Разоблачение Оливера Райана

Естественно, меня интересовал секс, но я относился к парням, у которых были подружки, как-то подозрительно. Ведь, кроме секса, чего еще можно хотеть от девушки?

Я знал, отчасти от краснорожего учителя биологии, отчасти из грязных намеков, распространяемых другими мальчишками, что у женщин регулярно идет кровь, и это казалось мне отвратительным. Инопланетяне. На протяжении всего нашего брака я ясно дал понять Элис, что не хочу ничего знать о циклах кровотечений, кистах яичника или любых других отвратительных проявлениях, связанных с полом. И, надо отдать ей должное, она не беспокоила меня этим. Ежемесячная «головная боль» для меня терпима, и если время от времени жене приходилось ложиться в больницу на небольшую «процедуру», то тоже не беда. Милая Элис…

Зимой последнего перед выпуском года мне удалось на школьных танцах засунуть язык в рот девушке. Ходили слухи, что она позволяет себя оседлать, если купишь ей лимонад. Два мальчика заявили об успешном применении этого метода. Позже, на улице, на капоте машины краснорожего, пока парочки внутри танцевали под песню Даны «Всяко-разно», мои руки впервые наткнулись на женскую грудь. «Буфера», как их называли на школьном наречии. Девица эта оказалась несговорчивой. Мне пришлось буквально ее умолять. Как удивительно податливы были ее груди, обволакивая мои отчаянные пальцы; вне своего кокона отвисшие и тяжелые. Она позволила мне целовать их, и внезапно всё стало смертельно серьезным. Я попытался сосредоточиться на дыхании, чтобы предотвратить надвигающийся в моих немодных брюках катарсис. Но, когда мои руки начали двигаться на юг, она остановила меня пощечиной и, подозреваю, заранее отрепетированной чопорной фразой: «Девушка обязана проводить где-то красную линию, и моя линия находится на талии».

Она оттолкнула меня, надела лифчик, кофту, свитер и пальто (была зима), я почувствовал себя расстроенным и смущенным. Попытался снова поцеловать ее и заставить передумать, но она пожаловалась, что ей холодно, и вернулась в пропитанный гормонами зал. Я хотел последовать за ней и извиниться, но не был уверен в том, что сделал что-то не то. Просто она заставила меня почувствовать себя неправильно и плохо. Не зная, что еще делать, я разрыдался, начал мастурбировать и проклинать эту проклятую корову. Мне стало лучше. Вот мой первый сексуальный контакт. Надо было принять во внимание склонность школьников к хвастовству. Стало очевидно, что никто еще не смог преодолеть ее красной линии.

Через год, начав вступать в интимные отношения с девушками в колледже, я был гораздо успешней. Хотя «сексуальная революция» шестидесятых каким-то образом обошла Ирландию стороной, в семьдесят первом году в кампусе оказалось уже достаточно любопытных и образованных девушек, знающих, что они тоже имеют право на оргазм. Они были готовы делать то, о чем читали. Я следовал американской бейсбольной традиции бить по четырем базам по очереди. Как ни странно, я почти всегда добирался до четвертой базы, и это, безусловно, быстро повысило мою уверенность в себе. Некоторые из парней ненавязчиво спрашивали моего совета, прикрывая просьбу шутливым подтруниванием, но никакого секрета тут не было.

За прошедшие годы я научился очаровывать их. Это не так уж сложно, если вы неплохо выглядите и умеете производить впечатление язвительного острослова и умника. Делайте вид, что не замечаете их. Затем постепенно начинайте проявлять некоторый отстраненный интерес, будто перед вами лабораторный образец. Слегка ткните ее длинной палкой с некоторого расстояния. Игнорируйте ее в течение длительного времени, чтобы посмотреть, как она реагирует. Затем резко атакуйте. Это почти всегда срабатывает.

В колледже я ухаживал за девушками, пока они не уступали, но бросал их, как только те начинали задавать вопросы о моем происхождении или семье. У меня была репутация загадочного одиночки, и женщины, будучи от природы любопытными, думали, что способны что-то раскопать. Может, они считали, что смогут заменить мне мать? Матери у меня не было никогда, поэтому это казалось мне бессмыслицей. Я попал в некую закономерную череду событий: преследуй, заявляй права, побеждай, двигайся дальше. Меня поражало, что эти женщины пытались залезть мне в душу, стоило нам переспать. Будто я был обязан делиться с ними частью себя. В моей жизни никогда не присутствовали женщины, и я просто не знал, что с ними делать. Одна девушка, которую я оставил хныкать в предрассветной постели, запустила кружкой мне в голову и назвала «ублюдком». Я отомстил следующей ночью, переспав с ее сестрой-близнецом.

