Разные оттенки смерти
Шрифт:
– Откровенно говоря, не многое, – сказал Маруа. – Но по крайней мере, я хотел увидеть, где она пряталась все эти годы. Мне было любопытно.
– И все?
– Вам никогда не хотелось посетить Живерни, чтобы увидеть, где творил Моне? Или посетить мастерскую Уинслоу Хомера на Праутс-Нек? [33] Или посмотреть, где писали Шекспир и Виктор Гюго?
– Вы правы, – согласился старший инспектор, – мы с мадам Гамаш посетили много домов наших любимых художников, писателей и поэтов.
33
Уинслоу
– Зачем?
Гамаш обдумал ответ:
– Затем, что эти места кажутся волшебными.
Андре Кастонге хмыкнул. Бовуар ощетинился, смущенный за своего шефа. Ответ был смешной. Даже, может быть, слабый. Признаться подозреваемому, что ты веришь в волшебство.
Но Маруа сидел неподвижно, глядя на старшего инспектора. Наконец он кивнул. Едва заметно и задумчиво. Это можно было бы даже принять за слабую дрожь.
– C’est ca [34] , – сказал Маруа. – Волшебство. Я не собирался приезжать сюда, но когда увидел ее работы на вернисаже, то захотел увидеть деревню, где рождается такое волшебство.
34
Верно (фр.).
Они проговорили еще несколько минут о том, куда заходили, кого видели, с кем разговаривали. Но, как и все остальные, этот разговор ничего не принес.
Старший инспектор Гамаш и инспектор Бовуар оставили двух пожилых людей в светлой гостиной и отправились на поиски других постояльцев. За следующий час они поговорили со всеми ими.
Убитую никто не знал. Никто не видел ничего полезного или подозрительного.
Когда они спускались по склону холма в Три Сосны, Гамаш думал о проведенных допросах, о том, что сказал Франсуа Маруа.
Но в Трех Соснах было нечто большее, чем волшебство. Что-то чудовищное бродило по деревенскому лугу, ело и танцевало среди здешних обитателей. Что-то темное пришло вчера на вечеринку.
И произвело на свет не волшебство, а убийство.
Глава шестая
Из окна своего книжного магазина Мирна видела Армана Гамаша и Жана Ги Бовуара, спускающихся по грунтовой дороге с холма в деревню.
Потом она повернулась и окинула взглядом свой магазин с его деревянными полками, уставленными новыми и старыми книгами, с дощатым сосновым полом. На диване у окна сидела Клара и смотрела на дровяную плиту.
Она пришла несколькими минутами ранее, прижимая к груди пачку газет, как иммигрант на острове Эллис [35] , прижимающий к груди какое-нибудь драгоценное старье.
«Неужели то, что держит Клара, и в самом деле так важно?» – спрашивала себя Мирна.
Мирна не заблуждалась. Она точно знала, что в этих газетах. Суждения других людей. Точки зрения окружающего мира. Мнения о том, что видели люди, глядя на картины Клары.
Мирна знала даже больше. Она знала, что именно написано на этих влажных страницах.
35
Остров Эллис в устье реки Гудзон был самым крупным пунктом приема иммигрантов
в США; закрыт в 1954 году.Она тоже рано встала этим утром, вытащила свою усталую задницу из кровати, протопала в ванную. Приняла душ, почистила зубы, надела чистую одежду. И в свете раннего утра села в свою машину и поехала в Ноултон.
За газетами. Она могла бы просмотреть эти газеты в Интернете, но если Клара любила читать бумажные газеты, то и Мирна тоже.
Ее не волновало, как мир смотрит на искусство Клары. Мирна знала, что ее подруга – гений.
Но она волновалась за Клару.
И вот теперь ее подруга сидела, ссутулившись, на диване, а Мирна – напротив нее в кресле.
– Пиво? – предложила Мирна, показывая на пачку газет.
– Нет, спасибо, – улыбнулась Клара. – У меня свое. – Она показала на промокший лиф платья.
– О такой женщине мужчины могут лишь мечтать, – рассмеялась Мирна. – Ты только подумай: женщина, состоящая исключительно из круассанов и пива.
– О да, предмет вожделения, – с улыбкой согласилась Клара.
– Ты уже их читала?
Мирне не было нужды показывать на промокшие газеты, они обе знали, о чем идет речь.
– Нет. Мне все время что-то мешает.
– Что-то?
– Какое-то идиотское тело в саду, – сказала Клара, но потом попыталась обуздать себя. – Мирна, господи боже, я не понимаю, что со мной такое. Я должна быть расстроена, сокрушена из-за того, что случилось. Я должна переживать за бедняжку Лилиан. Но ты знаешь, о чем я думаю? Единственное, о чем я думаю?
– Что она испортила твой праздник.
Это был не вопрос. Мирна знала, что изрекает истину. Лилиан и в самом деле испортила праздник Кларе. Впрочем, нужно признать, что и у Лилиан день выдался далеко не праздничный. Но этот разговор еще дело будущего.
Клара уставилась на Мирну – не осуждает ли та ее?
– Что со мной такое?
– С тобой все в порядке, – сказала Мирна, наклоняясь к подруге. – Я бы чувствовала то же самое. Любой бы чувствовал. Может быть, не все бы признались. – Она улыбнулась. – Если бы там лежала я…
Клара резко оборвала ее:
– Даже думать об этом не смей!
Она и правда испугалась, словно сказанное слово увеличивало вероятность события, словно тот бог, в которого она верила, действовал таким образом. Но Мирна знала, что ни ее, ни Кларин бог не такой сумбурный и мелочный и что им не нужно воздерживаться от подобных глупых предположений.
– Будь это я, тебе было бы не все равно, – продолжала Мирна.
– Боже, от этого я бы никогда не оправилась.
– Эти газеты, вероятно, не имели бы тогда значения, – сказала Мирна.
– Никакого. Совершенно никакого.
– Будь это Габри, или Питер, или Рут…
Обе женщины замолчали. Видимо, это был уже перебор.
– В общем, – сказала Мирна, – даже будь это кто-то совершенно посторонний, тебе было бы не все равно.
Клара кивнула.
– Но Лилиан не была посторонней.
– Хотелось бы мне, чтобы была, – тихо призналась Клара. – Я жалею, что вообще была с ней знакома.
– Что она собой представляла? – спросила Мирна.
Она слышала об этом в общих чертах, но теперь ей хотелось узнать подробности.
И Клара рассказала ей все. О маленькой Лилиан. О Лилиан-тинейджере. О молодой женщине Лилиан. Чем больше она рассказывала, тем более слабым и усталым становился ее голос, тем труднее давались ей слова.
Потом она замолчала, Мирна тоже ничего не говорила, смотрела на подругу.