Разрозненная Русь

Он ждал!.. Еще до осады, Всеволод послал гонцов к Роману Ростиславичу в Смоленск. Просил его прийти с войском на Русь и взять Киев: убеждал, что другого такого удобного момента для Романа стать великим Киевским князем не будет. Как и предвидел, Ярослав двинул на Чернигов. Киев остался неприкрытым. Смог ли смоленский князь понять мысли Всеволода?.. Осмелится ли? Всеволод обещал ему, когда станет князем Владимиро-Суздальской земли, свою дружбу и любовь.

А в Чернигове своим послам велел говорить Святославу Всеволодычу уже по-другому: грозил, что если не придет на помощь, то он заключит союз с Олегом Святославичем и Ярославом Изяславичем и вместе с ними опустошит Черниговскую землю, лишит его княжеского стола...

– Скажи мои слова черниговскому князю и добавь: "Видит Бог, у меня нет другого выхода!.."

Внешне Всеволод был спокоен, но в голове бурлили мысли: долго не смогут обороняться - нет в достатке ни оружия: стрел, наконечников, сулиц... ни продовольствия - единственное есть вода (и то благо!) в колодцах... Из глубины души возник - никогда не покидающий его - образ Марии. Какие чувства вызывает этот дорогой до бесконечности и таинственный женский образ!.. Притягивает, заставляет волноваться, любить и наслаждаться - он никогда раньше не испытывал подобное. Какое счастье Бог дал ему: познать Любовь, отвеченную взаимностью!.. Только омрачало то, что дочка такая... Но верил, надеялся, что со временем пройдет, поправится...

Снизу закричали, замахали ему. Всеволод с двумя сопровождавшими его дружинниками-детскими побежал вниз по лестнице...
– начался приступ!..

На той стороне рва - ор, звон, треск... Пo одному, по несколько человек, наступающие подбегали ко рву и заваливали: бревнами, ветками, хворостом. Заваливали быстро - заранее готовились. Осажденные оцепенели: никто не стрелял - удивлены были быстротой и решительностью действий противника.

Всеволод страшно громко закричал: велел стрелять самострельщикам, приготовиться лучникам. И вот защелкали, как пастушьи бичи, самострелы, метая короткие тяжелые стрелы. Киевляне подняли огромные щиты и укрылись и товарищей защитили, которые продолжали дозаваливать ров. Там, где завалили, стали ложить настилы... По нему, защищаясь от стрел щитами, побежали к воротам - на приступ... Бегом же волокли огромное заостренное бревно: таран!..

– Князь! Дай мне выйти - отгоню - иначе...
– Рядом с Всеволодом стоял его тысяцкий - из остерских сотских - уже немолодой, с седыми усами и бородой, в блестящем железном шлеме.

Осажденные смотрели на них. Пусть не слышали многие, но видели и поняли, о чем спросил их сотский-тысяцкий Твердило у князя Всеволода. Всеволод Юрьевич бешено вращал глазищами, метая черные молнии - понимал, что еще миг и все: может случится непоправимое!.. Надо сделать такое, чтобы переломить... Но выйти из ворот!.. Поразить врага, отбросить, а потом смочь благополучно, не затащив за собой киевлян, войти обратно и успеть запереться?!..

Князь оглянулся - охватил всех вглядом, глаза его расширились и наполнились решимостью, вспыхнули мужеством:

– Мечи и сулицы в руки, луки за спину!.. Открывай ворота-а-а!.. За мной!..

Огромный двуручный меч в правой руке, в левой - обитый бронзой круглый щит, на лице личина в виде морды льва, - князь-воин обрушился на надвигающийся на него большой деревянный щит: столкнул телом, отбросил и на укрывающихся за ним врагов опустил меч, своим щитом отбил встречный удар сулицы, третьего ударил ногой... Вслед за ним выскочившие остерчане с таким бесстрашием, силой и яростью начали бить киевлян, что те в первое время растерялись и на какое-то мгновение дали опередить себя и это погубило наступающих...

Пораженные сулицами, ударами мечей, часть врагов пала, другие побросали щиты, таран, оголили встреч мечи свои, но были смяты вдохновленными и опьяневшими удачей...

