Разного пазла части

Полотенце, отброшенное прочь, шум посудомоечной машины. Неуютные вопросы.

И, наконец, тот - самый главный, заданный напряженным голосом.

Задолго до этого вечера я принялась размышлять, как следовало бы повести наш диалог. Вертела его так и эдак, проговаривала вслух бессонными ночами. Затерла до дыр. Думала, как лучше ответить на вопросы Даниила, и вариантов были сотни.

Но, когда настало время отвечать, выяснилось, что я так и не придумала ничего такого, что могло бы перевернуть реальность, изменить ее. Правильного ответа у меня не нашлось. Черт, даже будь у меня годы вместо месяцев – для подготовки к этому разговору, не нашла бы правильных слов. Потому что не знала, что Даниил хотел услышать. Не предполагала, что ему действительно нужно. К глубочайшему сожалению, возможности заглянуть к нему в душу, понять его суть – не было.

И, когда главный вопрос был задан, все прошло точно так же, как в прошлый раз, с тем лишь различием, что его «катись» уже не смогло обидеть. Не задело, не подавило.

Но, повинуясь сценарию, я все равно прошла по лестнице наверх.

На поиск ключей ушла минута – ведь теперь знала, где они прятались. Спустившись, внимательней посмотрела на Даниила, с напряженной спиной замершего у каминной полки.

– Стой, - окликнул напоследок, - не уходи вот так, затемно, опять в пустоту, - попросил, отойдя от полки ближе к центру комнаты.

– Почему? – спросила я.

Я имела в виду – «почему ты не хочешь быть со мной, почему так жестоко мстишь», но Даниил понял иначе.

– Потому что ехать ночью – дурная затея.

И вот тут сценарий покатился к чертям, потому что Даниил не стал говорить о том, что «всего лишь не хочет быть вместе, но я по-прежнему остаюсь дорогим для него человеком». Приблизился мигом – в две секунды, скинул с моих плеч пальто и увел от входной двери в глубину гостиной.

Заморгала, не веря. Слезы предательски защипали веки, выступили из глаз крупными бусинами.

Даниил нахмурился, думая, что я плачу от сказанных им обидных слов, даже не подозревая, что на самом деле – слезы катятся от облегчения, осознания, что он только что взял и спас мне жизнь.

– Брось, - отвернулся на мгновение, а потом приблизился и неумело погладил по голове, - не плачь.

От этой безыскусной простоты я расплакалась в голос. Потому что когда говорят «не плачь», хочется громко завыть и разрыдаться.

Даниил обнял, легко похлопал по плечам, потом будто бы очнувшись, снова погладил по голове – как маленькую, бормоча слова утешения. Я же утонула в цитрусовом аромате, и затихла от всепоглощающего облегчения.

С плеч исчезла громада Говерлы.

И, рот против воли раскрылся, вываливая на обнимающего мужчину такие потоки информации, от которых волосы зашевелились даже у меня, что уж говорить про человека неподготовленного.

Я говорила и безмолвно плакала – слезы не хотели иссякать. Каялась, признавалась, что люблю, что была глупой, сбегая снова и снова, рассказала о мистическом госте, об аварии.

Спина Даниила давно застыла, а рубашка на груди стала мокрой. Не знаю, понимал ли он хоть что-то из невнятного бормотания, но слушал внимательно и молчал.

– Знаю, что ты все равно не поверишь во всё это, - я жалко вскинула правой рукой, - но, просто извини меня, ладно? За всё.

– Это я должен просить прощения, - хрипло отозвался отчим, прижимая спину горячими ладонями, - а еще, твой рассказ выглядит не таким уж невероятным в свете то ли сна, то видения, что посетило меня накануне.

Я отодвинулась, утерлась рукавом и вскинула лицо, с замирающим сердцем ожидая продолжения.

– Что там еще? – прошептала немеющими губами.

– Неважно, - отрицательно покачал головой Даниил, - все это больше не имеет значения.

Он обхватил мое лицо руками, наклонился и поцеловал.

– Соленая, - прошептал в губы, - и родная. Я так бесконечно по тебе соскучился, моя солнечная девочка.

Данины прикосновения – неторопливые, но жадные, голодные, которыми он щедро одаривал, сводили с ума. Горячие ладони водили вверх-вниз по коже, согревая, раскаляя до предела.

Одежда скользнула к ногам – ненужная, неуместная. Терпкие на вкус губы приласкали лицо: подбородок, скулы, брови, глаза. Поцеловали уста, влажно погружаясь, сплетаясь языками.

Кинуло в жар, в пот, от томления, от сладкого ожидания, и сердце засбоило. Непередаваемо сладко оказалось в сотый раз узнавать друг друга, вплетаться пальцами в волосы, поглаживать затылок, спускаться к ключицам.

Задохнулись, когда сплелись, закружились в древнем, как мир, танце.

Не хватало воздуха в легких, чтобы надышаться – его ароматом, мало было просто тереться, выводить языком круги на груди. Хотелось больше – кусать, дико, до крови, слизывать капельки из царапин, кричать, срывая голос.

Волосы рассыпались по паркету, голова беспорядочно моталась из стороны в сторону, отчего перед глазами мелькало – так остро, до боли сладко было чувствовать его - всего.

В себе.

Даниил шептал на ухо невероятные слова, от которых кружилась, и без того, легкая голова. Я смеялась, целовала его руки, прикусывала кожу до розовых отметин и тут же их зализывала.

Мы надолго остались в каминном зале – до самого рассвета.

Не могли умерить ласки, порывы, от которых зашкаливал пульс.

Мне казалось, что не было всех этих бессмысленных лет разлуки, что не уходила никуда, и вот тут я – дома. В руках, которые из властных, умело превращались в нежные, бесконечно заботливые.

Усталые, довольные, мы не могли перестать прикасаться, прижиматься друг к другу.

– Я хочу быть с тобой, - сказала полушепотом, когда бессмысленная нега слегка отступила.

Даниил промолчал, но обнял крепче.

– Расскажи, как ты жил? Зачем преследовал меня, не давал полной свободы, если, - запнулась.

Сказать «не нужна» - не повернулся язык, но, Даниил понял.

– Мира, мне уже далеко не двадцать лет, и я привык жить вот так, - он кивнул подбородком в потолок, пытаясь обвести глазами комнату, - когда все понятно и просто: секс – это секс, а когда партнер уезжает, бросая на холодильнике прощальную записку – то навсегда. Пусть даже этот партнер – самое лучшее, что случалось в жизни. И когда это произошло, опуская все сомнения, злость, могу сказать, что таскаться за тобой по необъятной стране было затратно, сложно, унизительно. Скажи мне, девочка, - Даниил перевел на меня потемневший взгляд, - разве эти действия, уже одним своим существованием, не отвечают на все вопросы?