Разрушитель Небес и Миров 2. Легион

Хелен тычет рукой в сторону Вики, не глядя на нее..

— Сможешь, — уверенно вставляет Дана. — У Серка, чтоб ему в земле активней гнилось, был хил в когорте, Бэн. Ну, парень, не девчонка, так он после того как прокачался, на расстоянии болячки среднего уровня отхиливал. У меня как-то горло сильно заболело, чувствую, вот-вот с жаром свалюсь. А тут ведь от этого и коньки можно двинуть, здесь ведь ни тебе антибиотиков, ни неотложек… Так вот, Бэн руками так стал делать, в горле у меня что-то зашевелилось, холодно стало, а к утру простуда прошла. — Она поворачивается к Илаю и двигает ладонями в воздухе перед его лицом, не успевает он податься назад, как Дана ухватывает его одной рукой за подбородок, а второй гладит по скуле.

— Эх ты, красавчик… — вздыхает она и наклоняется, прижавшись щекой к его хорошо прокачанной груди. — Жаль, что робкий, а то бы мы уже — ух-ух-ух! Мужики, мужики… Приходится действовать самой.

Илай цепенеет, не зная, что делать. Хелен глядит мимо них. Вики поджимает колени к животу, обхватывает их и медленно ложится на бок. Воцаряется молчание. Рио присаживается к костру, кладет арбалет на пол. Бросает на меня взгляд и протягивает узкую кожаную штуковину.

— Что это?

— Чехол для твоего ножа. Возьми, не будет резать и натирать.

Дана наконец отлипает от Илая, напоследок подмигнув ему. Беру подарок и отмечаю, что работа тонкая, имеются стальные заклепки, скрепляющие две части чехла. Рио прокачивается как крафтер — вот, арбалетом занялся, разбирает его на запчасти, что-то насвистывая себе под нос.

— Мне бы побольше кожи, а еще крепкие иглы, — говорит китаец, когда я благодарю его. — Накрафтил бы на всех доспехи. По иглам я сейчас работаю, пробую разные варианты, как их сделать.

Темно, берлога освещается лишь костром, вокруг которого мы расселись, как первобытные люди. Обвожу взглядом сокланов и понимаю, что ничего не знаю о них, они мне ближе всех на свете, но вся их старая жизнь осталась за кадром, и не было времени спросить, а теперь есть свободный час перед отбоем.

Дана пристально смотрит на меня, будто старается прочесть на моем лице тайные знаки. Наконец не выдерживает:

— Ник, за что ты здесь? Ладно я… я отца грохнула. И не просто грохнула — он взлетел на воздух вместе с его проклятущим домом! — Она улыбается так, словно избавила мир от бен Ладена. — А ты? Колись, что ты сотворил?

— Вооруженный налет на продуктовый склад. Напарник убил сторожа и повесил это на меня.

Дана присвистывает:

— Грабеж — круто, че. Да не грызи себя, что типа ни за что попал! Грабежа достаточно, чтобы упечь тебя сюда.

— А ты зачем… родного батю-то? — интересуется Илай.

— Да может и не родного, — машет она рукой. — У меня мамка-то общительная была. Как бы сказать — контактная, ага. Бросила его потом и меня с ним. А он… короче, он наркодилером был. Причем работал с молодежью, подсаживал подростков на это дело специально. Двух моих подружек подсадил. Одна потом с собой покончила, вторая совсем опустилась… Он такие вещи творил, что гораздо большей кары заслужил, чем я ему устроила.

Молчим, переваривая историю, которую Дана изложила вполне буднично. Раз уж у нас вечер откровений, обращаюсь к Хелен, которую совершенно не понимаю, в ней словно живут два человека: заботливая девочка-колокольчик и агрессивная потрошительница трупов. Наверняка тайна раздвоения личности в ее прошлом.

— Мне интересно услышать твою историю.

Глаза у нее широко распахиваются, и она пару мгновений смотрит удивленно, будто польщена и смущена моим вниманием, а потом говорит, потупившись:

— В моей стране война. Родители собрали последние деньги и поехали в Штаты, думали, что их приютят как беженцев, но обосноваться не получилось, и они стали бомжевать. В Лос-Анжелесе. Лучше бомжом в Штатах, чем под обстрелами у нас. Отец спился, его зарезали по пьяни, у матери остановилось сердце от наркоты. Нам с Борькой было двенадцать, когда мы оказались на улице. Ни паспортов, ни черта. Ну, воровали. Как подросли, стали грабить. Борька ограбил и трахнул дочку копа, нас нашли, — она разводит руками. — А чего вы ждали? Все. Ничего героического.

Рио заводит песню о том, как мамаша хотела сделать из него сверхчеловека.

— Ну так сделала, — говорит Дана, и я решаю сменить тему:

— Дана, ты, как и я, многоборец, но больше похожа на акробатку. Ты сама выбираешь тактики, или их тебе предлагает система?

— Видно, что ты еще новичок. О каких тактиках ты говоришь? Она у меня одна, я стараюсь довести ее до совершенства, вот и все.

— И на старте была одна?

— На старте не было ничего, я сама ее создавала по приемчику, по кирпичику.

— Ясно.

Только теперь окончательно становится понятно, какое Культиватор дает преимущество: всем доступно одно направление, мне — несколько, я могу их чередовать, прокачивать параллельно, были бы силы и время.

Эх, получить бы еще второй «Лифт» — это ж я богом Арены стану. Вот только своих обманывать не буду, если его другой кто-то выиграет — значит пусть так и будет.

Дана укладывается на пол, положив голову на колени сидящего Илая и закинув ногу за ногу.

Хелен берет на себя роль хозяйки, занимается едой. Илай, отойдя от тесного общения с Даной, крутится вокруг нее, обнимает, пытается поцеловать, но она уворачивается и вяло отшучивается. Ромео принимает ее отказ за кокетство, а мне видна паника на дне ее черных глаз.

— Цирк с конями, — говорит наблюдающая за ними Дана. — Красавчик, ну как ты не видишь, что она тебя не хочет? Пошли лучше за мной поухаживаешь.

Все переводят взгляды на нее, кроме Илая, он делает вид, что не слышит, она разводит руками:

— Ну чего вы? Мне нравятся крупные мужчины! Ладно-ладно, давайте спать, вставать ведь нам до рассвета.

Глава 8. Лагерь

7 дней до вторжения

«Призраки» засели не так уж и далеко от волнующейся стены марева, что закрывает центр Острова, в зеленой долине между холмами, вдали от дорог и мало-мальски интересных мест. С высокого холма, где расположились мы с Даной, видно синее полотно озера. Сам лагерь не просматривается. Я пишу:

— Долли, привет. Ответь быстро, выставлены ли у «призраков» дозорные, если да, то в каких местах?

Ответ приходит спустя пару секунд, я почти слышу истеричные нотки:

— Ник, ты где? Где-то рядом? Не лезь, прошу! Они же еще никуда не ушли, только завтра!

— Знаю. Скажи, где дозорные.

— Юго-запад, холм. У него будто срезана верхушка, он нависает прямо над лагерем, оттуда хорошо все видно.