Только за рвом смог остановить Всеволод своих, приказал снять с плеч луки и открыть стрельбу по бегущим...

– Стрели и отходи!
– Сам тоже боком стал отступать к воротам... Как только последний заскочил в ворота, тут же закрыли их, просунули задвижки, установили подпорки. Всеволод закинул личину на шлем - лицо красное потное, повернулся, поймал взглядом главу каменной церкви (единственное каменное строение в городке) с подзолоченным крестом и благодарно перекрестился, - прислонился к углу рубленного крепостного строения: отдыхивался... Подозвал тысяцкого, велел зажечь в кузнях огонь и начать перековывать на наконечники стрел и сулиц все, что есть железное в городке.

– Все железо, что есть, мечите в огонь и куйте... В колчанах не осталось стрел и нечем их пополнить. Посади несколько умелых и пусть колют лучины для древок... Отобьемся, найдем железо для орал и сошников...
– Ушел в избу. В прохладе снял с себя накидку, бронь, переоделся (с помощью слуги-стременного) - сменил сырое исподнее, вновь на себя все одел.

Принесли ему еду. Только пил, не ел, думал, морща высокий смуглый лоб: "Почему нет до сих пор моего гонца? Ведь Роман, если согласился и вышел на рать, то должен уже к Киеву подходить."

В углу висела иконка.

– Выйдите-ко, оставьте меня одного...

Подошел, вгляделся в изображенный на иконе святой лик, встал на колени, закрестился.

– Господи!.. Помоги, дай удачи - ты это можешь!.. Всегда буду верен тебе и своему народу, всю жизнь отдам служению Русской земле, русскому языку!.. Раз уж я родился по твоей воле князем, то дай им быть!.."

Вбежал дружинник.

– Княже!..

Всеволод смутился-огневился: застали его на коленях - пусть и перед Богом, но увидев лицо воина, пересилил себя.

– Что?!..
– Не дожидаясь ответа, вскочил, накинул на себя (поверх брони) свою золотисто-пурпурную накидку, схватил меч в ножнах и, на ходу опоясываясь ремнем от ножен, выскочил, подбежал к воротам, взлетел вверх и...

За рвом - напротив ворот - трое конных отбивались от окруживших их пешцев-киевлян - звон оружия, крики, треск... Вдруг один из конных вырвался и - галопом по настилу к воротам. Вслед ему засвистели стрелы; одна - около самых ворот, когда всадник уже соскочил с коня, - впилась ему в бок, он начал заваливаться...

Выскочили, затащили раненого... Князь узнал одного из своих гонцов, посланных в Смоленск... Кинулся к нему, стал тормошить.

– Ну, как князь Роман?!.. Пошел ли на Киев?

Гонец, захлебываясь кровью, закатывая глаза, прохрипел: - Уже... под... ходит...

У Всеволода вспыхнули глаза, лицо осветилось, он отбежал, стал звать тысяцкого. Над умирающим нагнулся кто-то из десятников:

– Почему не через лаз-то? Ведь оттуда ждали...

Гонец в ответ захрипел, начал ртом ловить воздух, забился в агонии, глаза вылезли из орбит, из широко открытого рта и ноздрей точками поползли сгустки крови...

Подошел к князю Твердило - он никак не мог оторвать глаз от умирающего племянника.

– Ты что!.. Не слышишь меня?
– сердился Всеволод.
– Собирайся к Ярославу. Возьми с собой мужей поосанистей, оденьтесь побогаче... Говорить там вам не придется - я грамоту напишу и там все, что нужно, будет написано.

В грамоте сообщалось, что Роман Ростиславич подходит к Киеву, чтобы отобрать у Ярослава Изяславича великокняжеский стол. Всеволод предлагал заключить мир (через себя) с Святославом Всеволодовичем... Прочитав грамоту Всеволода Юрьевича, киевский князь принял послов. Он был не просто удивлен, но и растерян... "Как же так: Романовы братья Давид, Рюрик и Мстислав - со мной, а он поднял всю Смоленскую землю и - на меня?!.."