал. Я оставил женщину и подошел к нему – небольшой туесок из бересты, потемневший от времени и тяжелых трудов, почти до краев заполненный неаппетитной на вид жидкостью. Я чуть наклонился – да, пивной дух чувствовался. Вместе с миллионом примесей всяких альдегидов, эфиров и кислот, которые человеческому организму точно вредны.

– Действительно, – протянул я. – Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд...

Я поднял с земли веточку и коснулся ею жидкости. Подспудно я ожидал, что жидкость вскипит, а дерево растворится, но ничего подобного не произошло – просто по поверхности пошли круги.

– Своим идолам подношение сделали? – предположил Ефим.

– Скорее всего... но пить это мы точно не будем, – ответил я. – Хотя в стойбище, думаю, и не такое придется употреблять. Эй, ты!..

Женщина неожиданно для нас обоих оказалась очень шустрой. Прямо из сидячего положения она извернулась, дотянулась до этого туеска – и опрокинула его на землю, накрыв поляну запахом браги. А потом с вызовом посмотрела на нас и что-то сказала. Наверное, язык, на котором она говорила, был тунгусским или бурятским – но я в любом случае ничего не понял. Ефим, судя по всему, тоже, но он пришел в себя быстрее меня.

– Ты зачем это сделала? – с укоризной сказал он, обращаясь к женщине. – Теперь ваши нас точно не простят.

Женщина что-то ответила – и снова на своем.

– Эх, бедолажка, – Ефим сокрушенно покачал головой. – Человеческого-то языка не знаешь, поди? Да не, откуда тебе, наверное, в наших краях и не бы...

Здешний мир взял за правило вторгаться в наши дела неожиданно. На этот раз Ефима прервал не я, а рев кого-то большого и страшного. Мы втроем резко оглянулись. На краю полянки на задних лапах стоял медведь – темно-темно-рыжий, почти черный, в полтора роста среднего человека, с огромными когтями на концах расставленных лап и с клыками, заполняющими всю его огромную пасть.

Женщина что-то радостно воскликнула и попыталась встать – но ноги её не удержали, и она упала обратно на землю. Я почему-то заметил, что эта неудача как-то чрезвычайно её огорчила – и, кажется, она была готова разрыдаться, как младенец, у которого отняли любимую игрушку. Я не сразу сообразил, что она собиралась сделать – но через мгновение был на сто процентов уверен, что это была попытка принести себя в жертву. Похоже, она оказалась у этого столба вполне добровольно – и собиралась довести свою миссию до конца.

– Семён Семёныч, бечь надо, – откуда-то сзади сказал своим богатырским шёпотом Ефим.

Медведь согласно рыкнул.

В моей голове спорили друг с другом две идеи, и обе были, несомненно, гениальными – залезть на дерево или притвориться мёртвым. Кажется, про такие способы спасения от медведей я читал в далеком детстве в какой-то сказке. Впрочем, я был уже достаточно взрослым и в сказки не верил. Хоть какое-то подобие веры в этот момент у меня сохранялось лишь в отношении «Кольта», который неведомым образом снова оказался у меня в руке.

– Ефим, заряди ружье, – сквозь зубы попросил я, не отводя взгляд от медведя.

– Да как же это, Семён Семёныч... это же пукалка против ведмедя...

– Заряди! – рявкнул я – и словно подал медведю сигнал.

Зверь упал на все четыре лапы, прыгнул, оказался прямо передо мной, снова поднялся, расставил верхние лапы – и в этот момент я начал стрелять. Снизу вверх, прямо в плохо защищенное толстой кожей и шерстью горло.

Я читал, что револьверы – неподходящее оружие для медвежьей охоты. Слишком маленький калибр, слишком малая убойная сила пуль. Но всё это имело значение на каких-то серьезных дистанциях – метров десять, двадцать или больше, – на которых плохо подготовленный стрелок и попасть-то в ростовую мишень мог далеко не всегда. У этого «Кольта» калибр превышал десять миллиметров, я стрелял с полутора метров, с испугу моя рука задеревенела, так что все пять пуль попали примерно туда, куда я и хотел.

А потом прямо у меня над ухом прозвучал оглушающий выстрел ружья, и один глаз зверя взорвался красными ошметками. Он всё ещё стоял. Уже не так уверенно, как в начале атаки, его лапы непроизвольно начали опускать вниз – очень медленно, на мой вкус, – а из его горла толчками выходила почти незаметная на его темной шерсти кровь. И он уже не ревел, а сипел.

Я не кинулся перезаряжать своё оружие, лишь отскочил чуть назад, разрывая дистанцию – и продолжая взглядом поедать медведя.

– Совладал, Семен Семёныч, как есть – совладал, – послышался радостный шепот Ефима. – Стрелять ещё?

Я отрицательно покачал головой, но потом решил не обходиться жестами – и сумел выдавить из внезапно пересохшего рта:

– Нет, не надо уже.

Сейчас я был готов выпить даже это аборигенское варево. Наша вода осталась в вещмешках, до которых ещё надо было дойти.

И тут медведь рухнул – с таким грохотом, словно это была многотысячелетняя скала, которую подточил безразличный речной поток. Земля ощутимо содрогнулась.

Я сделал ещё шаг назад – подальше от оскаленной морды. Откинул барабан и начал по одной выколачивать стреляные гильзы. Бог знает, сколько тут медведей ходит. Кто-то встал рядом со мной. Я повернул голову – Ефим, со вновь снаряженным штуцером.

– Семён Семёныч, – сказал он. – Там эта, баба, ползёт.

Я оглянулся. Женщину, кажется, обуял настоящий ужас. Слезы лились из её глаз, она тоненько подвывала и что-то беспрерывно повторяла на своем языке. И при этом она ползла – вроде как к нам, но я понимал, что к поверженному хозяину тайги.

– Странный народ, – безразлично сказал я. – Как думаешь, Фимка, простят нам учиненный тут разгром?

Мы осмотрели поле битвы. В принципе, кроме мертвого медведя и ползущей женщины нам могли предъявить только опрокинутый туесок и порезанные веревки. Впрочем, веревки ещё можно было использовать – если не слишком привередничать.

– Что делать будем?

– Бог знает... – я действительно растерялся. – Надо бы эту девицу куда-то доставить, наверное. Но как бы нас там самих того... не доставили. Ну или можем продолжить путь к инородцам, как и собирались. Главное, не трепать на каждом углу, что это мы тут... Хотя – она точно молчать не будет, да и... вряд ли в этих края много американских «Миротворцев», а мне что-то не хочется вырезать из туши свои пули. В общем, мы опять в тупике, Фима.

Глава 12

Что-то в моей голове наконец-то щёлкнуло и сдвинулось в сторону мыслей о самосохранении, и я принялся торопливо перезаряжать револьвер. Ефим, глядя на меня – тоже. Баба продолжала выть и падать на тушу медведя, но вдруг вскинулась и настороженно уставилась в лес, после чего опрометью кинулась бежать.

– А не рвануть ли нам за нею? – пробормотал я. – Судя по всему, она убегает от тех, кто будет не очень доволен произошедшим

– Можно, – согласился Ефим. – Авось уйдём.