Разрыв

– Что такое? – спрашиваю я, не поднимая глаз.

– Распорядитель Вон просил вас спустится вниз. Меня попросили сопровождать вас.

Я закрываю книгу и кладу на кресло, оставляя отчаянных влюбленных найти дорогу к друг другу, или потерять друг друга навсегда. Дженна говорила, что эти истории всегда заканчивались или счастливо или все умирали. Она говорила, о чем то еще? Иногда я не могу вспомнить, злясь на то, что она оставила меня. Лифт останавливается, и двери открываются, Сесилия выходит из спальни. Она переоделась в ночную сорочку, а волосы в беспорядке. Надеюсь, она немного поспала.

– Куда вы ее везете? – спрашивает она слугу.

Он не знает, как ответить ей, чтобы она не беспокоилась. Она склонна к истерике и Вон безусловно расправится с ней, потому что теперь она ему не нужна.

– Я только съезжу вниз – говорю я ей.

– Ты не можешь ехать – говорит она – Ты не вернешься.

– Конечно, я вернусь – заверяю я.

Она яростно качает головой, лифт не закрывается, ожидая ее.

– Нет – говорит она – Рейн, пожалуйста, нет, нет. Я знаю, что ты не вернешься.

– Сесилия - огрызаюсь я. Я хочу ее утешить, но я слишком устала. Я хочу найти ложь, которая успокоит ее, но у меня она закончилась. В этот момент я могу сказать только одну самую лучшую ложь.
– Возвращайся в постель. Все будет хорошо.

Она не двигается.

– Ты не можешь оставить меня одну – плачет она, когда я отодвигаю ее со своего пути. Я не хочу оставлять ее здесь. Я не хочу. Но Вон не предсказуем. Зачем она ему теперь? Она больше не сможет дать ему внуков. Я не позволю ей, дать ему повод, избавится от нее. Я не хочу похоронить и ее. Она пытается встать между дверьми лифта, но когда они начинают закрываться, я отталкиваю ее, она не успевает опомниться, как двери закрываются.

– Спасибо - раздраженно вздыхает слуга. – Все как всегда. Она слишком бурно реагирует.

– Сегодня утром она видела в окно, как ее мужа похоронили – говорю я – Что ты делал сегодня утром?

Он прочищает горло и смотрит прямо перед собой на двери лифта. Когда двери открываются на первом этаже, Роуэн уже ждет меня в коридоре, я вижу его нахмуренное лицо, он приготовился меня жалеть. Я не даю повода.

– Вы выйдете прямо через кухню. Автомобиль будет ждать снаружи. – Говорит нам служащий когда мы отходим от лифта. После того как лифт уезжает, Роуэн говорит:

– Доктор Эшби рассказал мне, что случилось с его сыном, твоим бывшем мужем. Я сожалею, Рейн.

– Линден – говорю я тихо, двигаясь вперед – Его звали Линден.

– У тебя все еще есть чувства к нему, да? – спрашивает Роуэн.

Я говорю то, что сказал мне Джаред:

– Он был мне другом.

Я больше ничего не говорю, и больше не смотрю на него, хотя чувствую на себе его взгляд. Мой брат никогда не был особенно хорош по счету сострадания. Это помогает найти самый быстрый способ преодолеть утрату, и я не совсем готова. Я не уверена, что это возможно. Я иду по коридору, через кухню и на улицу. Вон уже ждет в лимузине, открыв дверь. На его сером костюме практически нет следов дождя. Я не могу заставить себя посмотреть на него, но он кладет руку на мое плечо, чтобы помешать мне сесть в машину. Он говорит Роуэну, чтобы тот садился вперед, а затем закрывает дверь.

– Похоже, что условия сделки изменились – говорит он – Но у меня все еще есть то, что тебе нужно, не так ли?

Он опускает лицо, пока наши глаза не встречаются, он ждет от меня очевидного ответа, будто я ребенок.

– Габриэль – говорю я.

– И у тебя, все еще есть то, что я хочу. Мне все еще нужно твое сотрудничество.

