Разрушитель

— Доброе утро, Алвис.

Ксен сидел у стены, подтянув колени к груди; от ошейника, застегнутого на большой и даже на вид тяжелый замок, тянулась цепь, ее конец был надет на вбитый глубоко в стену крюк. Виктория не сразу поняла, что Иверт связал искореняющему лодыжки и кисти, примотав их друг к другу тонкими скрученными веревками, больше похожими на толстую бечеву. Так горцы связывали, когда хотели наказать: крайне неудобная поза и невозможность разогнуться приносили пленнику страдания и боль. Было бы здесь места больше, Иверт бы связал его «ласточкой», и к утру они бы нашли или неадекватного человека, или... труп. Ну нельзя же так!

Алан присел, снял с глаз ксена повязку и с трудом вытянул изо рта разбухшую скомканную тряпку. Следует все же поговорить с Ивертом. Недопустимо так относиться к пленным, особенно к таким, как Алвис.

— Прости, Ураган перестарался.

Ксен закашлялся, сплюнул кровь на каменный пол и прохрипел:

— Он никак не простит мне свой последний проигрыш. Развяжите руки, сир, мне не хотелось бы лишиться конечностей из-за злопамятности горца. Обещаю не нападать.

Алан достал из-за голенища нож и осторожно срезал веревку с ноги, не рискуя разрезать на запястьях, где она врезалась в опухшую и посиневшую кожу. Искореняющий со стоном вытянул затекшую ногу и поднес руку к глазам. Алан, стараясь не касаться кожи, распутал веревки на запястье, про себя матеря Иверта и боясь, что кровообращение уже не восстановится. Затем он освободил вторую руку. Теперь только цепь ограничивала движения Длани, но, судя по его виду, нападать он действительно не собирался. Или не мог.

Виктория смотрела, как ксен шевелит распухшими пальцами, осторожно, с тихим стоном растирает конечности, и чувствовала, как в душе образуется воронка, сквозь которую уходят эмоции, оставляя после себя пустоту. Она с ужасом осознала, что не испытывает к Алвису ни сострадания, ни жалости, ничего. Это пугало.

— Алвис, чего ты добиваешься?

— Вы посадили меня в каменный мешок, чтобы задать этот вопрос?

— Нет. Но ты спровоцировал меня на агрессию. Зачем? Ты ведь знал, что я отвечу на угрозу моей семье, и все рассчитал правильно. Это такой способ самоубийства?

— Я не ожидал, что вы поступите настолько... опрометчиво.

— Странно, что ты не просчитал мои действия. Мне кажется, я никогда не давал повода считать себя заурядной и предсказуемой личностью.

— Кир Алан, — Алвис наконец смог отползти к стене, чтобы на нее опереться и поднять голову. — Я хочу от вас определенных действий. И первое — разрушить Храм.

Алан скептически поднял брови. Это было неожиданно, Виктория рассчитывала услышать все что угодно, но не это.

— Зачем? Меня устраивает ваша религия.

— Меня не устраивает абсолютная власть Храма, — Алвис закряхтел. — Не прикажете дать мне воды?

— Нет. Продолжай.

— Кто вы? Почему вы только что назвали религию нашей, а не своей? Куда делся Алан Валлид?

— А черт его знает, — Алан пожал плечами и присел напротив ксена, чтобы видеть его глаза. — Кто я? Ведь ты прекрасно понимаешь: если я расскажу правду, мне придется тебя убить.

— А разве не это вы собираетесь сделать?

— Надеюсь, что нет. Мне нечем тебя шантажировать, Алвис, у тебя нет семьи, нет возлюбленной, нет детей. Ты ни к кому не привязан, а поэтому неуязвим, но...

— Но?

— Я очень рассчитываю, что к тебе привязан отец Пауль, — Алан позволил себе холодную усмешку. — Когда старик о тебе говорит, его глаза сияют отцовской гордостью. Скажи, мой верный враг, кем тебе приходится Учитель Пауль?

Виктория очень внимательно следила за Искореняющим и только поэтому заметила, как слегка дрогнули его губы, словно он прикусил щеку изнутри.

— Я прав. Он твой отец. — Алвис молчал. — Как я раньше не замечал вашего сходства? А твоя мать была мирийкой. Знаешь, если отец Пауль пойдет мне навстречу, вы все останетесь жить. Если нет... Мне будет очень жаль, Алвис. Мне действительно будет очень жаль. И я не прощу храмовникам ваши смерти, я буду мстить, даже если мне придется уничтожить их всех. — Алвис улыбнулся. — Именно этого ты и добиваешься, не так ли?

— Так кто вы, сир?

— Анчута. Как еще можно назвать того, кто занял чужое тело?

— Ходок, — очень тихо прошептал Алвис.

— Хочешь об этом поговорить? — Фрейда на вас нет!

— Мы знаем лишь то, что нам сказали боги. Сказки, легенды, песни, обрывочные записи, понять которые очень сложно. Знания о ходоках были утрачены еще во времена первых храмов. Все, чего смогли достигнуть лучшие из нас, это входить в чужие сны и находить заблудших у реки Забвения. Друиды умеют излечивать, переходя за грань, шаманы Океании могут больше. Но они неохотно делятся своими секретами.

— А наука? Вы находили книги? Записи? Исследования? — жадно спросила Виктория. Один черт, она уже почти раскрылась.

— Все знания о ходоках хранятся у Учителей. Будете проходить обучение, спросите.

— Думаешь, после того, что я сегодня сделал, мне позволят жить?

Виктория убрала волосы со лба ксена, отстраненно подумав, что, будь она женщиной, ни за чтобы не упустила такого мужчину.

— Конечно. Храм заинтересован в вас не меньше, чем вы в нем. Просто... мои цели немного расходятся с целями Учителей.

— Позволь угадать? Они тормозят... — Виктория поняла, что сказала это по-русски. — Они специально задерживают развитие технологий... э... науки и ремесел, а тебе это не нравится. Но... я понимаю стариков. Некоторые знания людям совершенно не нужны.

— Дети тоже падают и получают раны, когда учатся ходить.

— Если рядом с ребенком взрослый, он сможет его поддержать.

Алан встал, понимая, что больше говорить не о чем, и они просто оттягивают неизбежное. Да, очень хотелось открыться, рассказать о себе, о своем мире, встретив наконец собеседника, способного понять и принять, но... Идти на такой риск Виктория была не готова. А о прошлой жизни и с Вадием поболтать можно.