Некоторые девушки мне нравились больше, чем другие. Я, конечно, не испытывал ненависти к женщинам, но и не чувствовал привязанности ни к одной из них. Кроме Лоры.

Я почувствовал в ней нечто необычное с первого дня. Когда я увидел Лору впервые, она шла с двумя подругами через университетский двор. День был холодным, и когда они смеялись и болтали, изо ртов в воздух поднимались клубочки пара. На ней был длинный плащ и красный шерстяной шарф домашней вязки, повязанный вокруг шеи. Она помахала мне и улыбнулась. Я на мгновение был поражен подобной непринужденностью и не знал, как реагировать. Но Майкл, с которым мы шли, окликнул ее, и я понял, что она машет не мне, а ему, и почувствовал себя глупо.

Майкл Конделл представил Лору как свою сестру, и, признаюсь, я был поражен тем, что братья и сестры могут выглядеть так по-разному.

Что довольно забавно, если вдуматься.

После этого я начал ухаживать за ней, но, в отличие от других девушек, она не проявляла ко мне особого интереса. Лора была смугло-красивой, своенравной, энергичной, импульсивной и независимой. Она была на год старше меня, читала по-французски книги по философии и политике. Встречалась со всякими регбистами, богатыми парнями со своими машинами. Мне было трудно соперничать с ними, но когда я попытался узнать ее получше, хотя бы поверхностно, то понял, что хочу не просто переспать с ней. Я хотел, чтобы она осталась в моей жизни. Мне казалось, что окружавшая ее золотая аура сможет каким-то образом подхватить меня и вознести на ее пьедестал. Даже сейчас я не могу объяснить, что именно отличало Лору от других. Я и раньше встречался с красивыми девушками, но они не смогли затронуть во мне так называемые сердечные струны. Может, дело было в том, как искрились ее голубые глаза, когда она смеялась, или в том, как целеустремленно она шла. Возможно, это была ее уверенность. То, что Лора была по-настоящему уверена в своем месте в этом мире, пока мы, остальные, просто притворялись.

Моя обычная тактика с Лорой не сработала. Казалось, она вообще не замечает меня. Я понимал, как выглядят моя одежда из секонд-хенда и убогое жилье, и знал, что, если хочу, чтобы у меня проявилась надежда на успех, мне придется заново придумывать свою историю. Поэтому я подружился с Майклом и начал искать подход к ней через него. Меня приглашали к ним на обеды, я сидел за столом против Лоры, не обращая на нее внимания и притворяясь, что увлечен разговором с ее матерью, громко восторгался рододендронами ее отца и т. п. Когда у меня обиняком пытались выяснить что-то о моем происхождении, я уклонялся от этих разговоров, намекая на отца, постоянно находящегося за границей по важным, но непонятным делам. Намекнул на загородный дом, который однажды смогу унаследовать, и был достаточно туманен и загадочен, чтобы отбить охоту к дальнейшим расспросам. А Лора по-прежнему меня игнорировала.

Я изменил тактику и теперь начал уделять ей некоторое внимание, интересовался ее курсовой работой, предложил помощь с эссе и звал с нами выпить. Иногда я ненавязчиво пытался расспросить Майкла о ней, но он реагировал с раздражением. Ревновал, полагаю. Майкл был голубее некуда. Что никогда не обсуждалось и не упоминалось. Позже, во Франции, я пытался помочь ему стать нормальным. В то время мы искренне верили, что это возможно. Может, мы и догадывались об обратном, но не были готовы принять этот факт. Я ему нравился. Меня это не беспокоило. Он был полезен. Мне Майкл тоже нравился, но не в том смысле, в котором, знаю, хотелось бы ему. Однако то, что он был Лориным братом, помогало мне с ней сблизиться, хотя она по-прежнему казалась невосприимчивой ко всем известным мне уловкам соблазнения.

В конце концов, вдохновленный «Сирано де Бержераком» Ростана, которого мы как раз проходили, я решил послать ей любовное письмо. Черновиков для него я написал больше, чем для любой из моих книг. Были витиеватые версии, была одна ужасная со стихом «собственного» сочинения, полностью передранным из Китса, была версия с шекспировским сонетом, но в конце концов я просто написал о том, что чувствую к ней, какой красивой ее считаю, как улыбаюсь, думая о ней, и как надеюсь, что однажды она позволит пригласить ее на ужин. Из всего написанного мной этим текстом я горжусь больше всего. Он был честным.