Разрыв

— Вы его уже получили.

— У меня опять чешутся губы, Люсия. И вся нижняя челюсть — чешется. Ее покалывает. Знаете, для меня это что-то вроде предсказания плохой погоды. За тем исключением, что на нас надвигается не просто плохая погода. Ливень из жидкого дерьма. Вот что нас с вами ожидает: льющее сверху дерьмо.

— Зубная паста, — сказала Люсия.

— Что?

— Попробуйте зубную пасту. От ваших болячек. Я где-то читала, что она помогает.

— Какая именно?

— Не знаю. Об этом там не говорилось.

— Паста ведь бывает разных сортов.

— Да. Я как-то не подумала. Но там об этом ничего написано не было.

— Я чищу зубы отбеливающей. Жена покупает отбеливающую пасту.

— Я бы ею пользоваться не стала. Хотя попробовать, может, и стоит. В статье об этом не было ни слова.

Несколько секунд главный инспектор молча смотрел на Люсию. Не отрывал от нее взгляда, бродя пальцами по столу. Потом пальцы нашли, что искали, и Коул опустил взгляд, чтобы взять ручку и записать что-то на клочке бумаги. Клочок он сложил и сунул в нагрудный карман.

— Все, о чем я прошу, — сказала Люсия, — это возможность поговорить с ними. Это нас ни к чему не обяжет. И дальше никуда не пойдет, если мы решим на этом и остановиться.

— Люсия. В три часа я должен явиться с докладом. Только и всего. Осталось шесть часов. Пять с половиной. Там будет суперинтендент. Комиссар Столичной полиции. Может, даже министр внутренних дел пожалует. Так что, поверьте, это обязывает нас ко многому.

— В таком случае, скажите им, что нам требуется еще какое-то время. И больше ничего не говорите. Не поддавайтесь им.

Главный инспектор усмехнулся. Усмехнулся, потом поморщился, провел кончиками пальцев по подбородку Теперь он смотрел на Люсию так, точно она причиняла ему боль.

— Не поддавайтесь, — повторил он. — Это кому, министру внутренних дел?

Люсия пожала плечами:

— Всего лишь до тех пор, пока я не переговорю с Королевской прокурорской службой. Не представлю ей все свидетельства. И не смогу убедить ее, что они дают основания для возбуждения уголовного дела.

Коул рассмеялся, однако на сей раз изобразить веселье даже не попытался.

— Какие свидетельства, инспектор? Какое дело?

— Вы видели расшифровку моих записей. Прочли то, что мне рассказали. Грант, преподаватель экономики. Секретарша директора. Школьники. Вы знаете, что произошло на футбольном матче.

Коул ослабил свой и без того не туго затянутый галстук. Наклонился вперед, уперся локтями в стол, при этом в глаза главного инспектора ударил узкий луч солнца.

— Закройте эти чертовы жалюзи, — попросил он.

Люсия встала, подошла к окну, выполнила его просьбу.

— Треклятое солнце. Треклятая жара. Из-за нее все эти штуки и происходят. И ничего мы тут поправить не можем. В такой стране, как наша. Когда стоят холода, мы замерзаем. Когда наступает жара, варимся заживо.

— Просто позвольте мне поговорить с ними. И посмотреть, что они скажут.

— Я знаю, что они скажут, инспектор. Могу и сам вам это сказать. Они скажут, что дела не существует. Что не существует улик. Скажут, что не хотят обращаться в суд и ставить под удар свою репутацию, карьеру, совесть, наконец., преследуя судебным порядком школу.

— Вы не знаете этого наверняка.

— Знаю, инспектор. Знаю. Сколько вы работаете в управлении, восемнадцать месяцев? А я восемнадцать лет. Так что не рассказывайте мне, что я знаю и чего не знаю.

Люсия вдруг обнаружила, что рука ее сжимает в кармане флешку. Она выпустила флешку из пальцев, вынула руку.

— Школа могла предотвратить случившееся, — сказала она. — И должна была предотвратить.

— Школа является жертвой, Люсия. Школа — это трое погибших учеников и одна погибшая учительница. Школа — это рассказы убитых горем родителей на страницах «Мэйл», с первой по двенадцатую. Школа — что особенно важно, заметьте, — это треклятое правительство.

— Школа — работодатель. И не более того. Она обязана отвечать за то, что в ней творится. Школа.

— Кто вы, на хер, такая, а, Люсия? Кто вы, на хер, такая, чтобы решать, кому за что следует отвечать?

— Но в этом и состоит моя работа. Разве нет? Я полагала, что моя работа состоит именно в этом.

— Ваша работа — по кусочкам собирать картинку. Отыскивать кусочки и укладывать их на место. А не раскидывать по комнате лишь потому, что в вас взыграли гормоны и вам нужно сорвать на ком-то зло.

Люсия скрестила руки. Потом разняла их, уперлась ладонями в бедра. Она гневно смотрела на Коула. Коул гневно смотрел на нее.

— Итак? — спросил он.

— Итак? Что «итак»?

— Собираетесь вы переписать отчет? Собираетесь оказать нашему управлению, мне, себе, наконец, такую любезность?

— Нет, — ответила Люсия. — Не собираюсь.

Коул глянул на лежавшую в мусорной корзине папку. Покачал головой.

— Спрашиваю в последний раз, Люсия. И больше спрашивать не буду.

— Я уже ответила — нет, — сказала Люсия. — Сэр.

— В таком случае, откройте вон ту дверь, хорошо?

— Хотите, чтобы я ушла?

— Я не просил вас уйти. Я просил открыть дверь.

Люсия перешла кабинет, положила ладонь на ручку двери. Оглянулась на Коула.

— Открывайте.

Она открыла.

— Уолтер! — рявкнул Коул. — Вы здесь? Уолтер!

Дверная рама заслоняла Люсию лишь наполовину. Все, кто находился в офисе, повернулись к ней. Уолтер сидел за своим столом, положив на него одну ногу. Услышав крик шефа, он выпрямился. Увидел Люсию. Ухмыльнулся.

— Уолтер! Подите сюда. Тащите сюда свою пухлую задницу. Уолтер! Он идет?

Люсия кивнула. Она смотрела, как Уолтер пересекает офис. Проходя мимо нее, он подмигнул. Зацепил ее локтем. Локоть скользнул по ее груди, Люсия отпрянула. Закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Обхватила себя руками.

— Что такое, шеф?

— Что у вас сейчас на руках? Чем вы занимаетесь?

— Да ни чем особенным. Мы с Гарри собирались…

— Забудьте. Чего бы вы там ни собирались, отмените это.