Разоблачение Оливера Райана

Мы приехали в конце мая. Первые две недели настрой был оптимистичным. Несколько акров земли, которые следовало подготовить под посадку, оказались окружены большим персиковым садом с одной стороны и оливковой рощей – с другой. И всё это находилось в окруженном стеной поместье с замком, в красивой долине в часе езды от Бордо. Мадам Вероник, вдова в возрасте около сорока, была главой дома. Другие члены семьи – ее шестилетний сын, восхитительный маленький мальчик по имени Жан-Люк, и ее престарелый отец, месье д’Эгс. Месье д’Эгс и Жан-Люк были неразлучны. Они бродили вокруг, держась за руки, останавливались, чтобы полюбоваться цветами или деревьями. Старик наклонялся к мальчику, маленькая ручка была заключена в его узловатую лапу, которая временами начинала неудержимо подрагивать. Они украдкой перешептывались, иногда взрываясь смехом. Не было понятно, кто кого, собственно, ведет.

Семья д’Эгс владела этим поместьем на протяжении нескольких поколений, но во время войны их изгнали оттуда нацисты. Виноградник пришел в упадок, и средства к существованию всей деревни были уничтожены. Замок лишился своих ценностей, но не величия. Ходили слухи, что месье д’Эгс сражался в рядах Сопротивления и руководил несколькими диверсионными операциями из большого подвала под ступенями террасы. Я не знаю, было ли это правдой, но звучало круто. Подумать только, что все эти подвиги планировались парой этажей ниже, пока нацисты в своих сапогах топтались в залах наверху. Были и другие версии этой истории: что месье подвергся ужасным пыткам, когда его поймали на спасении еврейской семьи из деревни. Но спрашивать об этом казалось бестактным и неуместным. В то время в этой части мира война все еще была живым воспоминанием, которое большинство предпочло бы забыть.

Слуг как таковых было немного, но в поместье жило несколько рабочих, которые, казалось, готовы охотно помочь с любой подвернувшейся работой. У меня сложилось впечатление, что у соседей есть веские причины быть благодарными этой благородной семье. Обедневший дворянский род – хорошо знакомая нам тогда в Ирландии история.

Под жилье нам выделили что-то вроде больших палаток, которые были на время работ натянуты в поле под террасой. От них открывался прекрасный вид на замок Эгс. Мы ели с остальными работниками за общим столом на открытом воздухе. Местные полевые рабочие были отличными ребятами из соседней деревни Клошан и ее окрестностей. Прекрасная компания с отличным чувством юмора.

В то лето туда приехали и несколько рабочих из Южной Африки. Я никогда раньше не разговаривал с чернокожими, почти никогда не видел их в Ирландии, но эти парни не общались с нами и держались особняком. Я пытался наладить отношения и поговорить с ними по-дружески, но они смотрели в землю, будто боялись чего. Должен признаться, я был ими очарован. Мы удивлялись, почему чернокожие парни не оставались ночевать в поместье, как все мы и как их белый «менеджер». Не уверен, но, кажется, они были моложе даже нас. Хотя я ходил на студенческий митинг ирландского движения против апартеида, с его уродством я лично никогда не сталкивался. Я слышал, что их послали, чтобы они научились сажать виноградники и привезли отсюда саженцы; видимо, климат в Западном Кейпе был похожим.

Я бы с удовольствием узнал больше о них и их жизни, но они говорили по-французски очень плохо и практически не понимали по-английски, и вообще, в те дни спрашивать напрямую о таких вещах считалось бестактным. Их белым «менеджером» был полный придурок по имени Йост. Он привез их во Францию, чтобы они научились тому, чему он из-за тупости и лени не мог научиться. Сам при этом не работал совсем, проводя вместо этого целый день в пьянстве, и громко командовал ими, и даже избивал, когда они совершали ошибки. Он пытался расположить к себе нас, отпуская грубые шутки о цвете кожи и глупости своих соотечественников. В те годы Франция всё еще оправлялась от собственного позора из-за того, что допустила сегрегацию и преследование евреев, и местные жители не собирались позволять, чтобы это повторилось. Мы выразили протест мадам, которая в конце концов была вынуждена изгнать африканцев из поместья.

Жилье было довольно простым: одно помещение для мужчин, другое для женщин, в каждом душевая с водяным насосом и дырой в земле вместо туалета.

Конечно, сейчас нам такое бы не подошло, но тогда мы были молоды и наши запросы были скромнее. Нам казалось, что это забавная экзотика.

Работа, однако, поначалу показалась изнурительной, пока мы не втянулись. Уже к концу июня на винограднике всё было почти закончено, и мы перешли во фруктовый сад и оливковую рощу, где оказалось значительно проще. Первый месяц я провел, пропалывая сорняки под каждой лозой, выдергивая клевер, траву и дикий овес, которыми зарастали междурядья. Было удивительно, как быстро они росли в начале июня, иногда на дюйм или два в день, хотя мадам сказала нам, что ранней весной это происходило еще быстрее.

