Разработка

Все эти мысли вихрем пронеслись в Валеркиной голове, но ответить он постарался уверенно:

– Не жалею.

А что еще он мог ответить? Мол, спасибо вам, товарищ полковник, вы в свое время меня от увольнения позорного спасли, но… весь я погряз в интеллигентских метаниях и размышлениях о жизни вообще и ее смысле в частности… Не настолько близок был Штукину Виталий Петрович, чтобы делиться с ним сокровенными сомнениями… Ильюхин же получил ответ, который ожидал услышать и на который был как бы настроен заранее, поэтому он удовлетворенно кивнул и одобряюще улыбнулся:

– То есть, ты в своем корыте. А бумаги бесконечные не мучают?

– Не очень.

– Это ты, брат, со мной не откровенен. Бумаги настоящего опера всегда раздражают. Это – как с хорошей девкой на сеновале, а тут – комары…

Валера не смог сдержать ответной улыбки, а Ильюхин хитро подмигнул ему:

– А знаешь, почему я частенько дверь открытой держу? Стараюсь учиться у настоящих полководцев, которые себе ночлег устраивали всегда в центре солдатских костров – чтобы знать настроения масс по вечерним песням. Вот так и до меня долетают обрывки фраз из коридоров… А денег тебе хватает?

Переход к вопросу о деньгах был неожиданным, но Штукина врасплох не застал. Житейский, в общем-то вопрос, на который легко ответить откровенно. Опер хмыкнул:

– Ну… когда как. Много денег не бывает. У меня, по крайней мере.

– Вот тут ты, похоже, не лукавишь, – совсем по-ленински прищурился полковник. – Я ведь не спросил, хватает ли тебе зарплаты? Я спросил – хватает ли денег… Ты кури, если хочешь. У нас с тобой разговор не на пять минут…

Ловя сухими похмельными губами сигаретный фильтр, Валера лихорадочно пытался понять, к чему весь этот текст о солдатских кострах с последующим плавным переходом на денежную тему. Неужели директор «Алиби» все-таки пошел жаловаться и… И что «и»? Он, Штукин-то, здесь причем? Или полковник хочет в доверительной беседе вырулить на Потемкина, Уринсона и Костылева? Попросит «подсветить» [71] … Нет, Ильюхин вырос в уголовном розыске… Он не будет склонять опера к стукачеству на своих товарищей из-за, пусть даже и больших, денег какого-то директора какой-то фирмы «Алиби». Военная добыча есть военная добыча. Это – святое. Да и репутация у Ильюхина не такая. Он, наоборот, терпеть стукачей не может…

71

Подсветка – дополнительная информация, получаемая, как правило от источника (милицейский жаргон).

Между тем полковник задал новый вопрос, совсем уж неожиданный:

– Ты Крылова знаешь?

– Петра Андреевича?

– Его.

– Ну… знаю. Кто ж его не знает.

– А лично с ним разговаривал? Тет-а-тет?

– Да, было дело однажды. Он из-за серии разбоев к нам заезжал, ну и…

– Долго разговаривали?

– Ну, минут, наверное, десять.

– А говорил, конечно, в основном он?

– Ну да… А почему…

Свой вопрос Валера задать не успел, полковник перебил его:

– Поня-ятно…

Это растяжное «понятно» прозвучало словно из уст уездного врача, который борется в деревне с эпидемией и спрашивает жителей, не пили ли они из кружек больных. На любой ответ кивает – мол, понятно все с вами, селяне.

– Ну и как он тебе?

– Кто?

– Крылов, кто же еще?

– В каком смысле?

– Да в прямом, в человеческом. Понравился?

Вот тут Штукин совершенно растерялся – где же это видано, чтобы большой босс спрашивал маленького подчиненного о его человеческом отношении к другому большому боссу. Валера аж головой помотал:

– А как мне может нравиться или не нравиться…

– Перестань! – Ильюхин легонько ударил пальцами по столу. – У нас с тобой разговор абсолютно приватный, и я бы хотел, чтобы он был доверительным. А если странные вопросы задаю – значит, понять про тебя что-то пытаюсь, а не говно на своего коллегу набрать с твоей помощью. Понял?

