Разомкнутый круг

С удовольствием оглядев друг друга, они решили продолжить трапезу сообща и сделали заказ. Несмотря на то, что прислуживал им весь отряд Шмулей, но даже он с трудом успевал подтаскивать выпивку и закуску.

По меткому выражению Шмуля-старшего, семья стерла ноги до самой задницы, пока накормили и напоили гостей.

После обеда расставаться новым друзьям стало невмоготу, и Ршигуршик пригласил русского поручика к себе.

– Заодно с дочкой познакомлю! – несколько изгадил так чудно начавшийся день.

Слава создателю, дочки дома не оказалось.

– Уперлась к тетке в соседнее село, – сообщил не слишком опечаленный отец и велел прислуге собрать на стол что бог послал.

А послал он весьма щедрое угощение. До самого вечера шла проверка на крепость. Бойцы подобрались достойные. Оболенский бился за честь полка, а Ршигуршик сражался за достоинство польской нации. Запыхавшаяся прислуга с трудом успевала уносить пустые бутылки и подтаскивать полные.

Когда наконец половина винного погреба опустела, буйные головушки брякнулись на стол.

Ничья!

Разбудила их поздним вечером приехавшая из гостей дочурка. По стародавней женской традиции она было кинулась на них, призывая на голову папашки и гостя стрелы огненные, череду лихоманок, трясучку и общее недомогание, вызванное похмельем.

Чуть позже последнее и предпоследнее пожелания пани Ршигуршик полностью оправдались.

Правда, как следует рассмотрев гостя, она тут же пожалела о своих жестких, но справедливых словах и побежала подкраситься и причесаться.

С пьяных глаз, Оболенскому девица показалась просто красавицей. По-быстрому подремонтировав организм, поручик представился даме, благожелательно оценив доставшуюся по наследству стать.

Ночевать он благоразумно отказался, и был доставлен домой на телеге, так как у коляски лопнула втулка.

В таком состоянии Максим своего друга еще не видел. Пробормотав: «Вепше-пепше», – тот замертво рухнул на постель.

Утром сбылись второе, третье и четвертое пожелания девицы, и князь сломя голову помчался лечиться к Шмулям, успев лишь спросить у Рубанова, что он вчера говорил.

– Какую-то фамилию назвал, – ответил Максим, – Пепшев, кажется.

– А-а-а! Помню, – хлопнул князь дверью.

Его вчерашний знакомец прибыл в трактир гораздо раньше.

– Господин Пепшев, – обрадованно протянул ему руку поручик.

– Господин Обезьянский, – с достоинством пожал ее поляк.

Шмули, как один, повалились по лавкам.

– Никакого уважения к достойным людям у этих жидов, – заметил князь и поправил нового друга.

Познакомившись по-новому, день они провели по-старому.

Дисциплина в полку от безделья катастрофически падала, а это сказывалось и на внешнем виде. Офицеры брились в неделю раз, носили мятую форму и грязные сапоги. Слава Богу, пока еще умывались.

На замечания командира полка реагировали слабо, а гауптвахты поблизости построить не успели. Да весь полк и не посадишь.

Арсеньев ломал голову над тем, как хотя бы улучшить внешний вид, не говоря уж про дисциплину. «С утра до вечера пьют и в карты дуются, – горевал полковник, – что делать, ума не приложу… а ну-ка Константин Павлович визит нанесет?.. А мои, того и гляди, полковое знамя пропьют или кавалергардам в карты проиграют, – несколько утрировал он ситуацию. – Господи! Помоги мне…» – От нервного своего состояния и находящей временами волны зловредности прошение об отпуске, поданное в апреле Рубановым и Оболенским, не подписал, и расстроенные поручики продолжали заниматься прежними своими увлечениями: Рубанов читал, а Оболенский с новым другом пили за святых великомучеников в трактире Шмуля.

Благо с каждым днем добираться до него становилось все легче и легче. Грязь подсыхала, и к стоявшему на окраине трактиру вела не какая-то там тропинка, а хорошо утрамбованный тракт, которому позавидовали бы даже в Баварии.

Деятельный Шмуль на вырученные деньги возводил в соседнем селе, где стояли биваком кавалергарды, еще один кабак.

Слезные молитвы Арсеньева тронули сердце Всевышнего, и он подписал рескрипт о поддержке командира полка и посрамлении нарушителей формы одежды.

В апреле, вместе с весенним теплом, в приткнувшийся за селом полуразвалившийся замок прибыла красавица полячка с немногочисленной прислугой. Первыми ее увидели Оболенский с Ршигуршиком, которые сидели в трактире с раннего утра и синхронно поднимали стаканы за мучеников Савву Стратилата и Евсевия, а также за преподобных Савву Печерского и Алексия затворника Печерского.

И Шмули, и Вагуршик Ршигуршик благодаря мессионерской деятельности князя стали склоняться к православию.

Именно в тот момент, когда поминали затворника, Оболенский и заметил открытую бричку с прекрасной женщиной.

– Ба! Это что за дама? – произнес он, вглядываясь в мутное окошко. – Давно не встречал в сей глуши столь симпатичных мамзелек… Кроме вашей дочки, конечно, – после небольшой паузы докончил он, обращаясь к Ршигуршику.

Тот нехотя обернулся к окну, всмотрелся, повернулся обратно, выпил за затворника, рыгнул, закусил и произнес:

– Пани Тышкевич из Варшавы. Когда-то эта деревушка принадлежала ее покойному папеньке. Каждый год на лето приезжает сюда. Господин поручик! А не могли мы пропустить какого-нибудь мученика? – с надеждой поинтересовался он.

И услышав, что все сегодняшние мученики закончились, загрустил, проклиная в душе людскую гуманность.

Князь, схватив шляпу, помчался в полк доложить об увиденном.

На Рубанова его сообщение впечатления не произвело, зато остальные офицеры были ужасно заинтригованы.

Особенно Вебер и штаб-ротмистр Гуров. Они-то первыми и посетили полуразрушенное строение с прекрасной незнакомкой.

– Господа! – потрясенно рассказывали потом. – Хозяйка замка – удивительная красавица… А как умна, как держится… Словно королева!

– Ну скорее опишите нам ее, не томите, – просили офицеры.

– Давайте, Гуров. У вас лучше получится, – переложил трудности пересказа на плечи подчиненного Вебер.

– Ну, я не знаю, господа, – замялся тот, – представьте огромные черные очи! Длинные, вьющиеся черные волосы…

– И смуглое гладкое лицо, – вставил Вебер.

– Да-да! – подтвердил штаб-ротмистр. – И приятные свежие губы, и тихий волнующий голос…

– И большие груди! – развеселил офицеров Вебер.

– У нее действительно тонкий стан и божественная грудь, – поддержал начальника штаб-ротмистр.