Разрушай и подчиняй

— Я понимаю, — сказал Грассхоппер. — Я позвоню покупателю заранее и предупрежу, что ты придешь.

— Хорошо. Спасибо.

Неловкость рассеялась, и пальцы Килла сжались вокруг моего запястья.

— Ладно, Сара. Я так понимаю, это прощание. — Обреченность в голосе Грассхоппера выдернула меня из ступора.

Я сглотнула, не поднимая головы и отведя взгляд.

— Спасибо. За то, что хотя бы попытался.

Килл вздрогнул. Я надеялась, что он услышит выговор в моем голосе, адресованный ему, из-за отсутствия доверия или вежливости просто выслушать меня.

Килл потащил меня вперед, не сказав ни слова.

Мимо последней обложки журнала.

Мимо того места, где я стояла и раздевалась для него.

Через весь лагерь в гараж.

Клео.

Ее звали Клео. Это звучало верно... но ошибочно.

Я не могла вспомнить неправильное имя.

Могло бы это быть опровергнуто, если бы у меня было больше времени распутать мои воспоминания?

— Прошу, Килл. Не делай этого, — прошептала я, когда он потащил меня к черному внедорожнику.

Килл стиснул челюсти, но ничего не ответил. Его рука все еще удерживала мое запястье, его ноги топтались на месте, будто он хотел сорваться и броситься бежать подальше от меня.

Мое сердце запнулось из-за ненависти, отражающейся от него. Я не боролась — это было бессмысленно. Но я хотела, чтобы он просто остановился на минутку. Просто остановился и ...

И что? Бросит свои многолетние отрицания и кинется в агонию попыток поверить мне? Что-то подобное заняло бы больше сил, чем что-либо, и как бы я ни ненавидела это, я понимала его нежелание.

Было бы легче жить во лжи, чем разгребать последствия того, что я была бы Клео. Тогда возникло бы так много вопросов... Как мы разлучились? Почему он думал, что убил меня? Что на самом деле произошло много лет назад?

Я потянулась, обхватив его руку, которой он держал меня. Он не обернулся и не взглянул вниз.

— Прости, Артур. Мне жаль, что я причинила тебе боль. Мне жаль, что я заставила тебя столкнуться с тем, с чем ты не можешь справиться. Но, пожалуйста, не делай этого. Отпусти меня. Дай мне уйти. Я никогда не вернусь, и ты никогда меня не увидишь, но прошу, пожалуйста, не продавай меня.

— Не называй меня по имени. — Он потянул меня сильнее, дойдя до черного 4WD и открыв дверь.

Мое сердце бешено заколотилось.

— Ты должен знать, что я не хотела причинить тебе боль! Все это, правда, у меня в голове. Все, что я чувствую к тебе — все, что произошло, все реально.

Насколько это реально?

Украл ли мой разум чьи-то чужие воспоминания или было историей — рассказанной, чтобы не сойти с ума без прошлого?

Килл отказывался смотреть в глаза. Схватив меня за бронзовый корсет, он швырнул меня на заднее сиденье машины.

Мои зубы цокнули, когда он захлопнул дверь, сотрясая весь автомобиль.

Спустя две секунды он уселся за руль и нажал кнопку открытия гаражной двери. Повернул ключ в зажигании, двигатель зарычал, затем плавно переключил передачу и резко рванул с места.

— Ай! — Я заскользила своей незагоревшей кожей, когда он вдавил педаль газа и вылетел из гаража в яркое солнце Флориды. Он гнал как долбаный псих, резко сворачивал с визгом колес.

Мой желудок рухнул вниз. Тошнота заставила меня вспотеть, пока я возилась с ремнем безопасности.

Неужели ему было все равно?

Он такой... кретин. Неразговорчивая задница, которая не желает смотреть правде в глаза.

— Килл...

Он запустил руку в свои волосы, сильнее вдавливая педаль газа. — Прекрати.

Я обхватила свою грудь руками, выскальзывая даже из-за ремня безопасности, когда он свернул за угол.

— Прошу... ты должен выслушать меня. Я не хотела причинить тебе боль! Я искренне верю, что знаю тебя. Я не могу этого объяснить...

— Тебе не нужно это объяснять. С этим покончено. Тебе удалось встретиться со мной снова, и ты сделала для себя только хуже.

— Чем?

Он схватился за руль, его костяшки побелели.

— Я говорил тебе раньше, что ты не получишь от меня ни нежности, ни заботы. Я говорил тебе не врать и не пытаться задеть меня. Ты вытянула из меня больше эмоций за пару дней, чем кто-либо за эти годы, и я чертовски ненавижу тебя за это. Мало того, что ты заставила меня вернуться и слушать твою ложь, ты думаешь, что после всего, что ты натворила, я просто отпущу тебя? — Он покачал головой, печально усмехаясь. — Знаки так не работают, дорогая. Они требуют платы. Такой же гребаной платы, как и с меня.

Он промчался мимо уличных знаков, ехал, как безумный идиот.

— И мести? Что из этого?

Его голова повернулась, и его зеленые глаза устремились на меня, прежде чем он повернулся на дорогу.

— Ты ни черта не знаешь о мести. Не раскручивай еще одну историю. Хватит с меня твоего дерьма.

— Ты прав. Я не знаю о мести. У меня нет врагов, которых я могу вспомнить. Но я знаю, что говорят о мести. Она причиняет вред другим, не только твоим жертвам, но и тебе самому. В конце концов больно будет тебе. Прощение...

— Прощение? — он кричал и бил по гудку. — Ты смеешь говорить мне о прощении? Ты не имеешь права — не пытайся читать мне проповеди о том, как я должен жить. Ты ни черта не знаешь о том, что они со мной сделали. С ней. С моим будущим. Они разрушили меня!

Его искаженный агонией тон превратил мое сердце в искалеченную, бесполезную вещь. Я хотела забрать его боль и вылечить его. Я хотела, чтобы он отпустил её, чтобы она не загноилась и не убила его. Чем больше времени я проводила с ним, тем больше я задавалась вопросом, что случилось с простым, добрым мальчиком из моего прошлого.

— Ты не выглядишь разрушенным. Хочешь узнать, кого я вижу, глядя на тебя?

— Нет. Заткнись.

— Я вижу мужчину, настолько умного, что могу представить, как утомительно жить в твоем мозгу. Ты богат, тебя уважают коллеги и правительство, и СМИ. У тебя есть все.

Вена опасно пульсировала на его шее, когда он покачал головой и усмехнулся. Это прозвучало там маниакально, как будто вершина вулкана, который вот-вот взорвется из глубин, и пойдет дождь из расплавленной лавы.

— Это все? У меня есть все? — Он склонился над рулем. — Ты все неправильно поняла, Сара. У меня ничего нет. Ничего, потому что они забрали все.