– Понял, – кивнул все равно ничего не понявший Штукин и после короткой паузы стал осторожно выстраивать ответ:

– Ну, Петр Андреевич – личность в розыске популярная. Его любят. Он такой… дерзкий. Строгий, но – свой. Ну и – легендарный, конечно, розыскник, все такое. Как и вы.

– Ты мне комплименты не отвешивай, я тебя не о том спрашиваю, кто из нас двоих среди оперсостава большей популярностью пользуется. Я тебя о твоем отношении спросил.

Валерка засопел, проклиная свои со скрипом ворочавшиеся с похмелья мозги:

– Ну, он… действительно, лихой командир. Заражает энергией. И не боится сам вперед лезть…

Полковник кивнул:

– Был такой удивительной судьбы человек – писатель Виктор Шкловский. Так вот, когда началась перестройка, он еще был жив, и в каком-то интервью его спросили о сомнительном факте его биографии с точки зрения Советской власти. Дело в том, что Шкловский некоторое время, будучи совсем молодым, состоял в эсеровских боевиках. Вот его и спросили, а за что, мол, вам эсеры нравились. Он ответил очень просто и точно: «Смелые люди». И Крылов, конечно, тоже человек смелый… А ты бы хотел работать под его непосредственным руководством? Так сказать – под крылышком? Если я тебе скажу, что есть такая возможность?

– Нет, не хотел бы. – У Штукина не было времени на размышления, и он ответил по наитию. Интуиция и какой-то еле различимый нюанс в тоне, которым Ильюхин говорил о Крылове, подсказали Валерке, что в отношениях двух полковников все очень даже непросто.

– А почему не хотел бы?

Штукин пожал плечами, вздохнул и плутовато улыбнулся:

– Ну… У нас же разговор конфиденциальный…

– Тебе что, на кресте поклясться?

– Нет, зачем же… Это очень… такое… личное. Товарищ полковник Крылов – он не питерский. У него даже говорок и ухватки… Он, конечно, лихой и зажигающий, но… какой-то таежный. И я заметил, что даже наши коренные питерские опера, которые тесно с ним работают – у них тоже как будто не ленинградский выговор появляется. Нет, конечно, Петр Андреевич их не переучивает, но…

Ильюхин понимающе улыбнулся, и Штукин понял, что угадал с ответом. В этот момент в кабинет полковника вошел оперуполномоченный Алимов из отдела раскрытия заказных убийств. Алимов вытянув руки по швам, отрапортовал:

– «Тут, госпожа, нет живописи вовсе. Факт, что сошел с ума он; факт, что жаль; и жаль – что факт» [72] . Все, товарищ полковник.

Виталий Петрович разулыбался, а Штукин охренел вконец. Он не понимал, что происходит в этом кабинете.

72

Цитата из трагедии В. Шекспира «Гамлет».

– И кто сие написал? – спросил полковник.

– Принц какой-то шведский, – не моргнув, отчеканил Алимов.

– Шведский… – вздохнул Ильюхин, а Алимов взмолился:

– Товарищ полковник! Шведский он или заполярный… Ну не мое это! Давайте я вам лучше куплет Высоцкого спою. А с этими принцами – сплошные нескладухи!

– Нескладухи у тебя в бумагах. Свободен!

– Есть!

Алимов повернулся кругом и шагнул из кабинета. На его спине кто-то умело прикрепил к свитеру листок бумаги, печатные буквы на котором взывали: «Я потерялся, позвоните маме!» Указанный ниже номер телефона был установлен в приемной начальника ГУВД.

Ильюхин и Штукин, не сговариваясь, фыркнули, а когда шаги Алимова затихли в коридоре, полковник пояснил:

– Он громко матом ругается, даже не ругается, а уже разговаривает на нем. Ну и я принял решение – за каждые десять матюков – несколько строчек из классики. А книга в этих стенах одна – да и та случайно оказалась. Шекспир.

– Гамлет, принц датский, – кивнул Валера.

– Читал, что ли?

– И читал, и в театре видел.

– Ишь ты. Молодец. А теперь – быстро: ты неизвестно в каком городе, связи нет, денег нет ни копейки. Твои действия?