Я не знаю, что еще он хочет от меня. У него уже есть мое ДНК, и анализы моих глаз, и мой брат. У него достаточно топлива, чтобы забрать нас в такое место, где люди идут по жизни, безразличные и не обращающие внимания на наши страдания. Все это больше не спасет его сына.

– Я по-прежнему могу рассчитывать на наше сотрудничество? – спрашивает он.

Его глаза почти добрые. Я должна отвернуться и не смотреть, но я киваю.

– Хорошая девочка – говорит он и открывает дверь. Пока Вон жив, двери всегда будут открыты и там всегда будет ждать что-то ужасное, по другую сторону.

***

За время полета на Гавайи, Вон говорит нам, что сожалеет, что не организовал обед, но наше следующий эксперимент потребует двенадцатичасового голодания. Вместо этого он дает нам таблетки, и я благодарна, когда они заставляют меня почувствовать себя сонной. На каком-то далеком уровне, я чувствую свое тело, свернувшись калачиком на своем сиденье и закрыв глаза. К тому времени, когда мы приземляемся я в полубессознательном состоянии. Я пытаюсь позвать своего брата, но не могу пошевелить языком. Через тьму я вижу восточный ковер, который несется мне навстречу, когда я падаю, но кто-то удерживает меня под руки и сажает в кресло каталку. Мне уютно и тепло. Я слышу все через вакуум, шум города и волны океана, я падаю вниз, вниз, во тьму, все дальше. Хотя тьма не совершенна. Сквозь нее пробивается реальность. Холодный металл стола подо мной. Хирургические инструменты гремят по тележке. Голоса говорят в милях от меня, в месте, где по-прежнему что-то значит быть живым.

Я просыпаюсь, давясь и брызгая слюной. Из моего горла только что вынули трубку, когда мне удается открыть глаза, я вижу, как медсестра ее убирает. В комнате слишком ярко и я не могу видеть лицо медсестры, не могу сказать первого она поколения или нового или может что-то совершенно другое. Она мажет кубиком льда по губам и говорит мне, что я храбрая. Я хочу спросить ее, что происходит, но не могу говорить.

– Сейчас отдохнешь – говорит Вон – Дело сделано, Рейн. Все сделано.

***

Линден во тьме со мной, он пытается говорить. Но что-то не так. Я не слышу его слов. Я не могу понять их.

– Теперь ты должен уйти – говорю я ему, и он уходит. Даже мертвые понимают, что с некоторыми вещами нам придется столкнуться в одиночку.

***

Когда я снова открываю глаза, я лежу в белой комнате на матрасе.

– Рейн? – зовет Роуэн. И сразу же отходит от окна к моей кровати. Он одет во все белое, как и стены, и шторы, и одеяло, которым я укрыта. Есть еще одна кровать, на другой стороне комнаты, ее одеяла в беспорядке. Похоже, Роуэн восстановился быстрее меня. Он берет меня за руку. Странно, он никогда не был особенно ласков. Я нахожу в себе силы взять его руку. Сон отступает. Я стараюсь сказать:

– Что с нами происходит?

Он улыбается…, я такое редко видела, с тех пор как мы были детьми, когда мы были еще достаточно глупы, чтобы думать о том, что происходит в мире.

– Доктор Эшби сделал это – говорит Роуэн – Он модифицировал существующую формулу для излечения. Он представил ее на презентации президенту Гилтри сегодня утром. Мы оба должны были присутствовать, но ты спала, и я хотел быть здесь, когда ты проснешься. Я хотел быть единственным, кто скажет тебе, что нас вылечили.

Должно быть, я все-таки слаба, потому, что у меня проблемы с пониманием.

– Я думала, что ни одно лечение не является универсальным.

Он сжимает мою руку.

– Мы так думали – говорит он – Но на этой неделе он провел на нас тестирование и сравнил с другими тестами. Он проверил наши гормоны и наши клетки, и не один метод лечения, не сравнился с этим.

Все, что я понимаю, это слово «неделя». Линден мертв уже неделю.

– Рейн? – зовет Роуэн. Я слышу, он садится рядом, и комната расплывается от прилива слез. – В чем дело? – спрашивает он и вытирает слезы манжетой своего рукава.