Разреши себе меня

– Начальство тебя отпустило до понедельника. – С улыбкой добавил он, разворачивая меня лицом к себе и застегивая на мне пуговицы.

– Не сомневалась, что ты его убедишь, - фыркнула я, пытаясь скрыть неловкость.

Никто и никогда (кроме папы), не застегивал на мне одежду. Я вообще считала это за гранью фантастики. Девчонки, вытянув шею, смотрели на это действие с благоговейным восхищением.

– Идем? – Алексей поднялся с корточек (шуба-то длинная) и протянул мне руку.

Мне оставалось только принять ее.

Дубенковская квартира оказалась просторной, трехкомнатной и светлой. Как-то я не ожидала от мужской берлоги (как однажды выразился Димка) столько света.

– Проходи, переодевайся. – Мужчина завел меня в одну из комнат, где стояла кровать, на которой и расположились мои вещи.

Пока я рассматривала обстановку, он тактично вышел, закрыв за собой дверь. Взяв себя в руки, сбросила шубу, разделась, натянула чулки, втиснулась в платье, обула туфельки и поняла, почему спальня была сугубо мужской. Здесь не было ни одного зеркала. Оно и понятно: мужик проснулся, встал, почесал бороду и уже красивый. А мы пока завьемся, накрасимся, оденемся красиво – уже никакого желания радоваться жизни.

Открыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Прошмыгнула к двери напротив, обнаружила там ванную комнату, где и нашла зеркало в пол. На кой черт мужику в ванной такое зеркало? Лишний жирок разглядывать? Или так голову брить легче?

Зато оглядела себя с ног до головы. Нормально. Синяков не видно, и то хлеб. Накрасила губы красной помадой и, улыбнувшись, натянула шубу.

– Света! – Громогласно раздалось в квартире.

Пришлось быстро застегнуться и выбежать из своего укрытия. Дубенков стоял посреди комнаты, растерянно глядя на стопку моей одежды, лежащей на кровати.

– Звал? – спросила осторожно.

С непередаваемой смесью облегчения и смущения мужчина повернулся ко мне, окинул внимательным взглядом и осторожно спросил:

– Поехали?

Мне осталось только кивнуть.

До нужного места мы ехали минут сорок и остановились перед коваными воротами, за которыми стоял ярко освещенный дворец. Ну как дворец? Старинный особняк с вычурной лепниной.

– Надеюсь, что твои родители этот дом снимают. – Высказалась осторожно.

– Не надейся, - безрадостно раздалось в ответ. – Это их зимняя резиденция.

– Зимняя? – Переспросила я. Мне только обреченно кивнули в ответ. – Может, не пойдем?

– Я обещал.

Эх, вот к чему иногда мужики такие обязательные? Был бы среднестатистическим представителем своего пола, в вечер пятницы лежал бы на диване с пивом перед телевизором, почесывал пузо и рыгал в потолок. А не вот это все….

Внутри здание оказалось еще более впечатляющим. Везде позолота, тяжелые портьеры и какая-то показная роскошь. Стоило нам войти в просторный холл, как тут же подскочил молодой мужчина, который отобрал у нас верхнюю одежду и, учтиво поклонившись, исчез.

– Это что? – Проводила я его взглядом.

Но, как оказалось, меня совсем не слушали, залипнув на моем платье. Пришлось пощелкать пальцами перед лицом Дуба, чтобы вернуть его к жизни. Лично моей жизни это не облегчило, так как мужчина коротко прижался к моим губам. Пришлось срочно отскочить.

– Постарайся никого не покалечить. – Серьезно предупредил меня Леха и, обняв за талию (нащупав ладонью вырез на спине), потащил на звук музыки. Ну и не буду ему говорить, что у него все губы в красной помаде.

И мы вошли в залу, выполненную в классическом стиле с золотистой орнаментной росписью и не вписывающейся в интерьер готической лестницей. Мдаа, не ожидала я от родителей Лехи такого. А еще тут и там по залу шарахались ненормально одетые люди.

Нас встречала пара. Ну как пара? Мужик, до боли похожий на моего спутника (только каштановые волосы почти до плеч и чуть более морщинистое лицо) одетый в белый вычурный фрак, облизал меня взглядом с ног до головы. И низенькая плечистая светловолосая дама, в платье с корсетом зеленого цвета, которая оглядела меня водянистыми глазами. Брр. Как будто по телу жабы пробежали.

– Алекс, кого это ты привел? – Пропела неадекватная фрау.

– Твою мать, Дубенков! Это кто? – Ткнула я наманикюренным пальцем в странно выглядящую парочку.

– Моя мать. – Подтвердил он мои опасения.

– Милочка. Вы находитесь в высоком обществе. Будьте добры, вести себя соответственно положению. – Прошипела женщина с явным психическим расстройством.

– Мамаша! – Я вышла из себя и рявкнула сие обращение на весь зал. – У вас тут день рождения вашего сына или некоторые проявления депрессивного состояния хронического психоза?

– Свет, - тихо прошептал мне на ухо Алексей, пытаясь увернуться от платка женщины, намеревавшейся стереть помаду с его губ. – Они типа аристократы. Потомки князей Дубенковых.

– Твою ж налево. – Прошипела я, находясь под впечатлением от услышанного диагноза.

– Ой, неужто, это наш именинник! Алекс? Как вырос то! Как возмужал! – Какая-то тетка, в таком же корсете, как у маман, только розовом, попыталась оттолкнуть меня от спутника, в локоть которого я впилась клещом, боясь потеряться в этом дурдоме. – Розочка, кто же это с ним пришел? Неужели, соперница моей Майе? – Странная особь кивнула на фигуристую деваху, оказавшуюся в синем корсете. Это уже поветрие какое-то.

– Нет. – Проорала женщина на весь зал, и сурово посмотрев на сына добавила. – Надеюсь, это временная фаворитка.

– Так, Дуб. Мне этот балаган надоел. Я домой. – Я даже попыталась развернуться, но меня крепко придержали за талию.

– Светусь, продержись полчасика. – Жалостливо прозвучало на ухо. И к уставившимся на нас дамам: - Это моя невеста – Некрасова Светлана. Прошу любить и жаловать.

– Невеста! – это матушка картинно схватилась за сердце.

– Чтооо? – Проревела дама в розовом.

– Пшш, - что-то прошипела фройляйн в синем.

– Думаю, что это временно, - попыталась успокоить подоспевших гостей хозяйка.

– Навсегда. – Тут же перебил ее сын.

– Твою …. – Вырвалось у меня.

– Мама! – Раздалось от лестницы тогда, когда я уже решила сворачивать эту благотворительную акцию. Ко мне спешил огненно-рыжий подросток лет четырнадцати – пятнадцати. Щуплый, угловатый и широкоплечий. И чертовски похожий на папашу. – Папа тебя нашел! – Подросток налетел на меня и обнял самыми крепкими объятиями.