Разрушай и подчиняй

— Я знаю, что тебе больно. И я не буду пытаться понять, с чем ты имеешь дело, но ты не сможешь прожить свою жизнь, закрываясь от чувств. Ты сорвешься.

Он уже это сделал.

Я боялась за его рассудок. Я не хотела давить на него. Но это может быть моя последняя возможность. Моя прощальная попытка заставить его расколоться и выслушать.

Он холодно рассмеялся.

— Сорвусь? Сладкая, я сорвался много лет назад, и мне не нужна женщина, пытающаяся сделать меня чертовски мягким. Хватит с меня, и я собираюсь убедиться, что мне никогда не придется больше смотреть на тебя или слушать твое вранье.

Мои плечи резко опали, когда в машина наполнилась сдержанной тишиной. Как я могу заставить его увидеться? Он хотел продать меня — избавиться от меня. Какой человек так поступит?

Сломленный.

Я просто хотела освободиться. Я бы ушла, я бы дала ему слово, что он никогда меня больше не увидит. Ему не нужно было разрушать мою жизнь так, как это было с ним.

— Для гения ты, кажется, не понимаешь, — прошептала я.

Он стиснул челюсть, отказываясь отвечать.

Мой разум метался от способов привлечь его внимание — что-то должно было сработать внутри него. Мне просто нужно было продолжать давить.

— Что случилось в примерочной в тот день? Объясни мне связь. Тот поцелуй, Киллиан... Он был больше, чем между двумя незнакомцами, жаждущими друг друга. У него были слои... истории.

— Заткнись на хрен.

— Нет.

Его челюсти сжались, вена на шее все еще пульсировала.

— Ты делаешь только хуже.

— Для тебя или для меня? Скажи мне, что ты чувствовал? Расскажи мне, о чем ты думал, когда целовал меня

Он зарычал:

— Что случилось, не твое...

— ...собачье дело, — закончила я за него. Вскинула руки вверх и прорычала: — Я знаю, гений! Это из-за нее. Меня! Ты так чертовски любишь мертвую девушку, что не можешь — всего на один миг — позволить себе насладиться другой женщиной! Даже если другая женщина — это она!

Он накинулся на руль. Вывернув вправо, съехал с дороги и резко затормозил, пока не остановился на поворотной полосе. Резко развернувшись на своем месте, он навлек на меня гнев ада. Его рука рванула вперед, ударив меня по бедру так сильно, что мои мышцы обожгло сквозь бронзовое платье. Мою кожу покалывало от возмущения, что меня шлепают, как непослушного ребенка.

— Ты — не она. Почему, бл***, ты не хочешь это принять?

— Я согласна, что не могу вспомнить правильное имя, но объясни остальное. Прошу, я умоляю тебя, объясни остальное, это важно, потому что сейчас единственный вывод, который я могу сделать, что я и есть та девушка, которую, ты думаешь, убил.

Его лицо побелело. Подняв дрожащий палец он прошипел.

— Упомянешь ее снова или заговоришь со мной в таким тоном, и у тебя будут серьезные, бл***, проблемы.

Слезы обжигали глаза, губы дрожали.

— Что с тобой случилось?

Что случилось с гениальным мальчиком, который украл мое сердце и отдал мне свое? Что с нами случилось?

— Жизнь случилась, дорогая. Так же как и с тобой.

Я не могла остановить дрожь.

— Тебе нужно позволить кому-то стать ближе. Ты должен перестать страдать!

— Здесь нет места никому, кроме меня.

— Нет. Здесь нет места никому, кроме нее!

Он толкнул меня — это было по детски, но ярость в его глазах опасно блестела.

Я скользнула по коже, потирая коленку, которой коснулись его большие пальцы.

— Что ты чувствуешь, глядя на меня? Ты видишь девушку, которую любил, или девушку, которую собираешься продать? Поэтому ты меня терпеть не можешь? Потому что я так напоминаю тебе девушку, которую ты подвел в прошлом?

Он взорвался.

Выдернув ремень безопасности, он распахнул дверь машины и вылетел из нее. В дикой ярости он бил уличный знак, затем развернулся и ударил по шине внедорожника. Он посмотрел на меня через открытую дверь.

— Заткнись! Еще одно слово о том, чего ты не понимаешь, и я вырублю тебя так сильно, что когда ты проснешься, принадлежащая кому-то, кого никогда не видела, и я буду далеко.

Встряхнув костяшки от боли, он зарычал:

— Понимаешь?

— Понимаешь, Лютик? Я надеюсь увидеть тебя там. Я не хочу остаться один, сказав нашим родителям, что мы хотим быть вместе?

Я улыбнулась, сияя зеленоглазому мальчику, с которым хотела провести остаток жизни.

— Я буду. Я бы ни за что это не пропустила.

Разрывающая боль терзала мое сердце, а понимание пылало ярко и жутко.

Я обещала быть там. Мы оба это сделали. Но никто из нас не сдержал этого обещания.

Мы больше никогда не виделись.

Наша любовь умерла навсегда через две недели после моего четырнадцатого дня рождения — за шесть месяцев до того, как ему исполнилось восемнадцать лет, так близко к тому, чтобы исполнилось все, чего мы когда-либо хотели.

Я ушла в себя. В памяти всплывали эмоции, слишком подавляющие. Почему а видела его в последний раз? Что с нами случилось? Какую ужасную трагедию я пыталась скрыть?

Огонь.

Кровь.

Выстрелы.

Крики.

Мое сердце пыталось выскользнуть из моей груди. Зловоние смерти наполнило мои легкие. Поджег был подстроен, чтобы скрыть убийство. Чтобы уничтожить трупы...

Стена становилась толще и тверже, закрываясь на замки и тяжелые цепи, не позволяя мне видеть.

По чьим кровавым следам я ползла в безопасное место, пока пламя превращало меня в пепел? Кто бросил спичку, укравшую мою жизнь и воспоминания?

Киллиан тяжело дышал, не предлагая утешения, когда меня сломило перед ним. Память о любви, настолько чистой и незапятнанной, сдавила мои легкие, и я зарыдала.

Я думала, со мной покончено в столовой с чудесным запахом пиццы. Но не было. Неверно.

Это было мой переломный момент. Прямо здесь, на обочине дороги, на пути к продаже.

Обхватив руками грудь я отдалась ярости горящей внутри. Я позволила ей извергнуться, изгоняя мои недостающие воспоминания. С каждым рыданием я сгибалась все сильнее и сильнее, пока мой лоб не коснулся коленей, и все равно продолжала скручиваться. Скручиваясь в себя, превращаясь в часть оригами, складывающейся из девушки, которой я хотела бы быть, в не более, чем товар для продажи.

Я не понимала, как мой мир перерос в горе.