Оливера с Лорой определили в другую команду, и они занимались жизненно важной задачей эпампражирования – удаления нежелательных виноградных побегов. За лозами ухаживали, как за больными детьми, о них заботились, подбадривали, успокаивали и уговаривали дать урожай.

Должен признаться, что мы в полной мере пользовались бесплатным вином после работы и иногда едва добирались до кровати ранним утром, пьяные в стельку. На самом деле, до кровати добирались не все. Или добирались до чужих кроватей. Такое вот во всех смыслах пьянящее было время.

И еще я знал, что должен попытаться исправить неправильное в себе. Передо мной стояла задача избавиться от бремени девственности. Я надеялся, что это сможет вылечить меня. Спать в одном помещении со всеми этими нескромными мужчинами было нелегко.

Оливер говорил по-французски гораздо лучше Лоры или меня, поэтому именно он вел переговоры между мадам и les Paddies, как начали нас называть. И именно поэтому старый месье д’Эгс начал проявлять интерес к Оливеру. Он расспрашивал того об английских названиях некоторых растений и цветов, и Оливер с готовностью переводил.

Вскоре Оливера повысили. Он стал проводить всё больше и больше времени в замке, в кабинете месье. Официально месье взял его в качестве переводчика, помогать в работе над какими-то старыми картами или вроде того, собранными им для своей частной коллекции. Чертов везунчик. Работа на винограднике была тяжелой. Оливер по-прежнему ночевал в общежитии, но ему больше не приходилось работать в поле. Помню, Лора была этим немного недовольна. Время от времени я наблюдал за ним с поля у нижнего озера, когда он сидел на террасе с месье за кувшином вина или играл в какую-нибудь веселую игру с озорником Жан-Люком. Их крики и смех отражались от стен дома и эхом разносились по долине. Оливер выглядел недостающим звеном между стариком и мальчиком. Мы заметили, как хорошо Оливер вписался в их компанию. Когда он возвращался к нам по вечерам, он был совсем другим человеком. Возможно, более уверенным в себе; во всяком случае, счастливым. Не только Лора ревновала Оливера, проводившего много времени с хозяйской семьей. Мне тоже не нравилось, что он стал больше похож на одного из них, чем на нас. Инстинктивно я чувствовал, что Оливер никогда не сможет полюбить меня, но, по крайней мере, пока он встречался с Лорой, я мог быть рядом с ним, в кругу его друзей. Теперь он от нас отдалялся. По вечерам он рассказывал о забавных вещах, которые говорил Жан-Люк, о новой игре, в которую они играли вместе. Оливер однажды сказал, что, если у него когда-нибудь будет сын, он хотел бы, чтобы он был таким, как Жан-Люк. Я легкомысленно заметил, что месье д’Эгс тоже был бы ему хорошим отцом, но Оливер на секунду резко вскинул на меня взгляд, перед тем как уйти. Собственное происхождение – явно очень больной вопрос для него. Тогда я еще не знал, что Оливер может быть опасен, но мне показалось, что он собирается меня ударить.

4. Оливер

На момент окончания школы женщины все еще оставались для меня полной загадкой – пока я не встретил Лору Конделл. С шести лет я жил в пансионе Сент-Финиан, среди священников и мальчиков, если не считать одного лета на ферме Стэнли Коннолли, где, честно говоря, три его по-кошачьи вкрадчивые сестры наводили на меня ужас.

У меня не было никакого опыта общения с женщинами. Наверное, ребенок должен набираться подобного опыта от общения со своей матерью или, если не получится, слушая советы отца. Вместо этого я учился с помощью мастурбации. Особые журнальчики, тщательно замаскированные в посылках под упаковками печенья и шерстяными свитерами, передавались ученикам школы и считались огромной ценностью. Отправителями обычно были английский кузен или иностранный друг.

Это журнальное обучение сильно ограничивалось моими стесненными финансовыми обстоятельствами. Торговаться я умел плохо, так что у меня было не так много возможностей оценить их содержание. Я, конечно, очень интересовался подобными изображениями – всеми этими стройными ногами, мягким очертанием грудей и красивым изгибом бедер от ягодиц до талии.

Когда я в конце концов увидел всё это наяву, то не был особо разочарован. Женщины в журналах тех дней мало отличались от своих прототипов в реальности. Думаю, современная порнография может являться основной причиной проблем с потенцией. Как еще реагировать бедному подростку, когда он наконец познакомится с неэпилированным женским телом? У которого вряд ли будут стоящие по стойке смирно груди в форме шара, тонкая талия и бронзовый маслянистый блеск бедер, который должен помочь проникнуть в таинственное лоно? Разочарование в реальности может иметь и физиологические последствия. Конечно, теперь от этого придумали таблетки. Я же никогда не нуждался в подобной помощи.