Разного пазла части

Но, я подавила истеричный порыв. Ни к чему она – истерика. За ней в обязательном порядке следуют слёзы, а унизиться еще больше – просто не было сил. Думаю, я не перенесла бы большего уничижения.

У каждого человека есть порог – черта, переступив которую, нет возврата. Граница сил, минув какую можно упасть замертво. Если не от боли, то от стыда.

Моей ахиллесовой пятой во все времена было достоинство, потому что кроме него в личности, в самой человеческой сути, больше ничего стоящего для меня не находилось. Поэтому очень болезненно воспринималось любое посягательство на гордость.

И сейчас я была раздавлена. Оказывается, когда об тебя вытирают ноги, это не пробуждает злости или ярости. Это бесконечно, бесконечно медленно, но неотвратимо верно – убивает. По крайней мере, так было со мной.

В прощальном жесте Даниила – словах, что уходить не стоит, мне виделась брезгливая жалость, и это была та самая черта, грань и граница. Еще слово, один взмах ресниц и я никогда не оправлюсь.

И, не смотря на все это, нашлись силы для ответа.

– Ничего, мне не привыкать.

– Что ты будешь делать? – нахмурился отчим.

– Переночую в гостинице, - сглотнув ком, ответила, мечтая поскорей убраться.

– Я не имел цели выставить тебя вон. Всего лишь сказал, что не намерен продолжать все то, что тянется между нами столько лет. Хватит, в конце концов, - нахмурился больше, - сколько можно продолжать эти бессмысленные действия. Еще, убираю слежку – знай, за твоей спиной больше никто не стоит.

«Всего лишь» - ха. Уже можно смеяться?

– Прекрасно, - кивнула я.

– Но, - с нажимом продолжил Данил, - я не указываю на дверь. Ты по-прежнему не чужой для меня человек. Останься.

Это ведь шутка, верно? Не может не быть ею. Остаться здесь? В качестве кого - приемной дочери? Какая ерунда.

Ни за что.

– Нет, - в подтверждение словам покачала головой.

И вышла. Вон.

На улице было ветрено и морозно, поэтому время пути к машине помогло слегка остыть. Охладить голову.

Остановилась у автомобиля, уперлась ладонями о крышу.

Все еще не верилось в произошедшее. Дышалось с трудом, рвано. Было такое ощущение странное – прострации. Будто со стороны за собой наблюдала.

Не ожидала, что не нужна Даниле, вот это удар, та самая пуля в рот.

Всё, что тогда имелось в моей жизни ценного - гордость и Даниил. Какая жалость, что первая - валялась оплеванная, после того, как второй - смысл существования, отказался, вычеркнув вон из сердца.

О, как вся эта белиберда высокопарно звучит.

Я ударила ладонями несколько раз, разблокировала дверь и завела мотор, уезжая прочь.

Он сказал «катись», и я покатилась.

Ни в какую гостиницу не поехала – миновала ее и пару других на большой скорости, не намереваясь задерживаться в этом городе.

В голове ожили голоса – обиды и здравого смысла. Они орали, перекрикивая друг друга, а я – следила за дорогой. На автопилоте, не иначе.

Чего ты ожидала? – патетично восклицал здравый смысл.
– Бросила его, оставив жалкое письмецо на холодильнике, пряталась семь лет и воротила нос, а теперь вдруг – ни с того, ни с сего, решила вернуться. Забыла спросить – и правда, а нужна ли теперь? Вот зря не поинтересовалась заранее – сэкономила бы бензин.

Какого черта! – орала обида. – Как он мог! Как только посмел.

В тот момент я как никто понимала ту девицу, что выбежала сегодня из дома, задев плечом. В моей голове роились те же обидные слова, какие говорила она.

Конечно, он обижен и мстит, - продолжали роиться мысли, перебивая друг друга. Любой другой самолюбивый мужчина поступил бы если не так же, то весьма похоже.

Так продолжалось некоторое время – голова раскалывалась, дорога плыла перед глазами, дальний свет встречных автомобилей слепил, заставляя жмуриться.

Я устала. Так бесконечно устала от голосов в черепной коробке, от обиды и запоздалой злости. Он бессилия.

Почему кто-то спокойно меняет любовников, парней, мужей, не испытывая и десятой доли всех эмоций, от которых я схожу с ума? К одному мужчине – вот уже сколько времени.

Почему я - глупая дура, которая собственными руками разрушила будущее, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что имела?

Почему у большинства людей есть второй шанс выстроить все заново, а у меня – нет?

Почему я сейчас здесь – в неуютной темноте, сворачиваю на автомагистраль, вместо того, чтобы нежиться в теплых объятиях любимого?

Как много риторических вопросов. Как сильно болит голова и жжет глаза от непролитых, горьких слез.

Господи, как все надоело.

Я выехала на прямую, как стрела, дорогу, и утопила в пол педаль газа. Уши заложило от скорости, а по щекам таки полились колючие слезы.

Защекотали кожу, и я утерлась плечом, на мгновение, отпустив руль.

Машина слегка вильнула, я испугалась – самую малость, но ухватила колесо слишком резко, поспешно. На скорости, от которой придорожные пейзажи сливались в неразличимые полосы, автомобиль повело от неосторожного витка.

И тот час перед глазами замелькало: усеянное звездами небо, несколько раз поменялось местами с асфальтом. Последней мыслью, что мелькнула в сознании, была шоковая: не может быть.

***

– Что? – я закричала и дернулась всем телом, больно ударившись обо что-то твердое спиной и затылком.

– Тише, - послышался знакомый голос.

Я в неверии распахнула глаза и уставилась в прозрачно-голубые напротив. Дрожащие пальцы выскользнули из чужих шершавых ладоней.

Огляделась.

Сбоку находился ночник, занавешенный вафельным полотенцем, комнату окутывала полутьма.

На улице – вместо привычного уже морозца, царила влажная, промозглая осень. Выглянув в окно, отметила моросящий дождь, не дающие света фонари вдоль дороги. Вокруг была ночь, почти утро – часа четыре.

– Как? – хрипло выдохнула, силясь унять дрожь, боль, неверие.

Руслан улыбнулся.

– Это будущее, Мирослава. То, что случится, когда ты выберешь любовь к своему отчиму, - он кивнул на монету, которую я сама положила нужной стороной кверху.